Е. М. Мельникова

Прозаические
тексты О. Мандельштама -явление малоизученное в лингвистике. В ряде
литературоведческих работ (Н. Я. Берковский, П. Нерлер, В. Кривулин, Ю.
Фрейдин) [1] содержатся лишь общие наблюдения над особенностями языка этой
необычной прозы — прозы поэта. Повышенная образность художественного слова в
такой прозе обусловливает интерес к изучению метафорического словоупотребления
в ней.

Одним
из наиболее распространенных образных средств, функционирующих в прозе О.
Мандельштама, является метафора. Рассмотрим особенности ее употребления.

Метафора
является одним из главных стилеобразующих факторов поэтики О. Мандельштама.
«Стиль Мандельштама, -отмечает К. Мочульский, — напряженно метафоричен» [2. С.
512]. Разнообразие структуры метафоры дает возможность рассмотреть данный троп
в рамках морфолого-синтаксической классификации: в прозе Мандельштама
представлены субстантивные словосочетания с прилагательным, предложно-падежные
метафорические конструкции, глагольные метафоры, предикативно-именные метафоры.
Анализ каждой группы метафор предполагает выявление их семантических
особенностей. В метафорических субстантивных словосочетаниях с прилагательным в
роли метафоры может выступать как абстрактное, так и конкретное понятие:
пропагандистский искус; ребяческий империализм; человечья саранча.
Конкретизация абстрактного существительного-метафоры происходит в данном случае
за счет зависимого прилагательного, указывающего на определенный круг явлений
действительности.

Предложно-падежные
метафорические конструкции представлены в прозе Мандельштама двумя типами:
сочетанием «сущ. + сущ. с предлогом» (например, «домики с низкими душонками») и
генитивными словосочетаниями. Преобладают генитивные метафоры, разнообразные по
лексико-грамматической принадлежности составляющих их существительных:
					








—
метафору могут образовывать абстрактные существительные:

.Мы
влеклись спортом красноречия; Мне хочется… следить… за шумом и прорастанием
времени (ср.: название автобиографической книги «Шум времени»);

—
в роли главного члена словосочетания может выступать конкретное
существительное, которое составляет основу для характеристики зависимого абстрактного
существительного: Люди, живущие под звездой скандала; Где-то… плавали бармы
закона;

—
абстрактное существительное может выступать в роли главного члена
метафорического словосочетания и характеризоваться конкретным:

В
ней был холодок компаньонки, лектрисы и сестры милосердия; А Генрих Яковлевич с
легкостью болонки бегал по лестницам.

Особое
место в данной группе занимают метафоры, в которых главное слово -абстрактное
существительное — является отглагольным образованием и обозначает конкретное
действие. Его сочетание с неодушевленным существительным вызывает эффект
олицетворения: …Лопотание туфелек, натертых тальком…;

—
наиболее многочисленную группу составляют словосочетания, образованные
конкретными существительными:

хобот
бормашины; кратер мельницы-шарманки; дупло комода; лапки очков; улей
гармонистов. Данные метафоры характерны для поэтики Мандельштама; они создают
яркие, основанные на зрительном сходстве различных предметов образы. Эти образы
«материальны», предельно наглядны. Процесс метафоризации здесь актуализирует
дополнительные смысловые оттенки, заключенные в семантике обычных слов.
Предикативно-именные метафоры, по характеру смысловых отношений между
компонентами близкие сравнению («так как в них в большей степени выражено
противопоставление понятий» [3. С. 59]), представлены в прозе Мандельштама
двумя типами:

—
метафорическое значение выражено одним словом (часто распространяемым
обособленными определениями): Рукопись — всегда буря, истрепанная, исклеванная;

Нарзан
— …шампанское, бьющее прямо из земли.

Подобные
предикативные метафоры-сказуемые могут функционировать в предложении,
традиционно сочетаясь с указательным словом «это»: Нотная страница — это
революция в старинном немецком городе; Каждый такт на нотной странице -это
лодочка, груженная изюмом и черным виноградом.

—
подлежащее может характеризоваться метафорическим генитивным словосочетанием:

Разлука
— младшая сестра смерти; Узнаю тебя, площадь большой оперы, — ты пуповина
городов Европы. Среди глагольных метафор, встречающихся в прозе Мандельштама,
наиболее распространены олицетворения, основанные на переносе свойств человека
(чаще конкретных действий) на неодушевленные предметы или явления:

Страх
берет меня за руку и ведет;

…
Чешуйки рыбы подмигивали пластиночками кварца;

…Хлопья
перинного пуха нежились в густой… черноте;

На
террасе, способной приютить все семя Авраама, скорбел удойный

умывальник.

Употребление
глагола «скорбеть» (обозначающего внутреннее состояние человека) в последнем
примере основано, по мнению А. В. Николаевой, на иронии:  «внедрение» в образную ткань повествования
речевых штампов, свойственных советской идеологии, создает комический эффект,
отражая тем самым отношение автора к окружающей действительности [4].

Особую
роль в поэтике Мандельштама играет прием расширения метафорического контекста.
Яркое проявление данного приема — распространение генитивной метафоры прилагательным,
вносящим новые смысловые и экспрессивные оттенки в описываемый объект.

Прилагательное
может относиться к слову-метафоре, представленному в исходной форме
существительным в именительном падеже:

мраморная
плаха умывальника;

горячее
облако прачечной;

синяя
кварцевая хмурь его очей.

В
данных примерах метафорические эпитеты, обозначающие какое-либо качество,
свойство, соотносятся со всеми членами генитивной конструкции («мраморный
умывальник», «горячий воздух прачечной», «синие очи»).

колючая
метла страха;

готическая
елочка папоротника;

собачьи
будки купален;

щучьи
зубы пилы;

змеиный
свист литературного

анекдота.

Эпитеты
здесь связаны лишь с переносным значением существительного, их функция
-выявление этого метафорического значения, указание на «логический ход
ассоциаций при метафорическом сопоставлении двух предметов» [5. С.92].
Прилагательное может распространять и существительное, стоящее в родительном
падеже (в составе генитивной конструкции):

—
распространителем может стать качественное прилагательное:

На
Севане подобралась… целая галерея умных и породистых стариков…

—
распространитель — относительное прилагательное, употребляемое в прямом значении
и не участвующее в создании «метафорического сдвига»: жужжание паяльных свеч;

кратер
фарфоровой чернильницы; подкова каменной колоннады. Прилагательные в прозе
Мандельштама могут распространять оба члена генитивной метафоры и
характеризовать предмет с какой-либо одной стороны, становясь контекстуальными
синонимами:

страшная
лопата косматой бороды («косматая», а потому и «страшная»); скупые уста
щелистых окон («щелистые» окна пропускают мало света, оттого они «скупые»),
либо (чаще всего) давать описываемому предмету разностороннюю характеристику:

Парнок
бежал, пристукивая… овечьими копытцами лакированных туфель; Улица, омытая
козьим молоком феодосийской луны;

В
корешках… дачных книг… застревала золотая перхоть морского песку. Расширение
метафорического контекста в прозе Мандельштама может осуществляться и за счет
распространения глагольной метафоры деепричастным оборотом. В такое
взаимодействие вступают, как правило, олицетворения:

Белая
ночь, шагнув через Колпино…, добрела до Царского Села; Островок отбежал назад,
выпрямив свою медвежью спину с осьмигранниками монастырей; …Открылся берег… с
карликовыми деревцами, которые купались в стеклянном воздухе и, оживленно
жестикулируя, карабкались с перевала на перевал.

Отступая
от морфолого-синтак-сического принципа описания метафоры, рассмотрим отдельно
важную для поэтики Мандельштама группу так называемых «метафор-загадок». Этот
термин введен исследователем лирики Мандельштама Ю. И. Левиным для обозначения
метафоры, в которой «описываемый объект замещен другим объектом» [6. С.458].
Данные метафоры основаны на отсутствии в их составе слова, употребляемого в
прямом значении и тем самым указывающего на описываемый предмет, поэтому они
содержат в себе элемент загадки: Паровоз, в цилиндре, негодовал на тяжесть
шапокляков; Гора…, бараки строительства и набитая пассажирами консервная
жестянка — вот вам окрестности Эривани;

[В
поезде]… на буферных площадках… наскакивают друг на друга две гремящих
сковороды;

Из-под
пальмовой коры выбивалась седая мочала театральных париков. Метафоры-загадки
основаны на поэтике «пропуска связующих семантических звеньев» [7. С. 127].
Автор полагается на воображение читателя и, не называя предмет обычным
способом, дает ему новое, образное, название. Приведем слова Н. Я. Берковского:
«Мандельштам -… поэт, для которого мир без названий и титуляций не представим,
чья величайшая спесь в том, чтобы прийти к вещам последним номенклатором,
остроумным соперником тех, кто давал вещам имена и определения до него, до его
крестинного объезда богатой и беспорядочной литературной епархии. Не уловлять
неназванное, а смещать старые имена и любоваться контрастом между новой
надписью и полустертой старой как бы призван Мандельштам, много в его стиле от
игрового начала» [8. С.290].

Примечательно,
что рядом с метафорой-загадкой может находиться прямое обозначение предмета, в
результате чего осуществляется «двойное» называние реалии:

В
толпе работал бондарь — страх; Мы… увенчали свой день чашечкой турецкого кофе с
рюмкой жидкого золота — горячего мартеля; Мой исаковский Пушкин был в ряске
никакого цвета, в гимназическом коленкоровом переплете, в черно-бурой,
вылинявшей ряске…..

В
целом метафора в прозе Мандельштама ориентирована на создание яркого внешнего
зрительного образа. Любая абстракция, попадая в контекст подобной «предметной»
метафоры, конкретизируется, получает вещественное воплощение. Оригинальность
стиля прозы поэта основана на поиске в значениях привычных слов особых оттенков
смысла, ассоциативное соединение которых обусловливает поэтику смысловых
смещений. Метафора лежит в основе мировосприятия поэта. «Только через метафору,
— писал Мандельштам, -раскрывается материя, ибо нет бытия вне сравнения, ибо
само бытие есть сравнение» [9. С.238].

Список литературы

1.
Берковский Н.Я. О прозе Мандельштама // Берковский Н.Я. Мир, создаваемый
литературой. М., 1989. С.286-305.

2.
Нерлер П. Отголоски шума времени // Вопросы литературы . 1991. № 1. С.32-68.

3.
Кривулин В. Три прозы поэта // Звезда. 1995. №6. С.182-191.

4.
Фрейдин Ю. О прозе Мандельштама // Наше наследие. 1991. №1. С.58-61.

5.
Мочульский К. Проза Мандельштама // Мандельштам О.Э. Стихотворения. Проза.
Статьи. М., 1998. С.512-515.

6.
Рыньков Л.Н. Именные метафорические словосочетания в языке художественной
литературы XIX века. Челябинск, 1975.

7.
Николаева А.В. «Путешествие в Армению» О.Мандельштама // Русская речь. 1997.
№6. С.35-41.

8.
Некрасова Е.А. Метафора и ее окружение в контексте художественной речи // Слово
в русской советской поэзии. М., 1975. С.76-110.

9.
Левин Ю.И. Структура русской метафоры // Левин Ю.И. Избранные труды. М., 1998.
С.457-464.

10.
Полякова С.В. Олейников об Олейникове и другие работы по русской литературе.
М., 1997.

11.
Берковский Н.Я. Указ. соч..

12.
Мандельштам О.Э Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2. Проза. М., 1990.