МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. М.В. Ломоносова
Социологический факультетРеферат по общей социологии
на тему:«Личность как субъект и продукт социальных отношений»
Студентов 1-го
курса,
102 группы,
Кузнецов Р.С.
Суханов Д.А.Москва 1997
Когда мы пытаемся оценить обычного человека, предположим,
описать своего знакомого людям, не знающим его, мы рассказываем о
его хороших или плохих качествах и чертах характера, мы говорим о
людях, которые его окружают, о его семье, роде занятий, — в общем,
обо всем, что с той или иной стороны характеризует человека как
личность, выделяет его из общей людской массы. При этом мы пытаемся
найти этому человеку место среди других известных нам людей,
оценивая каждое его достоинство или недостаток. Но в данном случае
«началом отсчета» является для нас некий «усредненный», обычный
человек, тот кто не слишком выделяется из привычного нам круга
общения, кого мы не удивились бы увидеть рядом с собой. И обращать
внимание мы будем, в основном, на его странности, то есть на то,
что отличает его от других.
Что делать в случае, когда именно какая-то характерная особен-
ность человека проявляет себя как его талант ? Тогда в описании
личности мы вынуждены обращать внимание в основном на эту
конкретную черту, рассматривая всю остальную часть человеческой
натуры лишь с точки зрения оказываемого на этот талант влияния.
Так, говоря об известном писателе, мы в первую очередь оцениваем
его творчество, его место в литературе вообще, а уж потом беремся
говорить о биографии, да и то сначала пытаемся найти в его жизни
объяснение его книгам, а потом уж вглядываемся в личные качества. В
этом случае мы ищем место человека не среди обычных людей, а уже в
кругу избранных — равных ему по проявленному таланту.
Как же тогда найти место человека, о котором можно сказать, что
он гениален ? Если человек вершил судьбу пусть не мира, но страны,
если он первенствовал во мно-жестве дел, если он оставил по себе
память на несколько веков, если, обладая множеством талантов, он
нашел в себе энергию для всех них, — то как тогда рассуждать о нем
?
Такая личность, разумеется, требует иного масштаба измерения.
Получается, что надо говорить не только о его происхождении и всей
жизни, но и о его положении среди тех, кто окружал его, о его роли
в собственной эпохе и о его влиянии на всю историю человечества в
целом. В данном случае качества человека как такового важны лишь
постольку, поскольку они объясняют в какой-то мере его деяния .
Гораздо важнее, на мой взгляд, проникнуться ощущением эпохи,
которая породила и пробудила к действию гения.
Столь длинное вступление должно, как мне кажется, пояснить,
почему для анализа политических взглядов Никколо Макиавелли
совершенно необходим рассказ о нем самом, о времени, в котором он
жил, о той памяти, которую он по себе оставил.
Итак, Никколо Макиавелли родился в 1469 году во Флоренции. В
истории Италии это время — конец кватроченто — навечно останется с
гордым и прекрасным именем Высокого Возрождения. Даже сейчас эпоха
эта притягивает блеском своих достижений. Кажется, ни в предыдущие,
ни в последующие века не только Италия, но и любая другая страна не
рождала столько титанов. Никогда более, может быть, кроме краткого
века расцвета Перикловых Афин человечество не взмывало столь
внезапно на такие высоты Разума, Духа и Искусства. Именно в Италии
раньше всего выплеснулось наружу все новое, что зрело в глубинах
Средневековья, и словно бы кругами разошлось по тогдашней Европе.
Пусть даже это преувеличение, но в каком-то смысле эти волны
пробудили Шекспира в Англии, Вийона и Ронсара во Франции, Дюрера в
Германии. Что же тогда говорить о самой Италии, где в течении трех
веков сияли такие светочи челове-ческого гения, равных которым в
истории Европы уже не появлялось более. Это время впитало в себя
все ценности античного мира, — сама земля Италии, хранящая в себе
бесценнейшее наследие Республи-канского и Императорского Рима, а
через него и Греции времен ее наивысшего расцвета, подарила вновь
взглянувшему на мир челове-честву мудрость Аристотеля, Платона,
Геродота, красноречие Цицерона, гений Вергилия и Овидия, чеканную
латынь Цезаря. Но века христианства, века веры в духовное начало, в
божественное предназначение человека, в торжество Духа над бренной
плотью обогатили античный культ человека как прекраснейшего
творения природы осознанием духовной мощи человека — творца,
движущей силы своей судьбы.
Итальянский гуманизм, впитав в себя лучшие черты Средневе-ковой
культуры и отвергнув ее, повернулся к Античности; но, выведя на
свет классические рукописи из монастырских библиотек и древниеруины из скрывавшей их земли, гуманисты наполнили их своим новым
мироощущением. Из античной «игрушки рока» человек в эту эпоху
становится хозяином своей судьбы. Такое место в мире никогда до
этого не грезилось человеку. Марсилио Фичино — один из видней-ших
деятелей того времени — пишет по этому поводу :
«… кто станет отрицать, что гений человека
почти такой же, как у самого творца … » ,
ведь в этой фразе есть и дерзость, и вызов, и гордость называться
Человеком.
Человек, каким мыслили его итальянские гуманисты эпохи
Возрождения — сильный, смелый, развитый физически и духовно,
прекрасный и гордый, подлинный хозяин судьбы и устроитель лучшего
мира. Не случайно же именно тогда, за четыре века до взятия
Бастилии, было провозглашено право человека на свободу и счастье.
Именно тогда были впервые утверждены принципы равенства, спра-
ведливости и человечности. Еще в XIII веке Флорентийская республика
освободила крестьян от крепостной повинности, обосно-вывая такое
решение следующим поразительным для того времени политическим
«кредо» :
» Свобода есть неотьемлемое право, которое не может
зависеть от произвола другого лица, и необходимо, чтобы
республика не только поддерживала это право, но и укрепляла его
на своей территории.»
Флоренция вообще становится своего рода столицей Возрождения,
подлинно «новыми Афинами». В отличие от Рима, находившегося под
сильным влиянием папства, Флоренция всегда была свободолюбивой.
Именно во Флоренции, начиная с Джотто, творили ярчайшие мастера
живописи, архитектуры и всех мыслимых «изящных искусств». К концу
XV века город уже приобрел те неповторимые и прекрасные черты,
которые и по сей день привлекают тысячи людей. Уже были построены
великолепные храмы и дворцы, уже были написаны уникальные фрески и
на площадях города уже были установлены прекрасные статуи. Примерно
в это же время во Флоренции работали и Леонардо да Винчи, и
Микельанджело, и Рафаэль.
Само время тогда властно требовало гениев. Человек хоть сколько-
нибудь талантливый не мог позволить себе оставаться в безвестности,
а мальчик, родившийся в уважаемой флорентийской семье и получивший
при крещении имя Никколо, был, как оказалось, очень талантлив.
Уже в достаточно зрелом возрасте в письме одному из «великих
мира сего» Маккиавелли писал, что с самого детства его в жизни
окружали скорее нужда и лишения, нежели груды богатств, почести и
слава. Чего тут больше, лукавого притворства или же искренней
жалости к самому себе ? Трудно сказать. Конечно, Макиавелли родился
не в герцогском дворце, но его родители не были и нищими. Семья
Макиавелли была достаточно древней, — во Флоренции они обосновались
еще в XII веке, многие члены этого семейства входили в городской
Совет Пятисот, были в семье и военачальники, и священ-ники. Что
касается непосредственно родителей Никколо, то его отец был
достаточно известным юристом, к тому же, постольку поскольку он
происходил из сословия нобилей, он владел также небольшим
поместьем, — в общем, вопреки заявлениям Никколо, семья их далеко
не бедствовала. Во всяком случае, родители смогли дать своему сыну
блестящее классическое образование, пусть даже финансовое положение
семьи и не позволило Никколо пройти университетский курс .
Один из историков заявил, что Макиавелли надо было благодарить
судьбу, уберегшую его от университетов того времени. Именно в этих
«очагах знания» как нигде сильны были средневековые традиции, и
вряд ли сухая схоластика очень обогатила бы ум. Хотя, наверное,
даже университет не убил бы в Никколо Макиавелли живости ума и
души.
Мы не знаем, кто были школьные учителя Никколо, но истин-ными
наставниками для него стали книги. У его отца была прекрасная
библиотека латинских авторов, и когда сын достаточно овладел
латынью, ему открылся мир высокой мудрости прежних поколений: Тит
Ливий, Тацит, Цицерон, Цезарь, Вергилий, Катулл, Овидий, — весь
опыт вечноживущего человечества, все что к этому времени стало
доступным просвещенному и заинтересованному читателю. Древнегре-
ческого языка Макиавелли не знал и поэтому с шедеврами Гомера,
Платона и Аристотеля он был знаком только в их латинских пере-
водах. С юности же у Никколо проявился вкус к родному италь-янскому
языку. Как писатель Макиавелли развивался под влиянием Петрарки и
Данте, — у него было у кого поучиться .
Никколо повезло и еще в одном — в его семье было принято
нередкое в то время свободное отношение к религии и Церкви. Даже
мать его не была набожной. Наверное, именно это помогло Макиавелли
впоследствии реально, а то и критически оценивать роль церкви в
жизни Италии. Чего стоит одна его пьеса «Мандрагора» ! Написанная в
духе «Декамерона» Боккаччо, шутливая пьеса направ-лена против
человеческой косности и тупости, но там где дело касается церкви,
она перестает быть безобидной шуткой и превраща-ется в острый
памфлет, больно жалящий как продажных священни-ков, готовых ради
денег даже на прямое нарушение своего пастыр-ского долга, так и
против людской доверчивости , возводящей каждое слово человека в
рясе в ранг божественного откровения.
Роль церкви и в истории Италии, и в истории Европы Макиавелли
оценивал также очень негативно. Возможно, если бы Александру VI,
Юлию II или любому из их предшественников удалась попытка
объединить Италию под властью римской курии и создать единое и
независимое итальянское государство, Макиавелли по-друго-му отнесся
бы к политике Ватикана, но даже это кажется сомнитель-ным. Конечно,
как политический деятель Макиавелли умел принимать и ценить прежде
всего успех и вполне по-иезуитски оправдывать практически любые
средства, ведущие к достижению поставленной цели. Но все же он был
патриотом своей страны, как Флоренции, так и всей Италии, — недаром
основное несчастье своей родины он видел в том, что церковь не
обладала достаточной силой, чтобы объединить страну, но была
достаточно сильной, чтобы помешать ее объединению не под своим
главенством. В «Государе» Макиавелли приводит множество примеров
ошибочной политики пап, и ошибки эти объясняет тем, что Ватикан
свои интересы всегда ставил выше общенациональных интересов Италии.
Пожалуй, един-ственным государственным деятелем, выступавшим на
стороне римской курии и заслужившим одобрение и почти восхищение
Макиавелли, был Цезарь Борджиа, хотя нельзя сказать, что Борджиа не
преследовал личных интересов, а сражался только за идею мирового
господства Римской Католической церкви. И именно в этой личной
заинтересованности, в огромной энергии и воле, в государст-венном
уме Чезаре Борджиа видел Макиавелли залог прцветания страны,
управляемой таким человеком. Но — vae victis ! — обстоятельства, да
и сама судьба были против Борджиа, хотя он был очень близок к
осуществлению своих планов. И, кажется, именно эта неудача как бы
окончательно определяет отношение Никколо Макиавелли к церкви и ее
политике. Впрочем, это неприятие было вполне взаимным: уже в 1559
году католическая церковь внесла труды Макиавелли в «Индекс
запрещенных книг», хотя политическими принципами, изложенными в них
продолжала пользоваться .
Однако, возвращаясь к биографии Макиавелли, хотелось бы
поговорить о его политической деятельности. Волею судьбы жизнь
Никколо Макиавелли разделена на две почти равные по продолжи-
тельности части: первая — это весьма бурная политическая, военная и
государственная деятельность в качестве секретаря флорентийской
республики, а потом и доверенного лица и советника правителя
Флоренции, а вторая — время изгнания из родного города с приходом к
власти Медичи, ссылки в собственное поместье и полного отстране-ния
от всякого рода деятельности, кроме литературной .
Благодаря этому несчастливому повороту колеса Фортуны жизнь
Макиавелли прекрасно соответствует пушкинским
строкам :
» Блажен , кто с молоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел … «
Именно во время своей вынужденной отставки Макиавелли, уже
многое повидавший в жизни, и написал все свои основные труды,
обобщив в них наблюдения политической жизни современной ему Европы
и опыт классиков античности .
А, надо сказать, Европа того времени представляла собой прелю-
бопытнейшее зрелище. Происходило столько всяческих событий, что
сравнить данную часть света можно разве что с кипящим котлом, в
котором клокочет некое неаппетитное на вид варево. Да, свобода
человека почиталась величайшей драгоценностью, но сама жизнь его не
стоила и ломаного гроша. Все страны и, в особенности, многостра-
дальная Италия утопали по колено в крови своих граждан. Чего стоили
одни только религиозные войны! В Нидерландах — насмерть
схлестнувшиеся гезы и католики-испанцы, во Франции — католики и
гугеноты, в Англии — то протестанты, жгущие католиков, то католики,
жгущие протестантов. Все это либо происходило при жизни Макиавелли,
либо готовилось произойти. Сама эпоха Возрождения, такая светлая и
радостная в своем искусстве, была на самом деле очень
противоречивой и жестокой. Любой — слуга или герцог — не за-
думываясь ни на минуту, пускал в дело яд или кинжал, и редко когда
соображения морали или грядущего возмездия останавливали этих
людей. Гуманизму, который освещает все искусство той эпохи, не
нашлось места в самой жизни. Все тот же Марсилио Фичино пишет:
» Я ничего не слышу, кроме шума оружия, топота коней,
ударов бомбарды, я ничего не вижу, кроме слез, грабежа,
пожаров, убийств «, — вот исчерпывающая характеристика жизни
эпохи .
Самые знаменитые люди того времени словно бы со-тканы из
противоречий. Знаменитый папа Александр VI Борджиа, стремящийся
уничтожить всех ему непокорных, убийца, грабитель и развратник, был
как государственный деятель наделен блестящим талантом. Тиран
Сигизмунд Малатеста, по свидетельству современника,
» в жестокости превзошел всех варваров. Своими окровав-
ленными руками он подвергал ужасным пыткам неповинных и
виновных. Он теснил бедных, отнимал у богатых их имущество, не
щадил ни сирот, ни вдов «.
Но это не все. Тот же Малатеста обладал широкими познаниями в
философии, подолгу беседовал с гуманистами, слушал с наслаждением
любовные сонеты и в суждениях о живописи и скульп-туре проявлял
самый утонченный вкус. Для того времени не было ничего
удивительного в том, что кинжал в руке убийцы был шедевром
ювелирного искусства. Идеал, столь упорно воплощаемый в искусстве,
в жизни оставался несбыточной мечтой .
Можно по-разному объяснять этот взлет культуры на фоне трагедий
реальной жизни. Возможно, духовная истина и должна рождаться в
страданиях как единственно возможный способ их преодоления. Здесь
интересна точка зрения Николая Бердяева, который пытается объяснить
противоречия Ренессанса тем, что
» Ренессанс является бурным столкновением двух начал, что в
нем сильны и начала языческие , и начала христианские. На
Ренессанс наложила свою печать двойсвенность сознания,
унаследованная от опыта средневековья со всеми его раздвоениями
на Бога и дьявола, на небо и землю, на дух и плоть, — в нем
сочетается христианское трансцендентное сознание, разрывающее
все грани, с сознанием античного натурализма. Весь Ренессанс ни
на одно мгновение не был цельным, не мог быть просто возвратом
к язычеству «.
Бердяев полагает, что весь Ренессанс был обречен на внутреннюю
неудачу именно вследствие того что » невозможно Возрождение
совершенных земных форм в христианском мире «. И действительно,
христианство учит о невозможности рая на земле, а главная идея
Возрождения — это именно достижение идеала, причем безо всякого
вмешательства высших сил, а только лишь самим человеком. Это
внутреннее противоречие, согласно Бердяеву, и объясняет всю слож-
ность эпохи. Примеры, выявляющие эти противоречия, можно найти и в
искусстве. Раздвоенность христианской и языческой души достигает
наиболее прекрасного своего выражения в творчестве Сандро
Боттичелли .
О Боттичелли говорили, что его Венеры покинули землю, а Мадонны
покинули небо. Любимый художник Лоренцо Великолеп-ного, Боттичели
как никто другой умел воплотить в своих картинах нежность и
красоту, однако именно он последовал за религиозным фанатиком, и,
словно детей, нес на костер свои картины .
Каким же должно было стать мироощущение Никколо Макиавел-ли,
если еще до вступления на службу Флорентийской республике он мог
наблюдать двор Лоренцо Медичи, и слушать проповеди Савонаролы?
Сейчас мы можем судить об этом только по его книгам. А факты его
жизни таковы: в 27 лет Макиавелли становится
секретарем Флорентийской республики. Будучи юристом по образова-
нию, дипломатом по складу ума, республиканцем по убеждениям и
философом по велению души, Макиавелли проводит 14 лет на
государственной службе. За это время он успевает проявить себя с
самых неожиданных сторон.
Он незаменимый, умный и фантастически работоспособный чиновник
— в архивах Флоренции хранится более тысячи его собственноручных
документов ( докладов, распоряжениий, записок, приказов ). Он
блестящий политик и посол республики в самых ответственных случаях
— он побывал с миссиями и в Риме, и у Цезаря Борджиа, которого
наблюдал с большим интересом, и во Франции, где к его мнению об
итальянских делах прислушивались сами францу-зы. Наконец,
Макиавелли и опытный военачальник, внимательно изучивший опыт
древних войн и предложивший свои идеи в области воинского
искусства, — он и вникает в планы укрепления Флоренции, и
организовывает городское ополчение, полагая что оно будет лучшей
защитой города нежели наемные солдаты. Кроме того, он был первым
достойным упоминания военным писателем нового времени .
Но в 1512 году с возвращением к власти семьи Медичи жизнь
Макиавелли круто изменилась. Он был отправлен в изгнание и лишен
возможности заниматься столь необходимой ему бурной общественной
деятельностью. Вернее, он был отлучен от службы Флоренции, а никому
другому он служить не хотел. Его патриотизм не позволил ему принять
предложение кардинала Руанского, ведь тогда пришлось бы все силы и
способности отдавать врагу и захватчику своей родины.
Итак, именно этому периоду вынужденного бездействия мы и
обязаны практически всем литературным наследием Макиавелли. Именно
тогда были написаны и «Государь» для герцога Сфорца, и «История
Флоренции», заказанная папой, и «Мандрагора», и лучшие его сонеты и
песни, и «Первая декада Тита Ливия».
До 1527 года продолжалось его изгнание. Но когда во Флоренции
вновь ненадолго установилась республика, и Макиавелли снова
попытался вернуться к политике и даже выставил свою кандирдатуру на
пост канцлера республики, его попытка окончилась неудачей. Сама
фигура этого убежденного республиканца, мыслителя, писателя уже не
соответствовала изменившемуся городу и Совету Пятисот. На скамьях
Совета Макиавелли увидел уже не свободных граждан вольного города,
не людей Возрождения, но типичных буржуа ( в обидном и
обывательском смысле этого слова ), торговцев, разбогатевших на
флорентийском сукне, людей, привыкших повиноваться, променявших
свободу души на тугой кошелек. Для этих людей Никколо Макиавелли
был слишком беспокойной фигурой, они не доверяли ему.
Свое поражение Макиавелли пережил буквально на несколько
месяцев . В этом же 1527 году он скончался в возрасте 58 лет и был
похоронен в церкви Санта-Кроче — Пантеоне Флоренции. Сейчас его
прах и находится там, рядом с Микельанджело и Галилеем .
Литература:1. Гегель Г. Работы разных лет. М., 1970.
2. Давыдов В.В. Проблемы развивающегося обучения. М.,1986.
3. Леонтьев А.Н. Избр. психол. произв.,т.1,1983.
4. Крягжде С.П. Вопросы психологии.1985,N3.
5. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л.1968.
