Свои
исполненные небесной печали и заряженные самым отборным сарказмом
«Марсианские хроники» и «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери
творил совсем в другую эпоху, однако популярны и актуальны они и сейчас, когда
ракеты одна за другой устремляются к облюбованной им когда-то Красной планете.

Рэй
Брэдбери родился 22 августа 1920 года в Уокигане (США, штат Иллинойс), то есть
ровно 85 лет назад. Казалось бы, он стал писателем в другие времена и при
других нравах, чем нынешние. Но удивительно, как описанное им будущее сегодня
приняло реальные очертания: и ракеты к Марсу летят одна за другой, и
новоявленные хунвейбины пытаются изъять «неправильные» книги. Ученых
держат на голодном пайке и нещадно «реформируют», а простые люди
смотрят бессмысленные телешоу, чтобы отвлечься от мыслей «о чем-то
большем».

Приятно
размышлять о том шоке, который должны были испытать первые читатели так
называемых фантастических рассказов Рэя Брэдбери, когда он наконец стал тем
Брэдбери, что известен нам сейчас.

Настоящий
Брэдбери появился в тот самый момент, когда он отказался от попыток написать
что-либо в жанре «полноценной» научной фантастики, чего он все равно
никогда толком и не умел, и дал волю своему лукавому воображению. Из-под пера
стали выходить какие-то волшебные и страшноватые, чудные и грустные притчи, в
которых потом только оставалось по вкусу расставить абсолютно чуждые, но столь
веско звучащие слова: «Марс», «марсианский»,
«марсианин», «ракета», «космодром»,
«робот», «машина времени». Все оказалось очень просто и
одновременно замысловато… Да… и еще даты. Среди полурасплывчатых видений,
марсианских миражей, растворяющихся, тающих подобно воску коварных лиц (именно
в тот момент, когда они станут уже не нужны ни писателю, ни читателям),
анекдотических историй, когда «забывчивый» автор, будто бы и не
способный запомнить, что именно об истории, «хронике» освоения Марса
он написал всего пару страниц назад, обрушивает на нас поток новых выдумок
будто бы с чистого листа, вот — насмешливым контрастом — проставлены
«конкретные» даты. Глаза невольно тянутся к тому месту в хронике,
которое для нас нынешних «уготовил» молодой фантаст, восходящий на
вершину своей славы.

Ракета
у Брэдбери описывается так: «красавица ракета — такая изящная, стройная и
родная…» На Марсе она появится не сразу, нехотя, в тот момент, когда без
нее уже ну никак не обойтись. И также нехотя она протащит за собой свое
«полуслучайное», как бы на ходу «подсыпанное» в излишне
легкомысленную словесную конструкцию содержимое: «металл, резина,
гравиаторы [?!], пища, одежда, горючее, оружие, трапы, гайки, болты,
ложки…» Мы можем прочесть рассказ про марсиан до самого конца, но так и
не узнать, как собственно выглядели эти самые марсиане. Похожи ли они были на
людей или у них, к примеру, щупальца или хотя бы третий глаз… Брэдбери все
это кажется несущественным — несущественным для того, о чем он на самом деле
нам хотел сказать: передать свою грусть, свои страхи, свою надежду.
Единственное, что его занимает порой из «вещного мира» — это цветовая
магия: «желтые глаза горели», «смуглая кожа»… Вот вам и
все марсиане, как это ни невероятно… В конце концов этот эффект легкости
преображения позволяет нам так запутаться в страницах и датах, что уже не
вызовет никакого удивления, если люди в какой-то неуловимый момент поменяются
местами с самими марсианами («Были они смуглыми и золотоглазыми»).
					








В
невиданном калейдоскопе сменяющихся лиц местами меняются не только марсиане с
землянами, но и каратели-пожарники, проводящие показательные зачистки, — с
отверженными беглецами («451 градус по Фаренгейту»), роботы — с
людьми, чудаковатые непокорные олигархи — с злобноватыми проницательными
инспекторами («Эшер II»), беззащитные дети — с отъявленными
злодеями…

Сейчас
разом заплачут все маленькие девочки: увы, создатель изысканного «Вина из
одуванчиков», мягко говоря, не любит детей. Об этом, впрочем, догадывались
все серьезные малолетние очкарики, тщетно выискивавшие в свое время в
ускользающей от них атмосфере фантастики Рэя Брэдбери из «антологий
детской литературы« свою неизменную »пищу для ума». Брэдбери —
отъявленный враг всякого «полезного чтения», ненавистник прагматизма
— эта тема даже не обсуждается, на эту тему просто объявляется новый книжный
крестовый поход…

Самые
жуткие и бескомпромиссные враги в брэдбериевских рассказах — это, конечно, не
романтичные марсиане, это они — «маленькие убийцы», обитатели
«детских площадок» играющие в «отраву» с
«Вельдом» и еще чем-то более страшным — штучками из «Урочного
часа» — наперевес… Именно детки — самые злобные пришельцы и захватчики,
с которыми просто невозможно договориться по-доброму. Они же — и только они —
способны остановить сущее зло, которое, впрочем, меркнет и бледнеет в свете
этой новой повсеместной угрозы («Жилец из верхней квартиры»,
«Песочный человек», «Надвигается беда»).

Парадоксов
хватает. Вслед за маленькими девочками просто обязаны заплакать профессора в
очках-велосипедах, составители списков всех «прогрессивных зарубежных
писателей«. Опустят усталые руки поборники Прогресса. »Зрелый»
Брэдбери «прогрессивным» никогда и не был, даром что писал о Марсе,
космосе и о путешествиях во времени, попутно издеваясь не только над своими
технократами-современниками, но и над уже «почти» классиками — от
мсье Верна до Хьюго Генсберга, от Уэллса до своего любимого Берроуза.
«Прогресс» — это слово у него почти что ругательное, наравне с
«прагматизмом» и «реализмом», «лояльностью»,
«комфортом» и «достижениями» («Бетономешалка»). Конечно,
«чернушечный» «непрогрессивный» Брэдбери, ведущий свою
писательскую родословную на самом деле от Эдгара По и Бирса, мастер ужастиков и
детективов, пришел к нам лишь в последние десятилетия (сборники «Карнавал
Тьмы«, »Октябрь на дворе«, »Маленький убийца»), но и в
прежнем Брэдбери хватало того, за что творцы предисловий и послесловий к
советским сборникам были вынуждены витиевато извиняться и от чего даже
открещивались: «…окружающий его мир настолько бесчеловечен, что он не
может не погибнуть. Вот почему в его рассказах порой слышится мотив неизбежного
конца, огня, в котором гибнет и все злое, и все дорогое сердцу»
(Р.Нудельман, «Фантастика Рэя Брэдбери»). Ведь в конце-то концов сам
когда-то увлекавшийся технократическими идеями Брэдбери прославился как автор
выразительнейшего «антитехнократического» романа — «451 градус
по Фаренгейту».

Самые
гениальные рассказы Брэдбери — вроде «Косы» и «Лед и
пламень« — не нуждаются ни в малейшем обосновании »реальности»
подобных миров, а выписанный мимоходом антураж столь условен, что века кажутся
мимолетным сном уже самим героям этих рассказов (если они все-таки выживут).
Ощущение призрачности или, по крайней мере, преступной хрупкости прошедших
тысяч и миллиардов лет не покидает нас от начала до конца — происходит ли это
на Марсе («И по-прежнему лучами серебрит простор луна…»,
«Гость»), на Земле ли («И грянул гром») или еще где-нибудь
(«Уснувший в Армагеддоне»)…

И
эта призрачность как социального, так и технического прогресса особенно
отчетливо видна теперь нам — живущим в светлом XXI веке, — так и не ступившим
толком на Марс, но зато занятым с одной стороны борьбой с терроризмом, а с
другой — непрекращающейся тяжбой с властями, стремящимися под флагом борьбы с
этим самым терроризмом и сепаратизмом загнать всех в теплый, почти что
благоустроенный, но совершенно бездумный хлев.

Брэдбери
— это, конечно, своего рода эмблема фантастики, даже, если угодно, научной
фантастики, однако эмблема весьма парадоксальная… Скорее уж это эмблема
непокорной марсианской романтики.