Духовная культура Москвы конца XV—XVI в.
Содержание
Литература и летописание. 1
Общественная мысль. 2
Нумизматика. 3
Научные знания. 4
Архитектура. 5
Книжная культура. 8
Московская живопись. 10
Литература: 12Литература и летописание.
К концу XV века «собирание земель» вокруг Москвы завершилось образованием
единого Русского государства. Теперь управлять всем стал великий князь
Московский и всея Руси. Все князья крупных и мелких княжеств и «слуги
вольные» из вассалов переходили в разряд поданных. Перед государем они
называли себя его холопами. А горожане и крестьяне для всех стали сиротами.
Так сложилась на Руси простая, но своеобразная государственная структура,
представляемая двумя основными категориями: государь и его холопы. В едином
государстве власть великого князя сильно возросла. По своему характеру она
стала самодержавной и уже практически ничем и никем не ограниченной.
В Москве заработали летописцы: надо писать новую историю Руси. Летописание
все больше становилось официальным. Для летописей отбирали то, что нужно
или выгодно великому князю и митрополиту. Правда, мнения в оценке некоторых
событий у них порой расходились и митрополичий летописец мог отойти от
официальной версии. Поэтому великий князь не всегда уже полагался на
митрополита. При Иване III составление летописей и целых летописных сводов
стало заботой и светской власти.
В 70-х годах XV в. была составлена великокняжеская летопись, в которой
главное место отводилось феодальной войне при Василии II. Тогда-то галицкие
князья и обрели все свои отрицательные качества. Затем эта летопись была
переработана, и на ее основе великокняжеские летописцы создали большой
летописный свод (Московский свод 1479 г.). В нем военное лихолетье было
дополнено событиями, ставшими прологом создания единого государства.
Флорентийскому собору 1437 года была посвящена пространная повесть, которой
оправдывалось свержение Василием II митрополита Исидора. Это событие
послужило началом так называемой автокефалии русской церкви: избрание
митрополитов независимо от Константинополя церковными иерархами под
наблюдением светской власти.
Особенно постарались летописцы великого князя при обосновании и описании
покорения Новгорода. Именно в 1479 г. в свод вошел рассказ о роковом
противопоставлении титулов «государь» и «господин», объясняющий причины
новгородского похода. Дело заключалось в том, что на одном из этапов
переговоров послы Великого Новгорода назвали Ивана III государем, а не
господином как прежде. Новгородцы хотели было поправить своих послов, но
было уже поздно. Иван III, задав новгородским боярам вопрос «какого хотите
государства», решил сам на него ответить вооруженной силой. Завершался свод
описанием строительства Успенского собора в 1479 г., которое велось уже под
наблюдением самого великого князя. Московский свод 1479 г., созданный при
великом князе, стал основой для последующего летописания.
В конце правления Ивана III московские книжники занялись еще одной
проблемой. Правящей династии нужна была хорошая родословная легенда. Для
возвеличивания престижа правителя огромной державы вести происхождение от
находника, захватившего когда-то княжеский стол в Киеве, было уже явно
недостаточно. В1498 г. Иван III венчает на великое княжение своего внука
Дмитрия. Подобное в Успенском соборе случалось и ранее, но на этот раз
коронация представляла собой торжественное и хорошо подготовленное
публичное зрелище. Вскоре появляется идеологически подтверждающее это
событие «Сказание о князьях владимирских». Оно окончательно оформило и
утвердило концепцию о византийском происхождении коронационных регалий, в
частности Мономахова венца или шапки Мономаха. Согласно легенде,
византийский император Константин Мономах, правивший в середине XI века,
передал по наследству императорские регалии своему внуку великому князю
Владимиру Всеволодовичу, также прозванному Мономахом. А затем их
унаследовали великие князья Московские. В начале XVI века к «мономаховым
дарам» была добавлена и новая княжеская родословная – происхождение
правящей династии России от римского императора Августа. Эта легенда о
происхождении московской великокняжеской, а потом и царской, власти
утвердилась и стала господствующей на всем протяжении XVI века и даже
отодвинула на второй план концепцию «Москва – третий Рим», авторство
которой приписывалось старцу Псково-Печерского монастыря Филофею.
Тем не менее, новая родословная легенда и концепция о византийских корнях
великокняжеской власти прижилась в общественном сознании не сразу. Так,
сообщение о происхождении династии от императора Августа отсутствовало в
Никоновском своде ( в XVII веке летопись принадлежала патриарху Никону),
составленном в конце 20-х гг. XVI века при митрополичьей кафедре. У
некоторых книжников, знакомых с византийской хронографией, могла вызывать
сомнения хронологическая несовместимость при оценке достоверности «даров»
византийского императора. Ведь Константин Мономах правил в середине XI
века, Владимир Мономах сал великим князем Киевским лишь в 1113 г. Но к
середине столетия недоверие к легендам преодолевается. Как достоверные их
принимают составители Воскресенской летописи 40-х гг.(названа по месту
хранения в Воскресенском монастыре), «Летописца начала царства царя и
великого князя Ивана Васильевича» сер. 50-х гг.(официальная летопись, в
составлении которой принимал участие А.Ф. Адашев), «Степенной книги»
(летопись, где правители России располагались по степеням) и известного
Лицевого летописного свода 60—70-х гг.
Свое происхождение от Августа-кесаря подчеркивал в своих знаменитых
посланиях и Иван Грозный: «А мы как есть государь кристьянский, положа
упование на всемогущего бога, держим извечную свою прародительскую честь и
старину, почен от Августа-кесаря и до великого князя Владимира, крестившего
Русскую землю, и царьство Русское добре съдержавшего, и от великого
Владимирь до царство великого Владимира Манамаха, высоко и достойнейшую от
грек честь приимшего, и от Владимира Манамаха по коленству до мстителя
неправдам, деда нашего, великого князя Ивана, и до блаженние памяти отца
нашего, великого государя Василья, закосненным прародительствия землям
обретателя, даже и посе время и до нас»».Общественная мысль.
Общественно-политическая и культурная жизнь России в XVI веке
характеризовалась еще одной особенностью. При усилении самодержавной власти
в стране шло поступательное развитие вольномыслия. В речах великого князя
оно звучало как «высокоумничество». Сам Иван III столкнулся с критикой
своих личных взаимоотношений с членами великокняжеской семьи. Преподобный
Иосиф Волоцкий как-то назвал его Каином, намекая на братоубийство.
На рубеже XV—XVI вв. в стране развернулась борьба с ересью. Еретические
учения зародились в Новгороде, но затем при поддержки ряда церковных и
светских иерархов и самого великого князя стали развиваться и в Москве.
Новгородско-московских еретиков подозревали в иудаизме, а потому в
полемических перепалках называли их жидовствующими. Самые крайние из них
отрицали церковную организацию и обряды. Отрицали монашество и критиковали
монахов за пьянство, обжорство, стяжание, не признавали учение о Троице, а
Христа считали простым человеком, а не Богом , как официальная церковь.
Критикой стяжательства еретики сближались с так называемыми нестяжателями
(Нил Сорский), противниками крупного монастырского землевладения. В связи с
этим к ним сочувственно относился и Иван III. С московским еретическим
кругом были связана и невестка великого князя Елена Стефановна и митрополит
Зосима, и дьяки братья Курицыны. Но затем все переменилось. В 1502 г.
против еретиков встал великий князь. При помощи еретиков и нестяжателей
Иван III мог значительно урезать земли у монастырей. Но независимость в
суждениях и элементы социальной критики, присущие еретикам и нестяжателям ,
сделали этот союз невозможным. В итоге верх одержали иосифляне
(последователи Иосифа Волоцкого) – сторонники сильной великокняжеской
власти, жестких монастырских уставов и крупного землевладения. Кроме того,
именно с их стороны был выдвинут почин обожествления великокняжеской
власти. Церковные соборы 1503 и 1504 гг. осудили еретиков на сожжение.
Борьба с еретиками и нестяжателями продолжалась и далее. В 1525 г. за ересь
и нестяжательские взгляды был осужден церковным судом философ, писатель и
переводчик Максим Грек (Михаил Триволис), долгие годы работавший в Москве.
Он был приглашен Василием III в 1516 г. для работы над книгами греческих и
латинских авторов, хранящимися в библиотеки московских государей (она
известна еще под названием как «Библиотека Ивана Грозного»). Связи его с
нестяжателями вскоре были замечены. Более того, правительству стали
известны его речи с боярином Берсенем Беклемишевым, которые носили
политический характер. Отношения великого князя к отдельным представителям
боярства вызывали негативные отзывы. Попавший в немилость Беклемишев, так
отметил гнев на него государя: «Поиде смерд вон, не надобен мне еси». И это
было сказано отпрыску знатного московского боярского рода.
В середине XVI в. до России докатилась волна европейской реформации.
Вольномыслие и элементы еретических учений проникают в глубь общества,
охватывая средние и низшие слои населения. В 1553 г. был осужден и сослан в
Иосифо-Волоколамский монастырь московский дворянин Матвей Семенович Башкин.
Он отрицал церковные обряды, иконы и тайну исповеди. Холопство, по его
мнению, противоречило христианским идеалам. Этот дворянин сам «изодрал»
кабальные грамоты на своих холопов. Беглый холоп Феодосий Косой, укрывшийся
в Литве, шел еще дальше. В систему его взглядов входили отрицания светской
и духовной власти, упразднение налоговой системы, проповеди равенства всех
народов.
Середина XVI столетия – период составления и подачи проектов
государственного переустройства. Авторы этих проектов действовали как бы в
рамках законности, но и они не обошлись без критического отношения к
прошлому и настоящему страны. Литовский выходец Иван Семенович Пересветов
появился в России в 1539 г. А в 1549 г. подал царю свои знаменитые
челобитные. Личность прожектера была до того загадочна, а идеи так схожи с
представлениями и планами Ивана Грозного, что впоследствии даже
предполагали, что под именем скромного «воинника» скрывался сам царь. О чем
писал и что предлагал И.С.Пересветов царю? Начиная от воспоминаний о
боярском произволе в годы малолетства Ивана Грозного, автор переходит к
настоящему и пишет о ленивых вельможах, о судейских взятках, о засилье
«сильных» людей и, главное, об отсутствии «правды», т.е. справедливого
закона. Одна лишь надежда у Пересветова – на царя, причем на грозного и
мудрого. «Не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и
царство без грозы». Царь сам должен издавать законы, выдавать жалование
воинам, назначать судей и сборщиков налогов. Царь действует не один, а в
окружении мудрых советников. Главный упор челобитчик делал на реформы,
проводимые в интересах простых «воинников», т.е. дворян.
Совсем о другой, более многочисленной категории населения заговорил в то же
время Ермолай Еразм, псковский монах, переехал в Москву, где стал
священником кремлевской церкви Спаса на Бору. «В начале же всего потребни
сут ратаев (заботься о крестьянах); от их бо трудов ест хлеб, от сего же
всех благих главизна». Говоря о крестьянах, как о создателях материальных
благ, автор предлагает сократить налоги, уменьшить оброк, замечая при этом,
что это один из путей преодоления социальных потрясений и народных
восстаний. Развитие свободной общественной мысли середины XVI века, как и
начала этого столетия, было остановлено силой. В 1504 г. в Москве пылали
костры, на которых сжигали еретиков, а в 1565 г. в стране водворилась
опричнина. Государство избрало другой путь реформ.Нумизматика.
XVI век – время унификации (и даже стандартизации) многих сфер общественной
жизни. Она начинала проникать в искусство, литературу, архитектуру,
летописание. Иконописцы должны были пользоваться специальными трафаретами,
чтобы писать лики на иконах. Архитекторы строить одинаковые храмы, без
излишеств. Даже проект создания школ и учреждение книгопечатания носили
утилитарный характер – придать всему единый образец. Всему этому было
объяснение. В конце XV века Москва объединила Русь. Теперь наступил черед
централизации, когда все и вся стало подчиняться центру.
Объединительные тенденции и процесс образования единого Русского
государства наиболее наглядно отразились на памятниках нумизматики того
времени. Начало средневековой удельной чеканки, точнее ее возрождение,
относится ко второй половине XIV века. Почти одновременно монеты стали
выпускать в Москве и Нижнем Новгороде от имени двух великих князей –
Дмитрия Московского и Дмитрия Суздальско-Нижегородского. Постепенно к
чеканке монет перешли в Рязани, Твери, Ярославле, Ростове, Новгороде
Великом и Пскове. Вместе с великими князьями чеканить монеты стали и
удельные князья, тем самым подчеркивая свой внутренний суверенитет.
На удельных монетах чеканились самые разнообразные сюжеты и изображения. На
них присутствовали мифические кентавры, крылатые грифоны, барсы, птицы,
медведи. Были и охотничьи сцены, и изображение головы человека, и воина с
мечом, копьем и щитом. Несмотря на малый размер монеты на ней помещались и
такие сцены как лучник стреляющий в птицу, которая сидит на дереве.
На рубеже XIV—XV вв. на монетах великого князя Василия Дмитриевича
появляется всадник в разных вариантах: с копьем, с мечом, в плаще и даже в
короне. Московский всадник или «ездец», символизирующий верховную власть,
постепенно расходится по другим московским уделам и принимается местными
князьями как знак подчинения верховному сюзерену — великому князю
Московскому. Всадник появляется на монетах Дмитрова, Можайска,
Малоярославца, Углича, Серпухова, а в отдельных случаях и на денгах
нижегородских и тверских уделов.
При Василии II вместе со всадником на монетах появляется и изображение
Самсона (Геракл), раздирающего пасть льву. Новый образ на время стал личной
эмблемой великого князя московского. Однако в отличие от всадника Самсон на
монетах не прижился. Интересно, что всадник чеканится и на монетах галицких
князей, соперников Василия II в борьбе за великокняжеский престол. Причем,
именно благодаря Юрию Дмитриевичу на московских монетах закрепился всадник
с копьем, в то время как при Василии II чеканился, главным образом, всадник
с соколом. Галицкий князь даже персонифицировал образ всадника, придав его
изображению инициалы «К» и «Ю» (князь Юрий). Чеканка московских удельных
монет окончилась с победой Василия II над своими соперниками в Феодальной
войне. К концу его правления никто кроме великого князя не мог чеканить
свою монету.
При Иване III монеты чеканятся уже от имени «Государя всея Руси». Такая
титулатура встречалась на монетах и раньше, но во второй половине XV в. она
отражала уже реальную политическую ситуацию на Руси, а не амбиции и
претензии. Признав власть великого князя московского , монеты нового типа
чеканят Новгород и Тверь. Главным персонажем на этих монетах выступает
«московский ездец», вооруженный саблей. Всадник с соколом исчез с монет
окончательно, на время ушел с монетного поля и всадник с копьем. При Иване
III перестали чеканить на оборотной стороне монеты и арабские надписи.
Исключения составляли лишь монеты, предназначенные для обращения на
территории Казанского ханства, которое с 1467 г. находилась в вассальных
отношениях с Россией. Арабские надписи с именами ордынских ханов XIV века
выражали зависимость русских князей от Орды. При Дмитрии Донском они были
читаемые. Однако при Василии Дмитриевиче надписи становятся простым
подражанием арабской вязи, а потом и вовсе исчезают.
Основными номиналами русской денежной системы в XIV—XV веках были денга,
полуденга и четверица, последняя чеканилась, главным образом в Новгороде.
В 1504 г. Иван III в своей духовной грамоте окончательно определил центры
чеканки монет в едином государстве. Согласно его воле денежные дворы тогда
располагались в Москве, Новгороде и Твери. Чеканить монеты в других городах
и от имени удельных князей было запрещено окончательно. Сохранившие
номинально свою независимость Псков (до 1510 г.) и Рязань (до 1521 г.)
использовали общерусские монеты в своем денежном обращении.
Выпуск новых монет был лишь началом унификации денежной системы. В начале
XVI века в стране по-прежнему ходили деньги удельного времени. Они были
разного веса, неодинаковой пробы серебра, со всевозможными изображениями.
Такая пестрота породила денежный, а вслед за ним и экономический кризис.
Появилось много обрезанных, порченных и фальшивых монет. Выходом из
создавшегося положения была денежная реформа 30-х годов XVI века. Она
довольно быстро и безболезненно заменила старые деньги на новые. В стране
появились копейные денги-копейки или «новгородки» (Новгород), мечевые денги
и денги-полкопейки или «московки» (Москва и Тверь) и полушки (Москва и
Тверь). На лицевой стороне «новгородоки» чеканился всадник с копьем (отсюда
и копейка), а на «московке» – всадник с мечом или саблей. На самом
маленьком номинале полушке изображалась птичка, а ее оборотную занимала
надпись «Государь». Оборотную сторону двух крупных номиналов заполняла
надпись с именем и титулом Ивана IV: «Великий князь Иван всея Руси» (до
1547 г.) и «Царь и великий князь всея Руси» (с 1547 г.). До конца XVI века
более тяжелые копейки чеканились в Новгороде и Пскове (великокняжеский
чекан с 1510 г.), а легкие денги- в Москве и Твери (чекан до сер. 50-х
гг.). При царе Федоре Ивановиче копейки стали чеканиться и на московском
денежном дворе. С этого же времени на лицевой стороне копейки под всадником
стали ставить знаки монетных дворов. В Москве он обозначался буквами: «МО»,
«С/М», «О/М». Всадник на монетах, по крайне мере, уже в XVI веке
символизировал или самого государя или его наследника. В начале XVII в. в
изображениях всадников на монетах стал преобладать московский стиль.
Правительство готовило мероприятия по переводу всего чекана в Москву.
Однако события Смутного времени остановили этот процесс.Научные знания.
Бурное развитие Русского государства придало особое значение и научным
знаниям. Для этого времени церковного образования было уже недостаточно.
Знание прикладных наук требовалось в строительстве, литейном, военном и
денежном деле, книгопечатании, солеварении, архитектуре и других сферах.
Появилось необходимость в людях, имеющих сведения в области геометрии,
механики, медицины, географии. Возросла потребность и в учебных пособиях. В
XVI в. появляются первые специальные учебники и научные трактаты. Был
составлен учебник по арифметики, потом появился и по геометрии. Учебными
пособиями служили в монастырских больницах «Лечебники» и «Травники».
Ермолай Еразм написал, чуть ли не для Ивана Грозного, «Благохотящем царем
правительница и землемерие» – специальный научный трактат по описанию и
перераспределению земельных угодий.
В XVI в. основным источником знаний становится книга. По церковно-служебным
книгам тогда учились читать и писать. Однако и среди них имеют место
переписные и печатные книги, специально предназначенные для обучения. Так
появляется Евангелие учительное. Потребность в книгах была одной из причин
появления в Москве первой типографии. Книга была и важным фактором в
распространении грамотности. Грамотных людей стало больше. Это были не
только представители знати, служители церкви и приказные дельцы, но и
мелкие купцы, и посадские люди. В Посольском приказе оформляется свой штат
толмачей-переводчиков, которые переводили не только устную речь, но и книги
и документы. Потребность в грамотных людях вызвала к жизни проект по
созданию общегосударственной системы школьного обучения. Он вошел составной
частью в знаменитый «Стоглав», принятый на церковно-земском соборе 1551
года. «Стоглав» состоял из вопросов Ивана IV и ответов, которые давали царю
церковные иерархи. Каждый вопрос и ответ составляли главу. Глав получилось
сто. Сведенные воедино в книгу, они и дали название рукописи.
На запрос царя иерархи отвечали: «И мы о том по царскому совету уложили в
царствующем граде Москве и по всем городам избрати добрых духовных
священников, и дьяконов, и дьяков учинити в домах училища, чтобы все
православные хрестьяне предавали им своих детей на учение грамоте и на
учение книжного письма». Автором этого проекта, полагают, был священник
Благовещенского собора Сильвестр, выходец из Новгорода. Человек по тем
временам довольно образованный, как тогда говорили, «книжный», любил
писать, имел хорошую библиотеку. Его перу принадлежит и сборник житейских
мудростей «Домострой», точнее его пространная редакция. Сам же памятник
появился еще раньше – в XV веке. Сильвестр писал «Домострой» для сына,
поэтому в нем не мало места было отведено вопросам воспитания и
образования. Домашнее образование определялось по Сильвестру чтением,
умением писать хорошим почерком, пением, а при необходимости и склонности,
и иконописном письмом (рисование), книжным «рукоделием» (переписка книг), и
даже ювелирным искусством.
В XVI в. на базе Разрядного приказа, ведавшего воеводскими назначениями и
вопросами дворянской службы, создается своеобразная картографическая
мастерская. Здесь составляются чертежи земель Московской, Смоленской,
Псковской, Полоцкой и ливонских городов.
Но все-таки многие проекты XVI века так и остались на бумаге. Сеть
школьного образования так и не была создана. В области просвещения церковь
сохранила свою монополию, которая господствовала еще более ста лет.Архитектура.
Катастрофа, разразившаяся в Москве 20 мая 1474 г., в результате которой
рухнул почти построенный Успенский собор, открыла новый этап в истории
московского зодчества. Инициатива перестройки Успенского собора
принадлежала митрополиту Филиппу. На месте собора Ивана Калиты, который для
устойчивости к этому времени уже подпирался бревнами, митрополит решил
возвести храм «в меру храма пречистыа Богородица, иже в Володимере». С
владимирского собора сняли необходимые меры, определили мастеров (от
митрополита Иван Голова, от великого князя Василий Ермолин) и в 1472 г.
приступили к постройке. Но затем Ермолин был отстранен, митрополит умер, а
собор рухнул. Причиной катастрофы, как показали псковские мастера, были
неустойчивые высокие тонкие стены, тяжелые своды, недостаточная
«клеевитость» раствора. Один из летописцев полагал, что причиной мог
послужить и «трус на Москве великой», т.е. землетрясение.
Допросив псковичей, осматривавших развалины собора, Иван III предложил им
самим приступить к возобновлению строительства, однако те ответили отказом.
Действительно, ни они, ни мастера других городов тогда еще не имели опыта
строительства каменных зданий подобных владимирскому Успенскому собору.
Почин московских архитекторов оказался неудачным. Между тем строительству
Успенского собора светские и духовные власти придавали огромное значение.
На первых порах это особенно подчеркивал митрополит Филипп. Во всех своих
действиях он как будто подражал своему далекому предшественнику – святому
митрополиту Петру. Филипп сам участвовал в закладке нового собора,
непосредственно наблюдал за его строительством, а почувствовав приближение
кончины, заложил в нем себе гробницу. Перед смертью он, как и Петр,
благословил великого князя на завершение строительных работ. После смерти
Филиппа строительство Успенского собора перешло под патронаж великого
князя. Теперь ему стали придавать иное смысловое значение. Храм должен был
олицетворять не величие церкви, а мощь нарождающейся государственной
власти.
Имя Аристотеля Фиорованти было названо в окружении Софьи Палеолог. После
женитьбы Ивана III на византийской принцессе Русь наводнили не только люди,
но и новости и рассказы о Византии и Италии. К этому времени в Европе уже
сложилась мода на итальянских архитекторов. Они строили дворцы и соборы в
Германии, Чехии, Польше. Сообщалось также, что итальянцы строили быстро и
надежно. Но главное, им было под силу осуществить задуманную Иваном III
программу перестройки Московского Кремля.
Аристотель Фиорованти строил Успенский собор 4 года. Правда, немало времени
было затрачено на подготовительные работы: нужно было разобрать руины и
расчистить площадку для строительства, наладить производство кирпичей,
подготовить техническое обеспечение. Более того, чтобы познакомиться с
образцами русского зодчества, Аристотелю Фиорованти пришлось побывать во
Владимире и Ростове. Предполагается, что он был и в Соловецком монастыре.
В 1479 г. строительство было завершено. Новый Успенский собор, построенный
из аристотелиева кирпича (более прочный вид), впервые, под стать традиции,
был обложен белым камнем. О владимирском образце напоминали тяжелое
пятиглавие и аркатурный (колончатый) пояс. Между тем уже современники
отмечали отступление Фиорованти от канонов церковного строительства.
Успенский собор был возведен неким «палатным образом». Полубарабаны абсид
(на восточной стороне) были едва заметны, еще больше их закрывали вытянутые
стены северной и южной стороны. Форма собора, его внешний вид обсуждались
еще во время строительства. Обсуждение порождало споры и разногласия. На
отступление от правил особо упирали церковники. Как не старался архитектор,
но скрыть руку мастера итальянского Возрождения он не мог. Она
чувствовалась и внутри храма. Там круглые столпы утратили свои опорные
функции, они выглядели более легкими, а значить не привычными. Своды,
сделанные из кирпича с использованием каркаса и железных полос не нуждались
в опорах. Как не остры были споры, а особых изменений они не вызвали. Такой
известный ревнитель благочестия как Иосиф Волоцкий называл Успенский собор
одним из лучших творений рук человеческих. Ему вторил и поздний летописец,
поражаясь высотой и размерами храма.
Споры вокруг Успенского собора не отразились и на практике приглашения
итальянских мастеров. Уже в скором времени в Москве появились Марко Руф,
Антоний Фрязин, Алевиз Старый, Пьетро Антонио Солари и другие.
Чтобы как-то успокоить ревнителей старины, псковские мастера возводят в
Кремле две небольшие церкви на высоких подклетах, выполненные в чисто
русском стиле. Одна из них, Благовещенская, стала у великокняжеского дворца
на месте старой домовой церкви конца XIV века, другая – Ризоположенская –
расположилась на митрополичьем дворе, к западу от Успенского собора.
Последняя тоже была домовой, но уже московского митрополита.
Между тем в Кремле готовились к грандиозному строительству. В 1487 г.
итальянцы приступили к возведению нового великокняжеского дворца. Он
строился из кирпича, камня и дерева. Впоследствии этот дворец послужил
основой для дальнейшего развития дворцового комплекса в XVI—XVII вв. Сейчас
о нем можно судить лишь по одному сохранившемуся зданию – Грановитой
палате. Строили ее Марко Руффо и Пьетро Антонио Солари. Предназначенная для
торжественных церемоний и пиров, палата с внешней стороны была выполнена на
итальянский манер (грани на фасаде и арочные прорези окон). В оформлении
внутреннего интерьера отдали дань уже русской традиции: сводчатые потолки
сходятся от углов к центру, к одной опоре — массивному круглому столпу. По
всей видимости русские и итальянские мотивы перекликались тогда по всему
дворцу. Он состоял тогда из ряда палат и хором, соединяющихся множеством
переходов, галерей и крылец.
Одновременно с этим на месте белокаменных стен XIV века из кирпича
возводились стены и башни Кремля. В XV—XVI вв. кремлевские башни, еще до
появления красочных шатровых завершений, действительно походили на
ломбардские замки и крепости-башни. На строительство стен ушло почти 10 лет
(1485—1495 гг.), однако комплекс укреплений достраивался и позднее.
Итальянцы возвели и еще два собора на главной площади Кремля. Бон Фрязин
перестроил церковь Ивана Лествичника. Архитектор сохранил ее основную
особенность – единый каменно-кирпичный столп, соединяющий вместе храм и
колокольню – но сделал в то же время церковь много длиннее и шире. После
этого Иван Лествичник стал представлять собой трехярусный многогранник с
высоким каменным цоколем.
Архангельский собор перестраивал Алевиз Новый. Строительство закончилось
уже при Василии III, а первым, кого погребли еще в строившейся новой
великокняжеской усыпальнице был Иван III. Новая усыпальница князей
московского дома – Архангельский собор – в своей внешности имела одну
особенность. Без пятиглавия и абсид собор больше походил на один из
множества североитальянских дворцов-палаццио светских правителей, чем на
церковное здание. Влияния итальянского Возрождения проявилось в ряде его
деталей: закомарные раковины, прямоугольные колоны с капителями,
асимметрично расположенные круглые окна.
В первой трети XVI века широкое каменное строительство развернулось на
столичном посаде. Причем, строятся и перестраиваются не только церкви, но и
гражданские здания. Дорогостоящий при добыче и обработке белый камень был
заменен кирпичом. Чаще стали использовать при строительстве различные
технические механизмы, например, подъемные блоки, что значительно облегчало
и ускоряло возведение зданий. С 1514 по 1520 г. закладываются и освящаются
церкви: Св. Варвары (на Варварке), Благовещенья в Воронцове, Благовещения
за Неглинной, Св. Владимира в Садех (на Покровке), Леонтия Ростовского и
Петра Чудотворца за Неглинной, Введения на Панском дворе (современный
Панский переулок), Св. Ильи в начале Ильинской улицы, Усекновение главы
Иоанна Предтечи «за Болотом», в Замоскворечье. На постройку одной церкви
уходило от одного года до двух лет.
Среди заказчиков и попечителей церквей встречаются Василий III, митрополит
Варлаам, купцы гостинной сотни (Юрий Бобынин с братом Алексеем, Юрий
Урвихвостов, Федор Вепрь) и даже от «простых людей нехто именем Клим по
прозвищу Мужило»».
В XVI веке при господстве в церковной архитектуре кубических форм зданий
(купольно-крестовый тип) московскими зодчими были предложены и осуществлены
другие композиционные решения. В 1532 году в загородном великокняжеском
селе Коломенском на высоком берегу Москвы-реки была построена церковь
Вознесения Христово. Считается, что храм был посвящен рождению у великого
князя Василия III долгожданного наследника. Необычность храму придавала его
шатровая форма, известная до того лишь в деревянной архитектуре северной
Руси. Высокое шатровое завершение вытягивалось из столпа-восьмерика,
который в свою очередь стоял на четырехугольном основании-четверике. Здание
было окружено галереей на арках с лестницами. Среди множества достоинств
храма и заслуг архитектора стоит и удачно выбранное место. Неслучайно, в
Коломенском, облюбованном государями XVI века, часто и подолгу любили
пребывать «в прохладе» (отдых) и царствующие особы XVII столетия.
С Иваном Грозном и событиями его царствования связанны еще две церкви
удивительной и необычной формы не только для людей того времени, но для
последующих поколений. Если церковь Вознесения в Коломенском связывали с
рождением Ивана IV, то церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи в
подмосковном селе Дьяково была посвящена его святому покровителю и
приурочена к его венчанию на царство в январе 1547 г. Церковь Иоанна
Предтечи представляло собой соединение пяти восьмигранных стопов-церквей,
самый высокий из которых возвышался в центре, а более низкие располагались
вокруг него. Луковичные купола на этот раз заменялись шлемовидными верхами.
Все столпы церкви были объединены низкой крытой галереей.
Покровский собор, известный еще и как храм Василия Блаженного, был возведен
в самом центре столицы, на Торгу (будущая Красная площадь). Строился он с
1555 по 1560 г. архитекторами Бармой и Постником Яковлевым. Не исключено,
что это был один и тот же человек, у которого имя Постник сочеталось с
прозвищем Барма. Собор был поставлен в честь праздника Покрова Богородицы.
Именно в этот день, 1 октября 1552 года, русские войска взяли Казань.
Покровский собор примечателен еще и тем, что воплотил в себе разом те
архитектурно-композиционные черты, которые были присуще храмам Коломенского
и Дьяково. На этот раз он объединял уже девять столпов, где центральный,
самый высокий, был шатрового типа. Остальные, восемь, располагались по
кругу. Их объединяла галерея на арках с лестницами. Цветовая гамма собора в
XVI веке выглядела более скромно, чем в позднее, в XVII веке. При Иване
Грозном она представляла собой сочетание красного (кирпич) и белого (белый
камень) цветов.
Храм Василия Блаженного (имя известного тогда в Москве юродивого,
погребенного около собора в конце XVI в., закрепилось позднее) положил
начало широкому распространению в московском зодчестве шатрового типа. Тем
не менее, создать что-нибудь подобное ни в XVI, ни в XVII веке никому не
удавалось. С этим была связанна одна легенда. Согласно ей, Иван Грозный
приказал ослепить мастеров (или мастера), дабы они уже не смогли повторить
уже раз созданное. Говорили, что узнав о храме английская королева
Елизавета лично просила русского царя прислать ей архитекторов. Иван
Грозный не мог отказать королеве и отослал. Но где-то в пути они были
ослеплены по царскому приказу. Как бы то ни было, но собор так и остался
недосягаемым образцом на долгие годы.
XVI век отмечен и широкомасштабным строительством крепостных сооружений. В
первой половине века каменные стены возводятся в ряде городов по южной и
восточной окраине государства. Обустраиваются каменными стенами и
крупнейшие русские монастыри: Троицкий, Иосифо-Волоколамский, Новодевичий.
В самой Москве в 30-е годы Петрок Малый на месте земляных укреплений
Великого посада строит кирпичные стены и башни. В 80-е-90-е годы
разросшийся московский посад получил еще ряд укреплений Белый и Деревянный
город. Последний охватывал уже все Замоскворечье. Белый город строил Федор
Конь, сооружавший потом стены Смоленска.
В XV—XVI веках частым явлением в Москве становятся каменные жилые и
казенные здания. Из камня и кирпича были построены Английский, Печатный,
Денежный, Посольский дворы, здание московских приказов.
Московское каменное строительство конца XVI века связывают с именем Бориса
Годунова. Писатель начала XVII в. князь И.А. Хворостинин писал, что Борис
«церкви многие возгради и красоту градскую велением исполни». Попечением
Бориса был воздвигнут храм в селе Хорошево, церковь Николы Явленного на
Арбате. В 1593 г. был построен главный собор Донского монастыря. Дядя
Бориса боярин Д.И.Годунов построил церковь Св. Никиты за Яузой и
Борисоглебскую церковь в Кремле.
Накануне Смуты в конце XVI века Москва запестрела яркими красками, храмами
с кокошниками, наполнилась белизной посадских одноглавых церквей. Но
годуновская Москва на рубеже веков уже доживала свое последние десятилетие.Книжная культура.
Особенность развития московской книжности второй половины XV—XVI вв.
заключалась в том, что сохраняя преемственность в древнерусской традиции,
она вбирала в себя опыт местных школ и, в свою очередь, оказывала на них
свое влияние.
В конце XV века московский читатель получил полный сборник книг священного
писания: Библию. Подобной книги ни в Москве, ни в других городах Руси на
русском языке еще не знали. До этого времени читали книги Нового Завета –
Евангелие и Апостол. Из книг Старого Завета была известна лишь Псалтырь.
Остальные библейские книги содержались только в отрывках и предназначались
для церковно-служебного пользования. Появлению Библии московский читатель
был обязан новгородскому архиепископу Геннадию. Для ее составления, как
стало известно, гонитель еретиков использовал латинские и немецкие книги.
Их переводили и редактировали в Новгороде. Одним из переводчиков таких книг
был впоследствии известный московский дьяк Дмитрий Герасимов.
С Новгородом было связанно происхождение еще одного книжного собрания,
получившее название Четьи-Минеи. Составителем его был новгородский
архиепископ Макарий, который, став митрополитом в 1542 г., перенес всю
работу в Москву. Здесь Макарий воспользовался опытом уже и московских
книжных мастеров. Четьи-Минеи (иногда Минеи-Четьи) предсталяли собой
двенадцати томное (по числу месяцев) собрание, в которое были объединены
все читаемые книги на Руси. Каждый том нужно было читать в определенный
месяц. Главное место в томах принадлежало Житиям Святых, которые, войдя в
собрание, из местных переходили в общерусские. Все сочинения-книги были
подвергнуты единой редакционной и стилистической обработке. Это был
своеобразный круг чтения, санкционированный церковью и властью, за рамки
которого заходить уже не рекомендовалось. По характеру Четьи-Минеи походили
на душеспасительное и нравственное назидание и утвержденный пантеон святых.
Каждый том состоял из 500 листов с одинаковыми переплетами и
каллиграфическим полууставным почерком.
Домакарьевские Четьи-Минеи представляли собой небольшие сборники,
наполненные Житиями святых. При Макарии туда вошли уже Патерики (описание
жизни отцов церкви), Евангелие, сочинения Иоанна Златоуста, Василия
Великого, пришедшие из Византии, «Космография» (описание мира)
византийского писателя Козьмы Индикоплова, воинские повести, Жития первых
русских святых Бориса и Глеба, княгини Ольги, Владимира Святого. Вместе с
этим в них отсутствовали такие «светские» жанры как Хождения, летописи,
хронографы. Для составления таких книг митрополит Макарий привлек лучшие
литературные силы страны: Ермолая Еразма, Василия Тучкова, Дмитрия
Герасимова, серба Льва Филолога и других.
Со второй половины XV в. в книжном оформлении наблюдается одно важное
новшество: на полях книг появляется иллюстрация. В отличие от миниатюры
иллюстрация не являлась украшением, а непосредственно олицетворяла текст и
комментировалась текстом. Одним из первых удачных опытов иллюстрирования
книжного текста в Московской Руси является Угличская Псалтырь 1485 г.
Образцом для нее, как и для многих других лицевых книг XVI века (и для
XVII) послужила Киевская Псалтырь 1397 года.
Удачным соединением миниатюры-украшения и текстовой иллюстрации был
созданный в 60—70-е гг. XVI в. Лицевой летописный свод. Работа над сводом
началась в Москве, затем, как предполагают, она была перенесена в
Александрову слободу, куда затребовал ее царь. Много позднее отдельные
тетради и листы рукописи были переплетены в тома. Сейчас известны 10 томов
Лицевого летописного свода, которые содержат 10 тысяч листов и 16 тысяч
иллюстраций-миниатюр. Свод охватывает события истории от библейских времен
до середины царствования Ивана Грозного. Каждому событию посвящалась одна
или несколько миниатюр, под которой располагался комментирующий текст,
написанный красивым полууставом. Работа над сводом началась еще в книжной
мастерской Макария, но после его смерти перешла под контроль царя. Царский
контроль выражался в редакторских исправлениях текста, в результате которых
вымарывались целые страницы. Последнюю часть пришлось переделывать заново.
Так возникла еще одна лицевая рукопись с теми же событиями, но уже в
царской редакции. Но и она, в свою очередь, была помарана царем. Тем не
менее именно царской щепетильности наука обязана появлению на свет двух
наиболее интересных томов свода – Синодальному (хранился в библиотеки
Синода) и Царственной книги (так назвал том историк М.М.Щербатов). В общей
сложности оба тома охватывали события с 1535 по 1567 год, но в каждом из
них они излагались по-разному.
Благодаря царским поправкам и исправлениям теперь можно представить как
работали над сводом книжные мастера. Сперва, на чистом листе бумаги
карандашом наносился контур будущей миниатюры, потом он обводился чернилами
и лишь только потом раскрашивался. Далее лист передавался писцам, которые с
черновиков переписывали текст под миниатюрой. Работа на Лицевым сводом не
была полностью завершена. И во все объеме он не дошел до читателей.
Миниатюры Царственной книги так и остались не раскрашенными. Какая-та часть
листов и тетрадей бытовала в царской семье, где по «лицам» обучали
царевичей грамоте в XVII в. Лишь только в XVIII столетии они достались
ученым. Незавершенность работы над Лицевым сводом была не единственной
причиной, по которой он не вошел в широко доступный круг чтения. Рукописная
книга с иллюстрациями и миниатюрами, вообще, не могла иметь большого
тиража.
Правда, попытка тиражирования рукописной книги была предпринята в самом
конце XVI века. В 1594 г. по заказу боярина Дмитрия Ивановича Годунова была
написана и оформлена иллюстрациями на полях Псалтырь, которая и получила
название Годуновской. Под конец жизни опричник Ивана Грозного и дядя
правителя Бориса Годунова делал значительные вклады в монастыри. Для этой
цели и были сделаны десять однотипных экземпляров такой книги, переплеты
которых украшали драгоценные оклады. Однако все экземпляры Псалтыри
походили друг на друга лишь приблизительно. Не все иллюстрации были на
месте, некоторые отсутствовали совсем. Поэтому такую попытку нельзя было
назвать полностью удавшейся. Вопрос тиража решила печатная книга.
Традиционно начало книгопечатания в Москве относится к 1564 году, когда
Иван Федоров выпустил первую датированную книгу Апостол. Однако первая
типография в столице была учреждена задолго до этой даты. Первые печатные
книги для церковно-служебного пользования появились в Москве в середине 50-
х годов. Эти книги не имели ни дат, ни места издания, ни имени издателя,
поэтому первая типография получила название Анонимной. Считается, что
основателем ее был Сильвестр, человек по тем временам просвещенный и
начитанный, владелец большой библиотеки. С организацией типографии был
связан и митрополит Макарий. Заинтересован в книгопечатании был и сам Иван
Грозный.
Учредителями типографии были люди большей частью духовные. Сам Иван
Федоров, который начал работать еще в Анонимной типографии, был дьяконом
церкви Николы Гостунского. Заинтересованность церковных иерархов в печатной
книги была вполне понятна. Русское государство расширяло свои пределы. К
этому времени в его состав вошли Казанское и Астраханское ханства, земли
Прибалтики. Для новоприсоединенных необходимы были книги именно
религиозного содержания. Была и еще одна причина, которая особо волновала и
царя. Переписывание книг, как правило, всегда сопровождается описками,
которые при случае могут привести и к прямому искажению текста. При
печатании это, как полагал Иван Грозный, исключалось. Это может
подтверждаться тем огромным тиражом, какой был у книги Апостол. Полагают,
что он доходил до 1000 экземпляров. Второе издание этой книги в конце XVI
века составляло уже 1050 единиц. Несмотря на это ни в XVI, ни в XVII
столетии печатная книга так и не вытеснила рукописную. Они мирно
сосуществовали еще несколько столетий. Более того все внешнее оформление
печатная книга заимствовала у рукописной: миниатюры, заставки (красочное
оформление верхней части страницы), инициалы, полууставной шрифт. Правда,
теперь это выполнялось не от руки, а на печатном станке с использованием
металлических букв-литер и рисунков (гравюр), вырезанных на металле и на
дереве.
В XVI и XVII вв. печатная книга занимала в библиотеках еще довольно
скромное место. Книголюбы отдавали предпочтение рукописным книгам. Они
казались им более естественными. В XVI веке между типографией и рукописной
мастерской даже наметилось своеобразное разделение труда. Типографские
станы печатали в основном книги церковного содержания. Светская же
литература распространялась исключительно по средствам переписывания.
В конце 60-х годов книгопечатание в Москве практически затухает. После
отъезда Ивана Федорова Иван Грозный приказал перевести московскую
типографию в Александровскую слободу, где уже работали ученики и
последователи первопечатника: Андроник Тимофеев Невежа, Никифор Тарасиев и
другие. Лишь только в конце XVI века она вернулась в Москву.
С рубежа XV—XVI веков в читательской среде распространяется жанр бытовой
повести. Как и другие памятники литературы того времени, бытовые повести
кроме нравственных и эстетических идей несли в общество и официально-
пропагандистские воззрения.
Одним из самых насущных вопросов, особо волновавших людей, был вопрос об
образе монарха. При становлении и развитии самодержавия это было особенно
актуально в то время. Две диаметрально противоположенные оценки правителя
встречаются в двух произведениях рубежа XV—XVI веков: «Сказание о Дракуле
воеводе» (автор Федор Курицын, дьяк Посольского приказа, обвиненный в
ереси, погиб на костре) и «Александрие». В первом, воевода Дракула –
талантливый воитель, но в то же время и жестокий правитель своей области и
угнетатель своих подданных. Именно он впоследствии послужил прототипом
известного всему миру одноименному вампиру. И совсем иным выступает из
«Александрии» образ идеального царя Александра Македонского, талантливого
полководца, доброго и справедливого монарх, снисходительного даже к своим
врагам.
«Сказание о Вавилонском царстве» было посвящено более глобальной проблеме:
о причинах возвышения и падения царства. И то и другое, как особо
отмечается в произведении, во многом зависит от качеств правителя.
«Сказание» являлось произведением полемическим. В немалой степени в нем был
заострен вопрос о законности прав царствующей особы. Для русского монарха
она заключалась в наследовании царских регалий от византийского императора,
которые последний, в свою очередь, получил их от угасшей Вавилонской
династии.
Идеей сильного монарха пронизана и «Повесть о царице Динаре». Какие
качества особо отмечались и ценились в то время? Прежде всего, сила власти,
ответственность за подданных, авторитетность среди вельмож (на Руси – это
бояре). Оценка таких качеств встречались и в произведениях И.Пересветова,
Е.Еразма, А.Курбского. Близок к этим идеям был в одно время и сам Иван
Грозный. Однако, позднее он выразился уже по-другому. «А наши великие
государи от Рюрика до нынешнего государя все государи самодержцы и нихто же
не может указу учинити и вольны добрых жаловати а лихих казнити». Как раз
эта неограниченная «вольность» и проявилась в последующий период его
царствования. Прообразом для литературной Динары послужила реальная царица
Грузии – Тамара, правившая в XIII веке. Сюжеты, связанные с царицей Динарой
использовались и при росписи Золотой палаты Кремля (1547 г.) и написании
иконы для Донского монастыря в 90-е гг. XVI века. С именем самой царице
связывалось и утверждение христианства в западной Грузии.Московская живопись.
В середине и второй половине XV века художественные направления в
московской живописи складывались под влиянием творчества Андрея Рублева и
его школы. Однако на этот раз художники-иконописцы больше уделяли внимание
не внутреннему содержанию образов, а их внешним чертам: легкости фигур,
плавным линиям при написании ликов, резкому сочетанию цветов (например,
густые краски одежд на фоне более прозрачного пейзажа). Образцом такого
направления можно считать икону «Вход в Иерусалим», написанную неизвестным
московским мастером.
Для московской живописи этого времени была характерна и еще одна
особенность. В ряд иконописных сюжетов и образов вместе с такими как
Христос, Богоматерь, апостолы стали входить и реальные канонизированные
светские и духовные лица.
На рубеже XV—XVI вв. московская живопись была представлена творчеством
Дионисия и его сыновей. В отличие от своих предшественников и коллег-
современников, Дионисий был мирянином. Он сам обучил иконописному искусству
своих сыновей, которые потом работали с ним в разных уголках Московской
Руси. Так они вместе расписали собор Ферапонтова монастыря в самом начале
XVI века. Дионисий начал работать над росписями в Пафнутьево-Боровском
монастыре, а затем в Иосифо-Волоколамском, куда он был приглашен самим
основателем. Будто бы там на росписи Дионисия и обратил внимание сам
великий князь Иван III. За этим последовало приглашение художника в Москву.
Роспись Успенского собора в Кремле сделала Дионисия знаменитым. Летописец
не без восторга писал, что Дионисий, Ярец Коня, да поп Тимофей написали для
Успенского собора Деисус «чудно вельмии с праздники и с пророки». Для этого
же собора мастер создал и иконы «Спас на престоле» и «Распятие». Писал он и
для Кремлевского Вознесенского монастыря ( икона Богоматерь Одигидрия). Для
всех работ Дионисия (а работал он не только один, но и с сыновьями)
характерны нарядность, декоративность, торжественность. Все его творчество
как-бы олицетворяло собой основную идею подъема нового государства.
К вершине иконописного творчества Дионисия можно отнести две иконы,
созданные мастером для Успенского собора Кремля. Как и многие виды
искусства того времени, они касались исторического прошлого Москвы, освещая
эпохальные события и основных политических деятелей ее истории. Это – иконы
с изображениями митрополитов Петра и Алексея. Возможным источником для их
написания мастеру послужили Жития канонизированных иерархов русской церкви,
основные редакции которых были оформлены как раз во второй половине XV
века. В полном объеме житийная биография святых митрополитов представлена
на клеймах, расположенных по периметру икон вокруг образов.
Сыновья Дионисия творили уже во времена Василия III. О творчестве младшего,
Владимира, ничего неизвестно. Старший Феодосий, работал при дворе. Он был
приглашен самим великим князем для росписи домового Благовещенского собора.
В росписях Феодосия отразилось окончательное торжество объединения Руси
вокруг Москвы и образования государства. Одно из главных мест в них было
отведено изображению святых, известных в церковной истории своей борьбой с
ересью. На стенах собора были представлены лики и образы святых Георгия
Победоносца и Дмитрия Солунского, византийских императоров и императриц,
что символизировало преемственность власти московскими князьями, чтимые
русские князья от киевских до Дмитрия Донского и Василия Дмитриевича.,
святые покровители таких городов как Новгород, Ярославль, Ростов и другие.
Феодосий был известен и как книжный оформитель. По заказу боярина и
казначея Ивана Третьяка он писал заставки и миниатюры для Евангелия 1507
года. В книжном оформлении тогда уже полностью господствовал так называемый
византийский стиль. В этом стиле художником были написаны и евангелисты и
украшения книги в виде причудливого переплетения травянистых растений
(растительно-травянистый орнамент).
В XVI столетии внимание московских живописцев привлекали не только
библейские сюжеты, но и темы из всемирной и русской истории. Особое
воздействие на творчество художников оказывал фактор политического развития
страны. Именно в это время усиливающаяся власть великого князя приобретает
самодержавный характер. В 1547 году Иван IV принимает царский титул. При
Василии III завершается процесс объединения русских земель и ведется
активная внешняя политика. На протяжении XVI века, чередуясь с неудачами,
порой катастрофического характера, следуют присоединения Смоленска,
покорения Казани и Астрахани, завоевания в Прибалтики, походы в Сибирь.
Первые успехи Русского государства уже отражала роспись Смоленского собора
Новодевичьего монастыря (основан в 1525 г.). Центральным звеном в
оформлении внутреннего интерьера собора стало изображение Богоматери
Одигидрии – покровительницы присоединенного Смоленска. Военная тематика в
росписи также занимала главное место. Покровители московских князей и
русского воинства архангелы Михаил и Гавриил представлены в доспехах. Как
бы в обосновании внешней политики великого князя, в росписи особо полно
следует череда изображений канонизированных древнерусских князей,
правителей некогда огромного государства.
В немалой степени воздействовала на живопись и активизация общественной
жизни и мысли страны в первой половине XVI века. Даже через иконы в
общество шла критика монастырской порядков и монашеской жизни. Так,
посредством икон («Лествица райская Иоанна Лествичника», «Видение Евлогия»,
«Притча о слепце и хромце») художники осуждали упадок монашеских нравов
(пьянство, блуд, мздоимство и др.), указывали на кары за пороки,
критиковали политику монастырского стяжания.
В 1547 году после большого московского пожара в Кремле разворачиваются
огромные по своим масштабам восстановительные работы. В полной мере они
коснулись и росписей пострадавших дворцовых палат соборов. Для
восстановлении росписей митрополитом Макарием были приглашены не только
московские, но и новгородские и псковские мастера. Так, восстановление
росписей Благовещенского собора шло при активном участии псковских
живописцев. Основным местом приложения художественных сил стала дворцовая
Золотая палата. Источниками для ее росписи послужили темы из русской
истории и библейские сюжеты, которые были в итоге подчинены единой цели –
прославления военной и политической деятельности Ивана Грозного.
Прославления царя и царской власти в середине XVI века стало одной из
центральных тем в московской живописи. В 1551 году на Стоглавом соборе,
кроме введения унификации и трафаретов в иконописи, было утверждено
разрешение изображать не только умерших, но и здравствующих светских и
духовных лиц, например, царей. В середине 50-х годов была написана
четырехметровая икона-картина «Церковь воинствующая» – памятник казанскому
взятию. По сути, это была хвала победителям, изображение шествия конного и
пешего воинства. Среди воинов присутствуют князья-покровители: Владимир
Креститель, Александр Невский, Дмитрий Донской. В главе всего войска – сам
царь Иван. Впереди же всех – Михаил архангел – общий покровитель всего
княжеского и царского рода.
В 1554 г. дворцовая и соборная кремлевская роспись была подвергнута критике
со стороны дьяка Посольского приказа Ивана Висковатого. Дьяк сетовал на
«латинское мудрование» живописцев и нарушения традиций древнерусской
живописи. Силы в споре однако оказались не равными. Дьяку сказали, чтобы не
вмешивался.
Итогом большой работы, начатой еще при митрополите Макарии, явились росписи
галереи Благовещенского собора, где были представлены лики –«портреты»
московских князей и изображения античных мудрецов, правда, в русских
одеждах.
Во времена Ивана Грозного особое распространение в иконописи получает культ
небесного покровителя царя – Иоанна Предтечи. Иконы с его изображением в
это время были представлены как мастерами московской школы, так и других
городов. Где-то в конце XVI века была написана парсуна (от слова «персона»)
и самого Ивана Грозного, так называемый Копенгагенский портрет. Изображение
царя на нем было близким к реальному, но все-таки выполнено в традиционной
иконописной манере. В 1677 году портрет был вывезен из России датской
посольской миссией, и по месту своего нового хранения получил свое
название. Вполне возможно, что Копенгагенский портрет является надгробным
портретом, выполненным для установки его на гробнице царя.
К концу правления Ивана Грозного относится икона Дмитрия Солунского для
одноименной церкви Никитского монастыря в Москве. Ее происхождение
связывают с рождением у Ивана Грозного последнего сына царевича Дмитрия.
Изображенный на ней воин, несмотря на свой воинственный вид (в доспехах,
вооруженный щитом и мечом), больше походит на утонченного аристократа, чем
на героя. Подобная манера исполнения была тесно связана с творчеством
Строгановской иконописной школой, состоявшей из московских мастеров,
которые выполняли заказы для известных сибирских промышленников
Строгановых. Это икона и ряд других, например, «Никита-воин» определили
дальнейшие направление русской живописи уже в XVII веке.Начало формы
| |Литература:
1. Сергей Николаевич Таценко Духовная культура Москвы конца XV—XVI в.