…И
вот дочитана эта необыкновенная книга — впрочем, небрежное слово
«дочитать» мало подходит к К. Паустовскому: ведь с последней
перевернутой страницей любого его произведения с благодарностью расстаются и с
сожалением прощаются. И всегда что-то похожее на удивление и сомнение охватывает
нас: как, этот прекрасный, блистающий всеми красками, звучащий и движущийся
мир, столь волшебно родившийся прямо на наших глазах, — неужели и он, подобно
обыкновенным книгам, тоже имеет последнюю страницу?
Действительно,
проза К. Паустовского в полной мере обладает тем редкостным свойством, какое
присуще лишь самой жизни, — она бесконечно разнообразна и в своих смысловых,
красочных, музыкальных, порой едва уловимых подробностях неизменно свежа, так
что при любом повторном чтении всегда кажется чуточку незнакомой, — это,
наверное, и придает каждой встрече с ней легкий привкус неразгаданной прелести.
Ее можно перечитывать множество раз и всегда обнаруживать всё новые и новые
пропущенные оттенки. Иногда поражают даже не нюансы и полутона, не отдельные
слова, а целые страницы!.. Предположим, вы читали «Мещерскую сторону»
и почему-то совершенно не обратили внимания, какие там у К. Паустовского идут
дожди, вас, наверное, задержало что-то иное, но, перечитав те же страницы в
другой раз, вы с удивлением обнаружите, что мелодии небесной влаги, звенящей,
шумящей, ворчащей, поющей, сосредоточенной, вкрадчивой, не менееважны в этой
повести, как, скажем, звуки птиц, или шум деревьев, или звон высоких жестких
приречных трав, когда дует сильный ветер.
Именно
так бывает и в самой жизни: вы постоянно находите в ней то, что, конечно же,
всегда в ней существовало, на что вы уже неоднократно смотрели, но почему-то не
видели. Но это «что-то» в какой-то день вдруг четко и выпукло
проявилось, как будто только что родилось на ваших изумленных глазах.
Вот
почему создается впечатление, что в прозе К. Паустовского, еде мир словно
постоянно творит и возобновляет сам себя, где слово неотрывно от жизни, эта
традиционно беллетристическая так называемая «последняя страница» как
бы отсутствует. Повествовательные рамки у писателя широко разомкнуты, сюжет
размыт. В такую свободную прозу легко входят и естественно в ней перемежаются
самые различные времена и несхожие географические пространства. Они живут в
этом просторном мире, в этой живой вселенной собственной нескончаемой жизнью.
Может
быть, здесь и заключена одна из причин особой прочности такой на вид хрупкой,
лирически нежной, похожей на прекрасные стихи прозы Паустовского.
Обилие
странствий, описанных им, прямо-таки поражает. Он был на Кольском полуострове,
жил в Мещере, изъездил Кавказ и Украину, Волгу, Каму, Днепр, Оку и Десну,
Ладожское и Онежское озера, был в Средней Азии, на Алтае, в Сибири, в Крыму,
Латвии, Эстонии, Литве, Белоруссии, посетил Афины, Стамбул, Рим, Париж,
Стокгольм, — впрочем, если перечислять все места, потребовалось бы составить
очень длинный список. Все поездки тик или иначе «отзывались» в
творчестве — иногда это был рассказ или очерк, иногда целая книга. Мещерский
край, эта последняя любовь К. Паустовского, вызвал целую россыпь изумительных
по лиризму рассказов и пленительную по своей поэтичности, прозрачности красок и
музыкальности повесть «Мещерская сторона». Поэтичность всегда
сочеталась у писателя с такой документально-географической точностью, что его
лирическая проза была предметом уважительного внимания ученых-географов.
Эта
страсть к путешествиям зародилась у К. Паустовского в детстве — она пришла от
книг, в которых описывались разные экзотические страны. Как это часто бывает,
тяга к необычному, распалявшая воображение и дававшая крылья самым
необыкновенным мечтам, возникла у киевского гимназиста, сынажелезнодорожного
статистика, вопреки окружавшей его прозаической среде, с ее серенькими буднями
и скучными праздниками.
Уход
в другую, вымышленную действительность был, как это видно из автобиофафической
повести «Далекие годы», неосознанным протестом, затаившимся бунтом и
противоядием против косной, мещанской, тоскливо аккуратной, бескрасочной
повседневности. Проза Паустовского озарена добрым чувством и поэтому светла.
