В. И. Ильин
Постановка
проблемы Т.Вебленом
Потребление,
основным мотивом которого является демонстрация своего высокого социального
положения (прежде всего социально-экономического), называют показным,
престижным (потребление во имя завоевания престижа), статусным (цель —
демонстрация высокого статуса). Средством демонстрации статуса является высокая
цена демонстративно потребляемых вещей. Т.Веблен, американский экономист и
социальный теоретик конца ХIX в. (1857-1929 гг.), ввел в оборот понятие,
обозначающее это явление: «показное (демонстративное) потребление»
(Conspicuous Consumption), а также «показной (демонстративный) досуг»,
«показные траты».
Демонстративное
потребление — это «использование потребления для доказательства обладания
богатством«, потребление »как средство поддержания репутации»
(Веблен 1984: 108).
Этот
стиль потребления, по его мнению, был характерен для так называемого
«праздного класса» — новых богатых американцев, которые старались
подражать высшему классу Европы, но в отличие от него выставляли свое
потребление напоказ. Это показное потребление позволяло праздному классу
укрепить свое представление о себе как об элите американского общества.
					







Примерно
в то же время аналогичный феномен потребления как смысла повседневной жизни
изучался немецким социологом Георгом Зиммелем (1858-1918 гг.), но уже на
материалах Берлина.
В
период между двумя мировыми войнами идеи Веблена и Зиммеля были забыты. О них
вновь вспомнили в 1980-е гг., когда проблема потребления была выдвинута в центр
внимания социальных и экономических наук.
Демонстративное
потребление — это текст, состоящий из символов, то есть сознательно сконструированных
знаков. Это потребление, которое осуществляется в значительной мере для его
чтения, раскодирования окружающими. В той или иной мере тенденция к показному
потреблению характерна для всех эпох. Содержание этого текста просто: «Я
богат(а). Я респектабельный человек. Я преуспевающий». Однако в разных
культурах, эпохах одна и та же фраза пишется с помощью разных символов. Как в
разных языках одно и то же слово или буква могут нести разный смысл, так и в
показном потреблении один и тот же предмет может иметь разную смысловую
нагрузку. Один из читателей «Аргументов и фактов» сформулировал такой
афоризм: «Генеральские дачи — это современные пирамиды: размеры поражают,
происхождение — загадка» (АиФ. 1998. ? 20).
В
основе тяги к демонстративному потреблению лежит, вероятно, потребность в
принадлежности к группе богатых и могущественных. Будучи неудовлетворенной, эта
потребность у части людей может вызывать чувство дискомфорта. Так, Владимир
Брынцалов, известный русский богач и кандидат в президенты (1996 г.), рассказывал,
как он, однажды идя по улице, злился, что никто не знает, какой он богатый.
Тогда он зашел в магазин и купил дорогой кожаный ремень. И, говорит, полегчало
(Коростикова 1998).
Динамика показного (демонстративного) потребления
1. Влияние урбанизации
Активизация
общения между людьми подталкивает развитие демонстративного потребления. Как
писал Т.Веблен, «средства коммуникации и подвижность населения
представляют индивида на обозрение многих людей, не имеющих никаких других
возможностей судить о его почтенности, кроме тех материальных ценностей (и,
вероятно, воспитания), которые он, находясь под непосредственным наблюдением, в
состоянии выставить напоказ» (Веблен 1984: 122).
Индустриализация
стимулирует переселение людей в города (урбанизацию), что делает жизнь людей
более анонимной. Человек в городе постоянно находится в толпе и при этом не
перестает быть одиноким. Его в течение дня окружают тысячи людей, которых он не
знает и которые не знают его. В этой ситуации лишь через демонстрацию
потребления можно обозначить свой социально-экономический статус.
Текст,
который пишется в условиях анонимного существования, должен обладать
определенной спецификой. Поскольку «читатели» текста могут это делать
лишь мимолетно, то, по словам Т.Веблена, подпись, подтверждающая богатство
человека, «должна быть сделана такими буквами, которые бы читались на бегу
(1984: 122).
В
городе общение носит анонимный и более широкий характер по сравнению с
деревней. Отсюда различие в масштабах демонстративного потребления. В деревне
все знают друг друга лично и с разных сторон. Человек может одеваться как
угодно, но односельчане видят, сколько у него во дворе домашних животных и
каких размеров его дом, знают, как его семья питается. Здесь демонстративное
потребление имеет мало смысла: богатство на виду, а бедность не скрыть хорошей
одеждой.
Совершенно
иная ситуация в городе. Здесь люди судят друг о друге в основном по отдельным
штрихам, которые нередко являются сознательно сконструированными символами в
виде стиля потребления или использования отдельных вещей. Поэтому горожане
тратят на поддержание благопристойного вида существенно больше, чем деревенские
жители.
Это
ведет к изменению структуры потребления: траты на его видимые формы в городе
растут за счет экономии на скрытых формах потребления. Как отмечал уже
Т.Веблен, «для поддержания приличного внешнего вида городскому населению в
большей степени, чем сельскому, свойственна привычка жить впроголодь» (1984:
122). Благосостояние горожанина — в его одежде, автомобиле, а сельского жителя
— в обильном столе, прочном доме. Жители крупных городов часто свысока смотрят
на скромно и немодно одетых сельчан, но те, попадая в города, часто также
свысока смотрят на своих городских родственников, экономящих на питании. 
2. Первоначальное накопление капитала и
демонстративное потребление
Наиболее
ярко показное потребление проявляется в периоды первоначального накопления
капитала, когда возникают новые богачи (nouveau riches — «нувориши» —
термин, заимствованный из французского). В США, во многих западноевропейских
странах это была вторая половина XIX в. Аналогичный процесс развернулся и в
России 1990-х гг. Человеку тем или иным путем достаются большие деньги. Он
удовлетворяет все природные потребности и хочется признания, зависти
окружающих, уважения. К этому толкает извечная страсть людей к соперничеству, к
достижению победы в игре, разновидностью которой является показное потребление.
В таком случае потребляется не столько сама вещь, услуга, сколько отражение
этого потребления в глазах окружающих.
В
конце ХХ в. престижное потребление стало играть большую роль в постсоветской
России, где развернулся стремительный процесс первоначального накопления в
результате прежде всего передела государственной собственности.
Однако
демонстративное потребление не ограничено небольшой группой богатых. Основная
масса людей не богаты и не бедны, но хотели бы сойти за богатых. Поэтому
механизм показного потребления движет в первую очередь ими.
Демонстративное
потребление в России, как и в других странах в период первоначального
накопления капитала, сталкивается с проблемой многозначности текста. Участники
опроса экспертов, отмечая атрибуты богатого человека в России, отметили наличие
связи с криминальным миром (56%) (Коростикова 1998). Таким образом, человек
тратит огромные деньги, чтобы сказать: «Я богат, я принадлежу к избранному
слою преуспевающих людей», но окружающие читают не только это, но и текст,
который он, вероятно, не хотел бы озвучивать: «Я из криминального
мира».
3. Вовлечение в показное потребление средних и низших
слоев
Т.Веблен
подчеркивал две стороны потребления: демонстрируемую и скрытую от посторонних
глаз: «В результате того предпочтения, которое отдается демонстративному потреблению,
семейная жизнь многих классов сравнительно убога в контрасте с той
блистательной частью их жизни, которая проходит на виду. Как вторичное
следствие того же предпочтения люди скрывают свою личную жизнь от чужих
глаз» (1984: 141). В русской живописи этот феномен ярко иллюстрируется
картиной «Завтрак аристократа»: человек «белой кости» с
утра жует корочку хлеба и с испугом оглядывается на дверь, опасаясь быть
застигнутым в своей бедности. В современной России этот феномен бросается в
глаза, когда встречаешь дорогие марки автомобилей, припаркованные у обшарпанных
рабочих «малосемейных» общежитий.
Демонстративное
потребление свойственно всем слоям общества. Однако в абсолютном своем
выражении оно существенно различается. «Норма благопристойности, — как
писал Т.Веблен, — растет от слоя к слою, и под страхом утраты своего
привилегированного положения необходимо жить на уровне требований приличного
внешнего вида» (1984: 123).
К
атрибутам внешнего вида у средних и высших слоев относится не только одежда, но
и средства передвижения (в былые века — кареты, лошади, сейчас — автомобили).
Автомобиль для многих людей — это уже не столько средство передвижения, сколько
средство завоевания репутации преуспевающего человека. Чем выше слой, тем выше
нормы. В результате парадокс, наблюдаемый во все века: и бедные, и богатые
выбиваются из сил, стремясь поддерживать «приличный уровень»
потребления. Вся мировая литература прошлых веков полна историями о помещиках,
чиновниках, буржуа, которые тонули в долгах, но организовывали балы, содержали
большие экипажи, покупали дорогую одежду, жили в больших домах и держали много
неэффективно используемых слуг. Наше время не является исключением.
Новые
богатые дают начало потребительской гонке, и в нее волей-неволей втягиваются и
те, у кого нет «шальных» денег. Для обозначения своего статуса
последние вынуждены потреблять на грани своих финансовых возможностей.
Потребление реструктурируется таким образом, что первоочередным становится
показное потребление, а более насущные, но малозаметные для постороннего глаза
его формы ограничиваются. Показное потребление — это не болезнь отдельных
людей, это норма культуры, которая давит, диктует иррациональное по своей сути
поведение. В такой культуре быть скромным, прислушиваться только к своим естественным
потребностям неприлично. Не участвующий в гонке рискует оказаться в изоляции и
подвергнуться насмешкам.
Разумеется,
люди, втянутые в престижное потребление, в этом обычно не признаются ни себе,
ни тем более посторонним. Они говорят, что носят только то, что удобно,
комфортно, практично. Но, как подметил Том Вольф, эта «комфортная,
практичная» одежда всегда оказывается недавно купленной в наиболее дорогих
магазинах и соответствует текущим правилам показного потребления (Lurie:117-118).
4. Кризис показного потребления
Как
большой живот символизирует богатство лишь в голодном обществе, так и дорогая,
броская одежда, золотые украшения играют важную роль в показном потреблении
только относительно бедных стран. Предмет, который могут купить почти все, не
может быть частью показного потребления высших социально-экономических слоев.
Рубашка за 100 долларов — это шик для того, кто зарабатывает 500 долларов в
месяц, но не для имеющего сотни тысяч. Очень богатый может шикануть скромностью
в одежде, автомобиле, сбивая с толку подражателей, но он оторвется от них и
станет над ними, купив особняк за пару миллионов в Палм-Бич, где будет ходить в
потертых джинсах. Одежда из дорогих магазинов используется в основном для
престижного потребления у представителей среднего класса, а высший класс ищет
штучный товар от лучших модельеров. Внизу социально-экономической иерархии —
свои ориентиры показного потребления. Как правило, это товары из категории,
которая в комплексе доступна только следующему более высокому слою. Полностью
скопировать потребительский комплекс чужого слоя не позволяют материальные
возможности, но блефануть, купив одну-две видимые окружающим вещи из символов
более высокого слоя, можно. В США я видел относительно дорогие автомобили из
набора среднего класса рядам с домами трущобного типа в бедных районах. Это
феномен символической социальной мобильности.
В
России социальная структура находится в стадии коренной трансформации,
субкультуры многих групп только формируются, поэтому попытки жить по чужим стандартам
(экономить на хлебе, чтобы пить французский коньяк, жить в общежитии и ездить
на «Мерседесе») здесь встречаются гораздо чаще, чем в странах с
устоявшейся социальной структурой и культурой. Иностранцев из богатых стран,
приезжающих в Россию, часто удивляет обилие предметов высокостатусного
потребления (например, новых «Мерседесов») при в целом низком уровне
потребления.
Когда
время быстрых, шальных денег проходит и новые богачи наедаются и икры, и
зависти прохожих, многие постепенно начинают сознавать, что одни им завидуют, а
другие над ними смеются. И кого больше — спорный вопрос. Не удивительно, что в
нашей стране на смену анекдотам о страдающих от старческого маразма партийных
лидерах пришли еще более многочисленные анекдоты о «новых русских».
Когда новые богачи становятся уже не совсем новыми, обычно появляется тенденция
к подражанию аристократам: культивирование собственного достоинства, которое
нельзя купить за деньги, даже большие, равнодушие к зависти в глазах пешеходов,
ограничение показного потребления своим узким кругом. Этот тип потребления не
исчезает, но становится менее броским, ориентируется на внутриклассовое
восприятие: банкир конкурирует в потреблении с банкиром, а не с бывшим коллегой
по институту. Обычно эта тенденция к умеренности начинает проявляться во втором
поколении, когда вырабатывается устойчивая субкультура богатства.
Образцом
субкультуры богатства для многих богатых людей мира является английская
аристократия. Ее стиль имитировали и имитируют во многих странах мира. Ему пытаются
следовать члены высшего класса США. Особенность этого типа показного
потребления состоит в том, что оно наполнено символами «для тех, кто
понимает». Язык потребления британского высшего класса столь усложнен,
полон таких тонкостей, что человек, имеющий большие деньги, но не выросший в
этой среде, пытаясь имитировать, оказывается смешным, поскольку
«говорит» с грубыми ошибками. В Англии и США обычно выделяют старый и
новый высший класс. Первый представляет собой статусную группу, имеющую длительную
историю; члены этой группы с ранних лет впитали тонкости неброского языка
показного потребления «для тех, кто понимает». Новый высший класс —
это статусная группа богачей, которые выросли в среднем, а то и в рабочем
классе, несут на себе отпечаток его субкультуры. Они подражают старому высшему
классу, покупая схожие предметы, но они не могут виртуозно говорить на языке
этих предметов, поэтому, несмотря на свое богатство, они обречены испытывать на
себе взгляды сверху вниз членов «аристократии».
В
России, по всей видимости, эта тенденция к относительно скромному потреблению
примерно на уровне своего статуса или даже ниже него наметилась быстрее, чем в
других странах. Главной причиной этого, как мне кажется, является наличие
большого количества организованных преступных групп, гораздо быстрее прочей
публики реагирующих на показное богатство. В условиях современной России для
бизнесменов следовать классическим нормам показного потребления равносильно
предоставлению в налоговую инспекцию и разного рода рэкетирам завышенных данных
о своих доходах. И лишь самые богатые (олигархи), до которых бандитам трудно
дотянуться, демонстрируют классические типы показного потребления. Основная же
масса бизнесменов колеблется между показным потреблением и страхом попасть под
повышенное «налогообложение» бандитов, которые в подсчете доходов
проявляют меньше формализма, чем налоговая инспекция.
5. Рациональное зерно демонстративного потребления
Показное
потребление не всегда является просто средством утолить тщеславие. Порою в нем
прослеживается и рациональное зерно, не всегда отделимое от элементарного
блефа. Суть рациональности показного потребления может состоять в том, что
символическое потребление обозначает реальный потенциал, который стоит за
индивидом или фирмой. Поскольку в бизнесе нередко очень важно внушить партнерам
доверие к своему финансовому благополучию, то покупка на последние деньги
«Мерседеса — 600» не всегда является экономически иррациональной. Это
же касается и огромных особняков, часто в дальних странах, где жить не
придется. Подобный демонстрируемый уровень порою является залогом для получения
кредитов.
На
уровне нового среднего класса дорогая деловая одежда, превосходящая по своей
стоимости реальные возможности индивида, порою является средством получения
хорошей работы, поскольку создает образ (ложность которого не сразу проявится)
преуспевающего человека с хорошим вкусом. Однако здесь эта стратегия требует
очень развитого чувства меры, так как легко может дать обратный результат.
Например, служащий, одевающийся лучше своего шефа, не всегда может рассчитывать
на понимание. В условиях, когда реальные доходы уже известны, чрезмерные по
существующим стандартам траты на потребление могут создать дурное впечатление.
6. Количество как инструмент показного потребления
Показное
потребление проявляется часто не только в качестве престижных предметов, но и в
их количестве. Так, в США в среднем классе довольно распространено приобретение
предметов с якобы узкой специализацией. Человек, время от времени занимающийся
физкультурой, может иметь целую коллекцию хороших кроссовок на все случаи жизни
(для уличного кросса, для баскетбола, для гольфа, для езды на велосипеде и
т.д.). Катающийся на велосипеде часто имеет несколько дорогих велосипедов
разной специализации и разных годов выпуска (новые модели покупаются, а старые
еще пригодны для использования). Аналогичным образом копятся коллекции
автомобилей, количество которых также не соответствует нуждам реальной
практики. Еще чаще, особенно у женщин, встречается постоянная смена одежды.
Этот вариант показного потребления в силу экономической доступности уже широко
встречается и в разных слоях в России. Идеальная модель для этого типа —
французская императрица Мария-Антуанетта, которая никогда не одевала один и тот
же наряд дважды. Для массы людей со скромными доходами такая форма показного
потребления может иметь тяжелые экономические последствия.
Нередко
люди пытаются обозначить свой статус частотой смены недорогой одежды. А.Лури
приводит случай тонкой насмешки, ставящий на место сослуживицу, нарушившую
правило: «О! Ты снова в этом милом платье!» По ее словам, порою в
учреждениях факт появления женщины на работе во вторник в том же наряде,
который она одевала в понедельник, рассматривается как показатель того, что
ночь ей пришлось провести не дома (Lurie: 125).
7. Язык показного потребления
Любой
текст многозначен. Когда же в качестве текста выступает стиль потребления, его
чтение происходит в условиях отсутствия жестких правил и определений. Разные
люди могут прочесть один и тот же вариант потребления по-разному. Правда,
стиль, ставший элементом культуры данного общества, содержит в себе ядро,
читаемое более или менее единообразно. В этом основа взаимопонимания в процессе
общения. В каждом обществе складывается свой господствующий стереотип богатого
человека. Сложился он и в постсоветской России.
Всероссийский
центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) провел опрос населения России,
пытаясь выяснить символы, которые масса населения читает как обязательные
признаки богатых людей. На первые места вышли иномарка, большая квартира и
отдых за границей (Коростикова 1998).
Институт
социально-экономических проблем народонаселения РАН провел опрос экспертов
(1130 предпринимателей, чиновников, депутатов, адвокатов и т.п. групп, которые
более всего склонны к показному потреблению). По их мнению, главный признак
богатства — личная охрана (77%). Затем идут такие символы, как загородный
коттедж (76%), престижная квартира (75%), престижный автомобиль (71%), вклады в
зарубежных банках, вертолет или самолет. Только одна треть назвала признаком
богатства дорогую одежду.
Если
сгруппировать символы богатства, то на первом месте — это недвижимость,
включающая не только жилье, но и офис. На втором месте — средства передвижения,
автомобили, самолеты и вертолеты. На третьем — большое количество подчиненных,
включая охрану. На четвертом месте — обладание предметами роскоши
(драгоценности, картины, антиквариат). На пятом — современные средства связи
(Коростикова 1998). Соответственно, человек, стремящийся считаться в глазах
окружающих богатым, должен придерживаться выше описанного языка потребительских
символов.
Для
демонстрации высокого статуса используется весьма широкий набор предметов
потребления, услуг, стилей жизни. В принципе эту функцию может выполнять любой
товар или услуга, имеющие высокую цену и открытые для более или менее широкого
обозрения. Главный же атрибут вещей, используемых для показного потребления, —
их дефицитность, недосягаемость для широкой публики, которая может их
наблюдать, но не иметь.
Английский
писатель Г.Честертон (1874-1936) описывает технологию превращения ресторана в
отеле «Вернон» в чрезвычайно престижное место. Отличительной чертой
ресторана стала его исключительность, которая достигалась не качеством
обслуживания (оно было высоким, но не лучше, чем во многих других местах), а
затрудненностью доступа. Деньги, пишет Г.Честертон, получались не за то, что
сюда привлекали людей, а за то, что их сюда не допускали. Хитрый хозяин
специально создавал трудности в допуске, «чтобы богатые клиенты могли
посредством своих денег и дипломатии их преодолевать». Так, в этом
ресторане был всего один стол, за которым могли одновременно сидеть только 24
человека. Этот стол находился на открытом воздухе, поэтому наслаждаться
трапезой здесь можно было только в хорошую погоду. И чем труднее было получить
удовольствие от такой трапезы, тем больше возникало стремление участвовать в
ней за большие деньги. Хозяин гостиницы и ресторана заработал миллион фунтов
стерлингов, регулируя доступ в это трудно доступное, а потому и очень
престижное место (Chesterton 1994: 51-52). Аналогичным образом марки, монеты,
специально выпускаемые в очень ограниченном количестве, сразу же становятся
чрезвычайно дорогими и превращаются в мечту коллекционеров. На этом строится
маркетинговая стратегия ведомств, ответственных за выпуск коллекционных
предметов. При этом технологические и эстетические качества этих предметов не
имеют никакого значения. Среди самых дорогих марок есть просто бракованные, их
ценность — в этом быстро устраненном браке. Если в производстве товаров для
массового потребления залогом коммерческого успеха является рост объемов
продаж, то в производстве предметов престижного потребления маркетинговая
стратегия основывается на тщательном ограничении этих объемов. «Мерседес — 600»,
выпущенный по доступной цене в большом количестве, автоматически утратит свою
престижность и привлекательность.
В
конструировании стиля престижного потребления важную роль играют элитарные виды
спорта. Так, в Великобритании настоящий джентльмен традиционно занимался и
занимается скачками, играл в крокет. У большинства других народов, в том числе
и в России, господствующий класс увлекался дорогими видами охоты. В наше время
некоторые виды спорта являются формой показного потребления: гольф, верховая езда,
плавание на яхтах, большой теннис, горные лыжи. В России в 1990-е гг. благодаря
стараниям Б.Ельцина в высшей политической элите стал входить в моду большой
теннис. Из верхних политических эшелонов он стал распространяться и в других
группах богатых людей. Привлекательность элитных видов спорта состоит лишь в их
недоступности (обычно по экономическим причинам) для широких масс потребителей.
Нередко эта труднодоступность создается искусственно.
Имеется
набор предметов, которые веками выполняют функцию языка показного потребления.
Это прежде всего ювелирные украшения. Традиционным предметом показного
потребления являются также меха. С древних времен они используются как символ
богатства. Длительное время шубы в Европе и Америке были предметами прежде всего
мужского гардероба. И лишь с рубежа XIX-XX вв. их стали носить преимущественно
женщины (Lurie: 127).
Широко
используются в качестве предметов показного потребления жилища, средства
передвижения. Правда, со временем идет их эволюция: если еще в прошлом веке
богатые демонстрировали свое богатство, запрягая в свою карету как можно больше
лошадей, то в современном обществе эта же цель достигается использованием очень
мощных автомобилей. Это средство передвижения играет одну из важнейших ролей в
передаче информации окружающим о социальном статусе владельца. Появился целый
класс очень дорогих автомобилей, одна из главных привлекательных черт которых
состоит именно в их цене.
Традиционно
важную роль в демонстративном потреблении играют часы. Разумеется, люди, покупающие
очень дорогие часы, обосновывают свою покупку их качеством. Действительно, часы
за 3 и за 50 долларов могут отличаться прочностью, точностью хода, надежностью.
Однако технологические качества часов за 3 тыс. долларов не могут быть в тысячу
раз выше, чем у часов за три доллара. При выходе на очень высокий уровень
потребляются качественно иной потребительское свойство — способность
демонстрировать высокий материальный статус.
О.Бакс,
эксперт аукциона Сотби по часам, так разъяснил язык часов: «Высококачественные
часы говорят: «Узнай меня». И это выражается двумя средствами: ценой
и редкостью. «Если мужчина или женщина имеют достаточно средств, чтобы
приобрести стальные «Rolex Daytona» — часы, которые сейчас невероятно
редки, то они этим говорят: «Я принадлежу к узкому кругу. Я связан с
ним«. В то же время баснословно дорогие часы говорят также: »Смотри!
Я могу надеть «Porsche» на мое запястье». Цены на часы,
демонстрирующие принадлежность к высшим доходным слоям, достигают очень
высокого уровня. Так, на аукционе Сотби были проданы стальные часы «Patek
Philippe Chronograph» по цене на 95 тыс. долл. выше первоначально
запрошенной суммы в 25 тыс., а та же менее редкая золотая модель — за 30 тыс.
долл. (Krienke 1998). Зафиксированная рекордная цена ручных часов — 1,715 млн.
долл. Такая сумма была в 1996 г. выплачена в Женеве за часы «Patek
Philippe Calatrava», которые в 1981 г. были куплены за 155 тыс. долл.
(Alderson 1998).
Список литературы
Веблен
Т. Теория праздного класса. М., 1984.
Коростикова
Т. Богатого делают часы // Аргументы и факты. 1998. ?20.
Alderson S. Investment Dressing // Newsweek. 1998. April 27.
Chesterton G.K. Father Brown Stories. L., 1994.
Krienke M. The Watch as a Style Statement // Newsweek. 1998. April
27.
Lurie A. The Language of Clouthes. The Definitive Guide to People
Watching through the Ages. Hamlyn Paperbacks, 1983.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://globalconsulting.com.ua