Храм знаний: » Проблема освоения иноязычных заимствований русскоязычными индивидами

Проблема освоения иноязычных заимствований русскоязычными индивидами

Дата: 21.05.2016

Министерство Образования РФ
Тверской Государственный Университет
Кафедра английского языка

ПРОБЛЕМА ОСВОЕНИЯ ИНОЯЗЫЧНЫХ ЗАИМСТВОВАНИЙ
РУССКОЯЗЫЧНЫМИ ИНДИВИДАМИ

Курсовая работа

Выполнила:
Ефимова И.Ю.
4 курс
Научный руководитель:
к.ф.н., доцент
Шумова Н.С.

Тверь, 2005
СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 3

ГЛАВА 1

СУЩНОСТЬ ПРОЦЕССА ЛЕКСИЧЕСКОГО ЗАИМСТВОВАНИЯ И ПРОБЛЕМА
АССИМИЛЯЦИИ ИНОЯЗЫЧНЫХ СЛОВ 4

ГЛАВА 2 13

ПРОЦЕСС ОСВОЕНИЯ ИНОЯЗЫЧНЫХ СЛОВ В КОНЦЕ ХХ СТОЛЕТИЯ

2.1. МОРФЕМИЗАЦИЯ КАК СОВРЕМЕННЫЙ СПОСОБ освОЕНИЯ ИНОЯЗЫЧНЫХ СЛОВ 13

2.2. ГРАФИЧЕСКОЕ ОФОРМЛЕНИЕ НОВЕЙШИХ ЗАИМСТВОВАНИЙ 17

ГЛАВА 3 20

ИНОЯЗЫЧНЫЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ В СОЗНАНИИ ИНДИВИДА 20

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 34

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 37

ВВЕДЕНИЕ
НА ПРОТяЖЕНИИ ИСТОРИИ яЗЫКА В ЕГО СОСТАВЕ ПОСТОяННО ПОяВЛяЕТСя БОЛЬШОЕ
КОЛИчЕСТВО НОВЫХ СЛОВ, ОДНАКО ДАЛЕКО НЕ ВСЕ ЗАКРЕПЛяЮТСя В ЕГО СЛОВАРНОМ
СОСТАВЕ. ОСТАВШИЕСя ЖЕ СЛОВА ПРЕТЕРПЕВАЮТ СУЩЕСТВЕННЫЕ ИЗМЕНЕНИя,
ПРИСПОСАБЛИВАяСЬ К ФОНЕТИчЕСКОЙ, ГРАММАТИчЕСКОЙ И ЛЕКСИКО-СТИЛИСТИчЕСКОЙ
СИСТЕМЕ яЗЫКА.
Заимствования в разных языках по-разному влияют на обогащение
словарного состава. В некоторых языках заимствования не имеют такого
влияния, которое могло бы существенно отразиться на словарном составе
языка. В других языках в разные исторические эпохи они оказали столь
значимое влияние на словарный состав языка, что даже служебные слова,
заимствованные из других языков, вытесняли исконные.
Вопрос о целесообразности использования заимствований связывается с
закреплением лексических средств за определенными функциональными стилями
речи. Употребление иноязычных слов, имеющих ограниченную сферу
распространения, может быть оправдано читательским кругом, стилевой
принадлежностью произведения. Иностранная терминологическая лексика
является незаменимым средством лаконичной и точной передачи информации в
текстах, предназначенных для узких специалистов, но может оказаться и
непреодолимым барьером для понимания научно-популярного текста
неподготовленным читателем.
Отсутствие научного подхода к проблеме освоения иноязычной лексики
проявляется в том, что ее употребление порой рассматривается в отрыве от
функционально-стилевого закрепления языковых средств: не учитывается, что в
одних случаях обращение к иноязычным книжным словам стилистически не
оправдано, а в других — обязательно, так как эти слова составляют
неотъемлемую часть лексики, закрепленной за определенным стилем,
обслуживающим ту или иную сферу общения.
Следует учитывать и наметившуюся в наш век научно-технического
прогресса тенденцию к созданию международной терминологии, единых
наименований понятий, явлений современной науки, производства, что также
способствует закреплению заимствованных слов, получивших интернациональный
характер. Это обусловлено длительной историей развития русского языка:
многие заимствования совершенно обрусели и не имеют эквивалентов, являясь
единственными наименованиями соответствующих реалий. Этот факт даёт
основание предположить, что освоение иноязычных слов является необходимым и
неизбежным для развития русского языка процессом. В отношении к
заимствованным словам нередко сталкиваются две крайности: с одной стороны,
перенасыщение речи иностранными словами и оборотами, с другой — отрицание
их, стремление употребить только исконное слово.
Именно поэтому проблема освоения иноязычной лексики русскоязычными
индивидами всегда важна и актуальна и имеет достаточно материала для
рассмотрения и исследования, так как живой язык — явление динамичное,
постоянно развивающееся.
Целью данной работы является исследование процессов освоения
иноязычной лексики системой русского языка.

ГЛАВА 1

СУЩНОСТЬ ПРОЦЕССА ЛЕКСИЧЕСКОГО ЗАИМСТВОВАНИЯ И ПРОБЛЕМА АССИМИЛЯЦИИ
ИНОЯЗЫЧНЫХ СЛОВ

В РАЗНЫЕ ИСТОРИчЕСКИЕ ПЕРИОДЫ (ОБЩЕСЛАВяНСКИЙ, ВОСТОчНОСЛАВяНСКИЙ,
РУССКИЙ) В ИСКОННЫЙ РУССКИЙ яЗЫК ПРОНИКАЛИ СЛОВА ИЗ ДРУГИХ яЗЫКОВ. ЭТО БЫЛО
ОБУСЛОВЛЕНО ТЕМ, чТО РУССКИЙ НАРОД ВСТУПАЛ В ЭКОНОМИчЕСКИЕ, КУЛЬТУРНЫЕ,
ПОЛИТИчЕСКИЕ СВяЗИ С ДРУГИМИ НАРОДАМИ, ОТРАЖАЛ ВОЕННЫЕ НАПАДЕНИя, ЗАКЛЮчАЛ
ВОЕННЫЕ СОЮЗЫ И Т.Д. ОДНА ИЗ ОСНОВНЫХ ФУНКЦИЙ ИНОяЗЫчНЫХ СЛОВ — НАЗЫВАНИя
НОВЫХ ПРЕДМЕТОВ, КАчЕСТВ, ТРУДОВЫХ ПРОЦЕССОВ, А ТАКЖЕ НЕ ЗНАКОМЫХ РАНЕЕ
ПОНяТИЙ, яВЛЕНИЙ И Т. Д. ПОЭТОМУ ДРЕВНИЕ ТЮРКСКИЕ, ГРЕчЕСКИЕ, ГОТСКИЕ,
СКАНДИНАВСКИЕ И ДРУГИЕ ЗАИМСТВОВАНИя ЭТО — ПРЕЖДЕ ВСЕГО НАИМЕНОВАНИя
ПРЕДМЕТОВ ОБМЕНА, А В ДАЛЬНЕЙШЕМ — И ТОРГОВЛИ, БЫТОВЫХ РЕАЛИЙ И ДР. ЭТА
ФУНКЦИя ХАРАКТЕРНА И ДЛя АКТИВНО ПРОНИКАЮЩИХ В ДРЕВНЕРУССКИЙ яЗЫК
СТАРОСЛАВяНИЗМОВ, КОТОРЫЕ СЛУЖАТ ДЛя НАИМЕНОВАНИя РЕЛИГИОЗНЫХ ПОНяТИЙ,
ЛИТУРГИчЕСКИХ ЦЕРЕМОНИЙ И ЦЕРКОВНЫХ РЕАЛИЙ. ОДНАКО В ЦЕЛОМ, ПО МНЕНИЮ
ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ, яЗЫКОВЫЕ ЗАИМСТВОВАНИя В РУССКОЙ ЛЕКСИКЕ СОСТАВЛяЮТ
СРАВНИТЕЛЬНО НЕБОЛЬШОЙ ПРОЦЕНТ. ТАК, Ф. П. ФИЛИН ОТМЕчАЕТ, чТО
ЗАИМСТВОВАНИЙ ИЗ СТАРОСЛАВяНСКОГО яЗЫКА НЕ БОЛЕЕ 10%, А ГРЕКО-ЛАТИНСКИХ,
ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ И ДРУГИХ В ЛИТЕРАТУРНОМ яЗЫКЕ ОКОЛО 14 %. Н. М. ШАНСКИЙ
СчИТАЕТ, чТО ОБЩЕЕ чИСЛО ВСЕЙ ЗАИМСТВОВАННОЙ ЛЕКСИКИ НЕ ПРЕВЫШАЕТ 10 %
[ШАНСКИЙ, 1972].
Существующие в настоящее время в русской лексике иноязычные слова
пришли в нее в разное время из самых различных языков. В общей лексической
системе языка лишь небольшая их часть выступает в качестве межстилевой
общеупотребительной лексики; подавляющее большинство их имеет стилистически
закрепленное употребление в книжной речи и характеризуется в связи с этим
узкой сферой применения (выступая как термины, профессионализмы,
варваризмы, специфически книжные слова и т.д.).
Определяя то или иное слово как иноязычное, следует отграничивать от
заимствованных лексических единиц слова, возникшие на базе иноязычных уже в
русском языке. Слова ерунда, га, жоржйк, ямщик, фляга и т.п., хотя и
возникли на базе иноязычных слов (ср. латинское слово герундий, французское
гектар, французское Жорж, тюркское ям, польское flaszka), являются исконно
русскими по своему возникновению словами.
В своем подавляющем большинстве бытующие сейчас иноязычные слова были
заимствованы вместе с вещью, явлением, понятием и т. д. (зонтик — из
голландского языка, диск — из греческого, вензель — из польского, бульвар —
из французского, бокс — из английского, чалый — из тюркского, помпа — из
латинского, квартет — из итальянского, штатив — из немецкого и т.д.),
однако немало их пришло в русский язык и в качестве новых обозначений того
или иного факта, имевшего до этого исконно русское наименование (ср.
специфический, вояж — из французского языка, денди — из английского,
февраль — из латинского и исконно русские особенный, путешествие, щеголь,
лютый).
Заимствования из одних языков являются в нашем языке единичными, слова
из других образуют более или менее многочисленные группы. Довольно большое
количество слов, в частности, заимствовано русским языком из тюркских
языков, греческого и латинского, польского, а также немецкого, французского
и английского. Значительно меньшие группы составляют слова, пришедшие в
русский язык из голландского и итальянского. Остальные языки дали русскому
языку лишь отдельные слова: борщ, бондарь, завзятый, буханка, бублик,
парубок (из украинского языка); робот, полька, краля (из чешского); чай,
каолин (из китайского); ковер, шалаш, хутор, гуляш (из венгерского); какао,
эстрада, колибри, сигара, серенада, томат, гитара (из испанского); халва,
алгебра, гарем, нашатырь (из арабского); кимоно, гейша (из японского);
инжир, сарай (из персидского); плис (из шведского); орангутанг, какаду (из
малайского) и т. п.
Заимствуя то или иное слово, русский язык редко усваивал его в том
виде, в каком оно бытовало в языке-источнике. В процессе употребления
большая часть слов, пришедших из других языков (как правило, вместе с
заимствованием тех или иных понятий, реалий и т.д.), уподоблялась структуре
заимствующего языка. Постепенно многие слова, ассимилированные русским
языком, начинали входить в состав общеупотребительной лексики и переставали
восприниматься как собственно иноязычные. Так, в настоящее время слова
броня, князь; мастер, сахар, свекла; артель, богатырь, чулок; ситец и др.
воспринимаются как собственно русские, хотя были заимствованы: первые два —
из готского языка, третье, четвертое и пятое — из древнегреческого, три
следующих — из тюркских языков, последнее — из голландского. Заимствование
— закономерный путь развития любого языка, так как «ни один народ, носитель
и творец того или иного языка, не живет совершенно изолированной,
обособленной жизнью» [Шанский, 1972: 86,87].
Иноязычные слова подвергались в процессе их освоения разного рода
изменениям (фонетическим, морфологическим, семантическим), подчинялись
законам развития русского языка, его функционально-стилистическим нормам.
Различия в звуковом строе, грамматике, семантико-словообразовательных
свойствах, существующие между русским языком и тем, откуда приходило слово,
вели к тому, что чужое слово подвергалось постепенному процессу
ассимиляции.
Ассимиляцией называется уподобление одного звука другому в
артикуляционном и акцетическом отношениях, приспособление заимствованных
слов в фонетическом, грамматическом, семантическом и графическом отношении
к системе принимающего их языка.
В процессе ассимиляции иноязычные слова приспосабливаются к звуковой
системе русского языка, подчиняются правилам русского словообразования и
словоизменения, в той или иной степени утрачивая, таким образом, черты
своего нерусского происхождения. Как отмечает А.Р. Ивлева, степень
ассимиляции может быть различной и зависит от того, насколько давно
произошло заимствование, произошло ли оно устным путем или через книгу,
насколько употребительно слово и т. д. [Ивлева, 2003].
Совершенно обязательна словообразовательная обработка слова, состоящая
в присоединении соответствующих аффиксов, в том случае, если заимствовался
глагол или прилагательное. Слова, вроде немецкого marschieren и
французского naif, становятся фактами русского языка, только получая
характерные для русских глаголов и прилагательных аффиксы -овать и -ный:
маршировать, наивный и т.д.
При заимствовании существительных такого переоформления может и не
быть (ср. французское marche и марш, греческое lyra и лира, латинское norma
и норма, английское dandy и денди и т. д.).
Конкретно при освоении иноязычного слова происходит устранение в нем
несвойственных русскому языку звуков и форм; звуки, составляющие его,
подчиняются действующим в нашем языке звуковым законам, слово приобретает
грамматические и словообразовательные свойства, характерные для того класса
слов, куда оно входит, и вступает в новые семантические связи. Примеры
преобразований такого рода приводит Шведова — гласные звуки, не
совпадающие с русскими (или не свойственные им), передаются по-разному:
сочетание гласных еu, аи или их долгота ее — как эв, ав, и (эвкалипт из гр.
eukalyptos, автомобиль из нем. Automobil, митинг из англ. meeting и т. д.).
Русифицируются многие согласные при освоении японских заимствований.
Например, в XX в. в русскую лексику пришло слово шимоза (си-мосэ) —
взрывчатое вещество. (Шимозой называли также снаряд или гранату, начиненную
этим веществом.) Осовременено наименование рода борьбы при самозащите без
оружия дзюдо (или дзю-до) — первоначальное название джиу-джитсу (яп. дзю-
дзюцу, восходящее к китайским корням). Претерпели изменение согласные в
слове банзай — ура (яп. бандзай — букв. десять тысяч лет), а также в слове
Чио-Чио-Сан (яп. Тё-Тё — бабочка, мотылек + сан — госпожа, затем Тьо-Тьо-
Сан, наконец, бытующая ныне форма) и т. д. Немецкое слово Losung на русской
почве начинает произноситься с твердым звуком л и в соответствии со
звучанием с твердым согласным на конце становится словом мужского рода,
теряет артикль и производный характер основы (суффикс -ung в нем у нас не
чувствуется), входит впоследствии в синонимические отношения со словом
призыв и т. д. Латинское слово aquarium коренным образом меняет свои
словообразовательно-морфологические свойства, превращаясь в русском языке
из производного прилагательного среднего рода в непроизводное
существительное мужского рода аквариум, в котором не осознается ни корня,
ни суффикса, ни окончания (ср. лат. aqua — вода), ни этимологического
родства со словами акварель, аквамарин, акведук [Шведова,2003]. Французское
слово манто (manteau) при заимствовании теряет несвойственный русскому
языку носовой звук и превращается в слово отсутствующего во французском
языке среднего рода; греческое существительное среднего рода в форме им.
пад. мн. числа seukla испытывает метатезу (еu > uе) и становится формой им.
пад. ед. числа существительного женского рода свекла (-а из окончания им.
пад. мн. числа становится окончанием им. пад. ед. числа) и т. д.
При ассимиляции также русифицируются суффиксы и окончания, изменяются
категории рода и числа иноязычных слов. Например: а) не свойственные
русскому языку суффиксы заменяются более употребительными (иногда тоже
иноязычными); ср. гр. harmonikos — гармонический, amorphos — аморфный,
лат. verticalis — вертикальный, illustrare — иллюстрировать, фр.
reglementer — регламентировать, нем. marschieren — маршировать, голл.
oester — устрица, sits — ситец и т. д.; б) изменяется род заимствованных
имен существительных: нем. die Karaffe, ж. р.— графин, м. р.; das Karnies,
ср. р.— карниз, м. p.; die Schrift, ж. р.— шрифт, м. р.; фр. la methode, ж.
р.— метод, м. р.; гр. systema, ср. р.— система, ж. р.; лат. aquarium, ср.
р.— аквариум, м. р. и т. д.; в) изменяется категория числа: так, слова,
заимствованные в форме множественного числа, воспринимаются как формы
единственного, и наоборот: нем. Klappen, мн. ч.— клапан, ед. ч.; англ.
cakes, мн. ч.— кекс, ед. ч.; исп. silos, мн. ч.— силос, ед. ч. и т. д.
Наблюдаются изменения и первоначальных (исконных) значений слов; ср.: нем.
der Maler — «живописец» и русск. маляр — «рабочей по окраске зданий,
внутренних помещений»; фр. hasarad — «случай» и русск. азарт —
«увлечение, запальчивость, горячность»; тюркск. tavar — «скот, домашнее
животное» (как объект обмена) — русск. товар — «все, что является
предметом торговли», соответственно — tavar + is (товар+ищ) — «компаньон в
обмене скота» и русск. товарищ — 1) «друг, приятель»; 2) «член
советского общества».
Нередко семантические изменения тесно связаны со структурно-
грамматическими особенностями. В этом случае наблюдается изменение
характера соотношения между родственными по происхождению словами.
Например, между словами консервы, консерватор и консерватория в русском
языке нет никакой связи, тем более что они пришли разными путями из
различных языков: консервы из французского (conserve), консерватор из
латинского (conservator), а консерватория из итальянского (conservatorio).
Однако все три слова восходят к латинскому глаголу conservo — сохраняю,
оберегаю (от лат. conservare — сохранять). В процессе освоения
промежуточные однокоренные образования, характерные для данных слов в тех
языках, из которых они пришли, в русском языке были утрачены.
Заимствованным оказался только один член ряда, и семантическая связь между
родственными образованиями, существовавшая в родном языке, оборвалась, т.
е. произошла так называемая «деэтимологизация». Так же нарушена была
семантическая и словообразовательная связь между родственными по
происхождению словами роман, романский и романс (фр.), аквариум и акварель,
(лат.), гонор и гонорар (лат.), гимнастика и гимназия (гр.), тральщик и
траулер (англ.), канцлер и канцелярия (нем.) и др.
Изменение значения заимствованных слов бывает обусловлено и тем, что в
русском языке укореняются не все значения слова, свойственные ему в родном
языке. Например, произошло сужение таких многозначных в английском языке
слов, как бизнес; ср.: business — 1) «занятие, дело, профессия»; 2)
«торговое предприятие; фирма»; 3) «выгодная сделка»; спорт; ср.: sport — 1)
«развлечение, шутка»; 2) «болельщик»; 3) «щеголь». У первого в русском
языке утвердилось третье значение, у второго — первое, но с семантическим
уточнением и дополнением [Шведова, 2003].
Но не все заимствованные слова подвергаются полному грамматическому
переоформлению и переосмыслению. Есть немало примеров использования
иноязычных слов с частичным изменением (ср.: денди, леди — англ. dandy,
lady) или совсем без изменения (ср.: скетч — англ. sketch; фольварк, франт
— польск. folwark от старого forwak, frant; форма, формула — лат. forma,
formula).
Конечно, не всегда русификация какого-либо иноязычного слова
проводится последовательно, до конца. Некоторые из заимствованных слов
живут в русском языке с некоторыми свойствами, ему чуждыми. К ним можно
отнести: из фонетических — произношение твердых звуков д, т и других перед
е (ср. ателье, модель, шоссе, мер и т. п.), из морфологических — свойство
не склоняться (ср. пальто, бюро, какаду, досье и т. д.).
Помимо целостных номинативных единиц неисконного происхождения в
русском языке существует некоторое количество, как правило,
малопродуктивных, заимствованных словообразовательных морфем (например,
суффиксы -изм, -ист, -аж, -ер, -ация и т. п., приставки а-, анти-, ре-, де-
, архи- и пр.). Они изучаются, как и исконно русские словообразовательные
элементы, в морфологии. Следует отметить, что словообразовательные аффиксы,
как таковые, не заимствуются. Перенимаются слова, содержащие эти морфемы.
Выделение того или иного словообразовательного элемента происходит уже
потом, когда образуется хотя бы небольшая группа одноструктурных слов,
пришедших в русский язык вместе с родственными словами (ср. суффикс -аж в
словах массаж, пилотаж, тоннаж и т. п., бытующих у нас рядом со словами
массировать, пилот, тонна и пр.).
При изучении вопроса об иноязычной лексике всегда надо помнить, что
развитие каждого языка носит самобытный и самостоятельный характер.
В составе заимствованной лексики можно выделить, с одной стороны,
слова, использование которых не обязательно, так как их вполне можно
заменить русскими словами, а с другой — слова, использование которых
целесообразно.
Рассмотрим первую категорию слов. Эти слова не долго остаются в языке.
Они быстро переходят в пассивный лексический запас, а чаще всего вообще
исчезают, поскольку не находят применения в речевой практике общества.
Ничем не мотивированное использование иноязычных слов связано прежде всего
с жаргонным словоупотреблением. Л.Л. Аюпова подчеркивает, что иноязычные
слова жаргонного характера имеют весьма узкую сферу распространения,
ограниченную социальными рамками. Они предназначены или для такого
обозначения понятий, явлений, которое противопоставлено обозначению тех же
понятий и явлений в литературном языке, или для обозначения понятий,
явлений, распространенных в узком социальном кругу (таковы, например, слова
редингот, офраншировать, сюркуп и т. п.) [Аюпова, 1991].
Из заимствованных слов остаются в языке те, которые обозначают понятия
и явления, жизненно важные для народа, представляющие общественную
ценность. При этом сохраняются слова, обозначающие какое-либо понятие,
явление, вещь, какой-либо оттенок смысла, эмоциональный оттенок, для
которых в русском языке нет особого наименования, или русское слово,
обозначающее что-либо из перечисленного, имеет иное распространение и
применение, сложившееся в речевой практике общества.
Иноязычные слова, использование которых целесообразно, остаются в
нашем языке, как правило, на продолжительное время, а то и навсегда,
органически сливаясь со структурой современного русского литературного
языка.
Всякий язык активно относится к вновь входящим в его состав
элементам: он либо усваивает чужие слова без всякого изменения (за
исключением окончаний, которые в первую очередь подвергаются ассимиляции),
например библия, икона, генерал, солдат, протест, прогресс, либо
переделывает их по-своему, например церковь, налой, кадило, просвира, либо
переводит слово и употребляет его по иноязычному образу (калькирование):
благословлять, провидение, победоносный, землеописание, любомудрие,
влияние, трогательный, последовательность, целесообразность.
Однако, когда, как уже было сказано выше, в процессе ассимиляции
заимствованные слова входят в грамматическую систему русского языка
изменяясь также и семантически, это приводит к утрате этимологических
связей с родственными корнями языка-источника. В результате
деэтимологизации значения иноязычных слов становятся немотивированными.
Как известно, не все заимствования ассимилированы русским языком в
равной мере: различие между явно нерусскими по происхождению словами и
словами, которые не обнаруживают своего иностранного происхождения,
объясняется и временем их заимствования, и сферой их употребления. Давние
заимствования общенародного характера в ряде случаев настолько прочно вошли
в плоть и кровь русского языка, что стали принадлежностью его основного
лексического фонда (ср. слова тетрадь, свекла — из греческого языка; билет,
суп — из французского языка; карман, деньги — из тюркских и т. д.), иные же
сохраняют отдельные черты языка-оригинала. Этот случай частичной
ассимиляции можно наглядно рассмотреть на примере нефонетических
чередований нерегулярного характера з/т, з/ст, зм/ст, с/т. В словах
современного русского языка встречаются чередования, которые не объясняются
ни действующими фонетическими законами, ни историческими процессами,
действовавшими в более ранние эпохи развития русского языка. Это в основном
терминологическая лексика, которая может употребляться одновременно в
разных терминологических системах: прогноз -прогностика, прогностический;
афоризм — афористический, сарказм -саркастический, хиазм — хиастический;
демос — демотический, ересь — еретик, еретический. Поскольку эти слова
являются по происхождению греческими, то объяснение следует искать в языке-
источнике.
Как отмечает профессор Н.В.Юшманов, звуковые различия з/т, з/ст,
зм/ст, с/т наблюдались в греческом языке при образовании
прилагательных(analysis — analytikos; krisis — kritikos, metastasis —
metastatikos,narcosis – narkotikos) — в русском языке эти прилагательные
переоформлены с помощью суффиксов –ичн-, -ическ-( аналитический,
критический. метастатический, наркотический). От некоторых греческих
существительных с основой на -з, -с в русском языке создаются
прилагательные, аналогичные греческим, только без участия чередований в
корне: апокалиптический — апокалипсический, эллиптический – эллипсический.
Нерегулярные чередования з/т, з/ст, зм/ст, с/т, типичные для греческого
языка, представлены в значительном числе примеров в терминологической
лексике современного русского языка. Однако намечается тенденция вытеснения
иностранных слов с рассматриваемыми чередованиями под влиянием процесса
«выравнивания» основ [Юшманов, 1972].
Недавние заимствования узкой сферы применения в ряде случаев
удерживают в своем составе даже некоторые чуждые русскому языку
фонетические и морфологические свойства (ср. пенсне, денди, интервью,
модель, репертуар, кенгуру, нокаут, жюри и т. д.).
Естественно, что иноязычность вторых ясна любому носителю русского
литературного языка, в то время как неисконное происхождение первых
становится известным только после специальных этимологических разысканий.
Устанавливая, из какого конкретно языка идет заимствование того или
иного слова, т. е. откуда оно поступает в русский язык, необходимо четко
разграничивать этимологический состав слова и его возникновение как слова в
том или ином языке, а также учитывать, является ли оно коренным
переоформлением в данном языке какого-либо иноязычного слова, или этот
язык выступает лишь как язык-передатчик.
Нельзя, например, слово велосипед, основываясь на том, что оно состоит
из латинских корней velox (быстрый) и pedes (ноги), считать латинским, так
как оно возникло во французском языке. Неверно будет слова гранит, гранат и
граната (имея в виду их корень латинского происхождения granum — зерно)
считать все латинскими словами. Тогда как слово гранат действительно
является латинским словом (ср. granatum — зернистое яблоко), слова гранит и
граната являются соответственно: первое — итальянским, второе — немецким.
Вряд ли будет правильным считать слова гвалт, фортель, рынок, герб
немецкими заимствованиями: в русском языке это полонизмы, так как и
значения этих слов, и их звучание коренным образом отличаются от тех
немецких слов, которые были заимствованы польским языком (ср. Gewalt,
Vorteil, Ring, Erbe).
Выше отмечались уже трудности при определении источника заимствования
того или иного иноязычного слова. Следует особо обратить внимание на
необходимость осторожного использования (при установлении, откуда слово
пришло в русский язык) указываемых в пособиях примет. Во-первых, в ряде
случаев имеющиеся там приметы одинаково могут характеризовать слова целого
ряда языков. Например, в некоторых учебниках начальный звук э указывается
как характерная примета слов из греческого языка. Но этим звуком могут
начинаться также и слова из латинского (эгоизм, элемент, эра), из
древнееврейского (эдем), из французского (экипаж, эссеист, экран, эшелон),
из английского (эль), из немецкого (эндшпиль, эльф), из испанского
(эмбарго, эскадрон) и из арабского (эмир) языков.
Во-вторых, в ряде случаев даются такие приметы словообразовательно-
морфологического характера, которые могут быть выделены в подавляющем
большинстве слов этого типа только при знании соответствующего языка.
Поэтому в практических целях после предварительного определения
происхождения анализируемого слова по приметам следует прибегать к помощи
словарей (как словарей иностранных слов, так и толковых, и
этимологического).
В подавляющем большинстве иноязычные слова того или иного
грамматического класса являются словами той же самой грамматической
категории и в русском. Однако в некоторых случаях такого соответствия не
наблюдается: слово, являющееся в русском языке именем существительным,
генетически может восходить не только к слову иной части речи, но и к
целому словосочетанию или какой-либо форме слова: рояль — франц. royal
(королевский); кандидат — лат. candidatus (одетый в белое); омнибус — лат.
omnibus (всем); кворум — лат. quorum (которых) из quorum praesentia
sufficit (присутствие которых достаточно); кредо — лат. credo (верую);
ноктюрн — франц. nocturne (ночной); проформа — лат. pro forma (для формы);
республика — лат. res publica (общественное дело) и т. п.
Процесс обмена словами между народами приобретает иногда своеобразные
формы. Есть факты, свидетельствующие о том, что слова, заимствованные из
одного языка в другой, возвращаются в язык-источник преобразованными в
соответствии со своеобразием заимствовавшего их языка. Немецкое Pistole —
от чешского pistal (ср. фр. pistolet). Это слово возвращается в славянские
языки (русск. пистолет, чешск. pistole), преображенное под влиянием
германских и романских языков. Русский карп — германизм, но, как полагает
Л. И. Соболевский, герм. karpo заимствовано в свою очередь из славянских
языков: ср. древнерусск. коропъ, карп, польск. krop, сербск. крап
[Соболевский, 1995: 173].
Некоторые слова кочуют из языка в язык, каждый раз принимая новое
обличье в соответствии с особенностями того или иного языка. Появившись в
Европе в XVI в., картофель, вывезенный из Южной Америки, получил в
итальянском языке название tartufalo (по сходству клубней картофеля с
трюфелями). Из итальянского tartufalo переходит в немецкий язык сначала в
виде Tartuffel, потом Kartoffel, откуда проникает в XVIII в. в русский
язык.
Среди заимствований есть и не освоенные русским языком слова, которые
резко выделяются на фоне русской лексики. Особое место среди таких
заимствований занимают экзотизмы — слова, которые характеризуют
специфические особенности жизни разных народов и употребляются при описании
нерусской действительности. Так, при изображении быта народов Кавказа
используются слова аул, сакля, джигит, арба и др. Они, как правило,
поначалу бывают мало известны носителям того языка, в котором
употребляются. К ним относятся, например, наименования: государственных
учреждений — бундестаг (нем.), меджлис (тур.), риксдаг (шв.), хурал
(монг.) и т. д.; должностей, званий, рода занятий, положения людей — бонза,
гейша, самурай, микадо (яп.), клерк, констебль (англ.), ксёндз (польск.),
консьерж(-ка), кюре (фр.), лама (тиб.), янычары (тур.) и др.; селений,
жилищ — аул (кавк.), вигвам (индейск.), кишлак (среднеаз.), сакля
(кавк.), юрта (южносиб.), яранга (чук.) и под.; видов одежды — бешмет
(кавк.), кимоно (яп.), сари (индийск.), паранджа (аз.), кухлянка (чук.)
и др.; кушаний, напитков — бешбармак, плов, чал (среднеаз.); мацони,
лаваш, сулугуни (кавк.) и т. д.; денежных знаков, монет — доллар
(амер.), гульден (голл.), йена (яп.), пфенниг, марка (нем.), лира (ит.),
франк (фр., бельг.), юань (кит.) и др. Экзотизмы не имеют русских синонимов
поэтому обращение к ним при описании национальной специфики продиктовано
необходимостью.
В другую группу выделяются варваризмы, т.е. перенесенные на русскую
почву иностранные слова, употребление которых носит индивидуальный
характер. В отличие от других лексических заимствований варваризмы не
зафиксированы словарями иностранных слов, а тем более словарями русского
языка. Варваризмы не освоены языком, хотя со временем могут в нем
закрепиться. Таким образом, практически все заимствования, прежде чем войти
в постоянный состав лексики, какое-то время были варваризмами. Например, В.
Маяковский употребил как варваризм слово кемп (Я лежу,- палатка в кемпе),
позднее достоянием русского языка стало заимствование кемпинг.
К варваризмам примыкают иноязычные вкрапления в русскую лексику:
о'кей, мерси, happy end, pater familias. Многие из них сохраняют нерусское
написание они популярны не только в нашем, но и в других языках. Кроме
того, употребление некоторых из них имеет давнюю традицию, например alma
mater.
Для них не характерно четкое национально-территориальное закрепление.
Они могут быть или переданы средствами заимствующего языка, или употреблены
без перевода. Причем их первоначальная языковая закрепленность стирается,
т. е. она легко восстанавливается этимологически, но не является
различительным признаком только той лексической системы, в которой они
исконно употреблялись, например денди, мадам, синьор, сэр, хобби и др.
И те, и другие заимствования, кроме функции называния, выполняют
особые стилистические функции. Экзотизмы чаще всего придают «местный
колорит» описанию или являются средством речевой характеристики: В большом
ауле, под горою, близ саклей дымных и простых, черкесы позднею порою
сидят… (Лермонтов). Варваризмы используются для передачи дословно
непереводимых на русский язык лексических единиц и оборотов или как
средство создания иноязычной характеристики. Нередко они придают
юмористический, иронический или сатирический оттенок тексту: Сколько
истинно-своднических способностей выказал он, перебегая из одного лагеря в
другой и успевая пошептаться a parte со всяким из враждующих членов! [
Шанский, 1972:122], где a parte, ит.— букв. «в сторону (театр.),
обособленно».
Таким образом, процесс освоения иноязычных слов русским языком
обогащает наш родной язык, делает его еще более ёмким, выразительным и
развитым. Это не только восприятие слов из других языков, а их творческое
освоение на всех уровнях языковой системы, формальное и семантическое
преобразование в соответствии с самобытными, исконными особенностями
русского языка и высокой степенью его развития.

ГЛАВА 2

ПРОЦЕСС ОСВОЕНИЯ ИНОЯЗЫЧНЫХ СЛОВ В КОНЦЕ ХХ СТОЛЕТИЯ

2.1. МОРФЕМИЗАЦИЯ КАК СОВРЕМЕННЫЙ СПОСОБ ОСВОЕНИЯ ИНОЯЗЫЧНЫХ СЛОВ
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОяНИЕ РУССКОГО яЗЫКА ХАРАКТЕРИЗУЕТСя НЕОБЫчАЙНО
АКТИВНЫМИ ПРОЦЕССАМИ ЗАИМСТВОВАНИя ОБШИРНЫХ ПЛАСТОВ ЛЕКСИКИ, ОТНОСяЩИХСя К
РАЗЛИчНЫМ ОБЛАСТяМ НАШЕЙ ЖИЗНИ: ЭКОНОМИКЕ, ПОЛИТИКЕ, СПОРТУ, ИСКУССТВУ И
Т.Д. ПОРОЙ ЗАИМСТВУЮТСя ЦЕЛЫЕ ЛЕКСИчЕСКИЕ РяДЫ, ОФОРМЛЕННЫЕ ОДНОТИПНО
(НАПРИМЕР, ГАМБУРГЕР, чИСБУРГЕР, КОПБУРГЕР; ЙОГУРТ, ФРУГУРТ, АПИГУРТ,
ЭМИГУРТ; КЛИПМЕЙКЕР, ИМИДЖМЕЙКЕР, НЬЮСМЕЙКЕР, ХИТМЕЙКЕР, ПЛЕЙМЕЙКЕР). ТАКОЕ
ОБИЛИЕ ЗАИМСТВОВАННЫХ СЛОВ НЕИЗБЕЖНО ПРИВОДИТ К ТОМУ, чТО КОЛИчЕСТВО
ПЕРЕРАСТАЕТ В КАчЕСТВО: В ТАКИХ РяДАХ СЛОВ НАчИНАЮТ ВЫДЕЛяТЬСя ОПРЕДЕЛЕННЫЕ
СТРУКТУРНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ И ПАРАЛЛЕЛЬНО С ЭТИМ ФОРМИРОВАТЬСя БОЛЕЕ ИЛИ МЕНЕЕ
КОНКРЕТНОЕ ЗНАчЕНИЕ ВЫДЕЛяЕМЫХ ОТРЕЗКОВ. ТАКИМ ОБРАЗОМ, ПРОИСХОДИТ
СТАНОВЛЕНИЕ ИНОяЗЫчНЫХ СТРУКТУРНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ КАК САМОСТОяТЕЛЬНЫХ МОРФЕМ В
РУССКОМ яЗЫКЕ, ИНЫМИ СЛОВАМИ, ОСУЩЕСТВЛяЕТСя ПРОЦЕСС МОРФЕМИЗАЦИИ. ЕСЛИ
КАКОЙ-ЛИБО яЗЫК ЗАИМСТВУЕТ РяД СЛОВ, МОРФОЛОГИчЕСКИ чЛЕНИМЫХ В яЗЫКЕ-
ИСТОчНИКЕ И ПРИНАДЛЕЖАЩИХ В НЕМ К ОДНОМУ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОМУ ТИПУ, ТО ПРИ
ОПРЕДЕЛЕННОЙ ТИПОЛОГИчЕСКОЙ БЛИЗОСТИ яЗЫКОВ ВЕСЬМА ВЕРОяТНО, чТО И
НОСИТЕЛяМИ ЗАИМСТВУЮЩЕГО яЗЫКА ЭТИ СЛОВА БУДУТ ОСОЗНАНЫ НЕ КАК МОНОЛИТЫ, НО
КАК СЛОВА, РАСПАДАЮЩИЕСя НА чАСТИ [ШВЕДОВА, 2003]. ПОНяТНО, чТО ЭТО ПРОЦЕСС
ДОЛГОВРЕМЕННЫЙ, ПОСТЕПЕННЫЙ, ПРЕДУСМАТРИВАЮЩИЙ РяД ЭТАПОВ И СТАДИЙ
ПРИОБРЕТЕНИя ИНОяЗЫчНЫМ СТРУКТУРНЫМ ЭЛЕМЕНТОМ МОРФЕМНЫХ СВОЙСТВ В РУССКОМ
яЗЫКЕ.
На первой, начальной, стадии иноязычные элементы выделяются лишь как
регулярно повторяющиеся отрезки в ряде слов. Например, русским языком в
последнее время заимствуется большой поток английских слов с суффиксом -инг-
(маркетинг, кинднэппинг, холдинг, кастинг, боулинг, лизинг и т.д.). Однако
на русской почве этот отрезок еще не сформировался как полноценный суффикс,
так как слова, в которых он выделяется, лишены словообразовательной
структуры; в русском языке отсутствует производящая основа, на базе которой
образовано данное слово, что является необходимым условием становления
структурного элемента как самостоятельной морфемы. Словообразовательный
аффикс сам по себе не может быть вычленен из заимствованных слов, если в
нем не вычленена образующая основа, не только формально, но и семантически.
Для активизации чуждого аффикса необходимо, чтобы на новую почву
заимствующего языка были перенесены не изолированные слова, а производные
вместе с производящими, что составляет основу для проявления
словообразовательной модели. В лингвистической литературе слова со
структурным элементом -инг- квалифицируются как «слова с инговым
элементом».
Фактором, способствующим развитию способности некоторых таких слов к
членению в русском языке, служит заимствование соотносительных пар слов:
скайсерфинг — скайсерфер, кикбоксинг — кикбоксер, бодибилдинг — бодибилдер.
Однако говорить в этом случае о наличии словообразовательной структуры
слова не приходится, так как в русском языке отсутствует производящая база
для этих слов.
Лишь в единичных случаях на основе заимствования ряда однокоренных
слов слова с иноязычным элементом начинают развивать свою
словообразовательную структуру. Например, в слове тренинг уже выделяется
суффикс -инг-, так как слово воспринимается как производное от глагола
тренировать(ся) и включается в ряд однокоренных слов тренер, тренироваться,
тренировка, тренаж. Здесь суффикс еще не обладает четко оформленным
значением в силу единичности примеров, когда словообразовательная структура
слова с иноязычным элементом складывается уже в русском языке; этот
структурный элемент трактуется как «нерегулярная словообразовательная
единица, выделяющаяся в имени существительном мужского рода, которое
обозначает действие по глаголу, названному мотивирующим словом » [Ефремова,
2000: 357].
На окказиональном уровне слова с подобными структурными элементами
также могут восприниматься как образованные по определенной модели со
значением действия по глаголу. Так, слова лизинг и маркетинг, характеризуя
человека, который заклеивает конверты и наклеивает марки, в шутливом
контексте «А это наш ведущий специалист по лизингу и маркетингу»
воспринимаются как производные от глагола лизать и существительного марка с
помощью суффикса -инг-. А окказионализм жабинг, образованный по модели
«основа существительного + суффикс -инг-«, характеризует издержки процесса
омоложения лица. Пока еще небольшой материал окказионального характера
предоставляет возможность наблюдать, как происходит расширение сферы
действия иноязычного словообразовательного элемента, который присоединяется
уже к русским основам, и не только глагольным, но и субстантивным.
Таким образом происходит первый «прорыв» иноязычного структурного
элемента в систему русского языка, завоевание себе места в ней как
самостоятельной морфемы.
На втором этапе иноязычный структурный элемент уже начинает
формироваться как самостоятельная морфема в русском языке, так как слова,
включающие данный компонент, уже четко осознаются в языке с точки зрения их
состава, структуры. Они еще не получили широкого распространения в русском
языке, но тем не менее уже сформировалось их словообразовательное значение,
выделяется и четко осознается в русском языке производящая база. Кроме
этого, они начинают в определенной степени развивать свою
словообразовательную активность, что считается важным фактором усвоения
иноязычных морфем заимствующим языком. Например, суффикс -аж-
характеризуется как «достаточно регулярная, но непродуктивная
словообразовательная единица, которая выделяется в именах существительных
мужского рода, которые обозначают действие, названное мотивирующим
глаголом, как процесс» (дубляж, зондаж, инструктаж, массаж, монтаж,
пилотаж, саботаж, фиксаж) [Ефремова, 2000: 356]. Четкую структурную
выделимость и значение получил и иноязычный элемент -мейкер- (плеймейкер (в
футболе), ньюсмейкер, хитмейкер, клипмейкер, имиджмейкер), хотя в ряде слов
в русском языке отсутствует производящая база для создания производного
слова (плеймейкер, ньюсмейкер).
Структурный элемент -гейт- уже начинает утверждаться в русском языке
как самостоятельная морфема — суффикс, поскольку имеет структурную
выделимость и четко оформленное значение «скандал, связанный с каким-либо
лицом или государством» (Уотергейт, Ирангейт, Кремлегейт, Кучмагейт,
Моникагейт, Путингейт, Панамагейт).
В русском языке довольно часто и легко образуются новые слова со
структурным элементом -мания-, имеющим значение «чрезмерное почитание кого-
либо или чего-либо или приверженность к кому-либо, чему-либо» (битломания,
курникомания, спайсогерломания, шпиономания, покемономания, «горбомания»,
леонардомания, евромания).
Однако словообразующая функция таких элементов еще недостаточна, они
присоединяются по преимуществу к иноязычным основам. Переходными случаями
следует считать образование производных слов на базе русских фамилий, но и
оно происходит по образцу словообразования на базе иноязычных основ.
Третий этап характеризуется дальнейшим функционированием иноязычной
морфемы в русском языке. На этом этапе морфема является многозначной. В
качестве иллюстрации можно привести иноязычный суффикс -ант-, который в
русском языке функционирует в нескольких значениях: 1) лицо по
производимому действию или по роду деятельности (адресант, диверсант,
квартирант), 2) лицо по объекту занятий или владения (дипломант,
диссертант, музыкант, фабрикант), 3) лицо — объект действия (арестант), 4)
лицо — участник совместного действия (конкурсант, концертант, экскурсант),
5) лицо по отношению к месту работы или учебы (курсант, лаборант), 6) лицо
— член коллектива (оркестрант, сектант), 7) лицо по отношению к тому, кем
оно готовится стать (докторант, магистрант). Но сфера действия таких морфем
ограничивается пока только иноязычными основами (за исключением единичных
случаев окказионального характера — содержант).
Четвертая ступень освоения иноязычных структурных элементов
характеризуется определенной словообразовательной активностью иноязычных
морфем в русском языке, когда становятся возможными единичные образования
на почве русского языка с участием русских производящих основ, нередко
окказионального характера. Так, элемент -дром- присоединяясь к иноязычным
основам (велодром, танкодром, космодром), начал проявлять свою активность и
на русской почве (смеходром, стиходром, скачкодром, скалодром). Также
иноязычный суффикс -бельн-/-абельн-/-ибельн- присоединяется преимущественно
к иноязычным основам (комфортабельный, контактабельный, презентабельный,
рентабельный, транспортабельный, диссертабельный), однако в последнее время
сфера действия данного структурного элемента расширилась: возник ряд
производных слов на базе русских глагольных основ (решабельный,
смотрибельный, промокабельный, рисовабельный, читабельный). Так же «ведут
себя» и некоторые другие иноязычные морфемы: -фоб- (урбанофоб — женофоб,
человекофоб); -фил- (англофил, неофил — русофил, славянофил).
На пятой стадии иноязычный структурный элемент уже прочно завоевывает
свои позиции в системе русского языка. Это полноценная морфема, которая
четко выделяется в русском языке как структурный элемент слова, имеет
вполне определенное значение и функционирует в языке как продуктивный
словообразующий формант, образуя новые слова и на базе русских основ.
Прежде всего это относится к некоторым приставкам, поскольку именно
приставкам присуща способность легко присоединяться к различным основам, не
вызывая каких-либо изменений. Так, приставка анти- считается в русском
языке регулярной и продуктивной морфемой, она образует новые слова как с
иноязычными, так и с русскими основами со значением противоположности,
противодействия или враждебности тому, что названо мотивирующим словом
(антитеррор, антигуманный, антивирус — антивещество, антиискусство,
антиток). То же самое можно сказать и о приставке супер- (суперэффективный,
суперэластичный, супернегативный, суперрепортаж, супераншлаг,
суперкомпьютер — суперновый, супермощный, супержвачка, супермама,
супербомба, суперличность, супергерой). Особенно активизировалось действие
этой приставки в русском языке в связи с развитием рекламы: Супержевачка по
суперцене.
На шестом этапе морфемы иноязычного происхождения начинают развивать
свою словообразующую активность, становиться все более продуктивными,
притягивая к себе все большее число основ для образования новых слов, в том
числе и на русской почве, тем самым расширяя свое значение и развивая
многозначность. Например, суффикс -ист- прочно утвердился в русском языке,
поскольку является чрезвычайно продуктивной словообразовательной единицей,
с помощью которой образуются названия лиц, характеризуемые с различных
сторон, что послужило основой для развития многозначности морфемы. Также в
сферу действия данной морфемы активно включаются русские основы. Эта
морфема характеризуется как регулярная и продуктивная словообразовательная
единица, образующая имена существительные мужского пола с общим значением
лица, которое характеризуется отношением к определенной сфере занятий,
общественно-политическому, идеологическому, научному направлению, а также к
предмету, отвлеченному понятию, бытовому явлению, предприятию или
учреждению. Образования с суффиксом -ист- обозначают: 1) лицо по отношению
к объекту занятий или орудию деятельности (гитарист, гуслист, журналист,
металлист, очеркист, танкист), 2) лицо по сфере деятельности (вокалист,
гигиенист, массажист, связист, шахматист), 3) лицо по действию или
склонности (бойкотист, скандалист, службист, шантажист), 4) лицо по
отношению к общественно-политическому, научному или религиозному учению
(дарвинист, идеалист, коммунист, марксист), 5) лицо по принадлежности к
учреждению, учебному заведению (гимназист, курсист, лицеист, семинарист),
6) лицо по принадлежности к группировке лиц (квартетист, хорист), 7) лицо
по объекту изучения (болгарист, иранист, пушкинист, шекспирист) [Голубева
Л.П., 2001].
Этот суффикс остается продуктивным и в настоящее время при образовании
неологизмов и окказионализмов, например: юморист, иронист, сарказмист,
ехиднист, степист, сумоист, брэйнрингист, галерист (художник,
выставляющийся в галерее), пофигист, вуайерист, прогнозист.

2.2. ГРАФИЧЕСКОЕ ОФОРМЛЕНИЕ НОВЕЙШИХ ЗАИМСТВОВАНИЙ
ГРАФИчЕСКОЕ ОФОРМЛЕНИЕ НОВЕЙШИХ ЗАИМСТВОВАНИЙ ПРЕДСТАВЛяЕТ СОБОЙ ОДНУ
ИЗ САМЫХ СЛОЖНЫХ ПРОБЛЕМ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ПРАВОПИСАНИя, ХОТя В
НЕКОТОРЫХ СЛУчАяХ ДЛя ЕЕ РЕШЕНИя ДОСТАТОчНО ВОСПОЛЬЗОВАТЬСя МОРФЕМНЫМ
(МОРФОЛОГИчЕСКИМ) ПРИНЦИПОМ РУССКОЙ ОРФОГРАФИИ: НЕОБХОДИМО ВЫяСНИТЬ ВСЕ
СУЩЕСТВУЮЩИЕ ЗНАчЕНИя ТЕРМИНА, А ТАКЖЕ УСТАНОВИТЬ ЕГО ЭТИМОЛОГИЮ. НАПРИМЕР,
СЛОВО, ОБОЗНАчАЮЩЕЕ ЛОКОМОТИВ (ЭЛЕКТРОВОЗ), ПЕРЕОБОРУДОВАННЫЙ ДЛя ПЕРЕВОЗКИ
РАБОТНИКОВ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО ТРАНСПОРТА, С ВОЗМОЖНОСТЬЮ ОСТАНОВКИ В ЛЮБОМ
НЕОБХОДИМОМ МЕСТЕ НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОМ ПУТИ, УПОТРЕБЛяЕТСя В ЛИТЕРАТУРЕ В
НЕСКОЛЬКИХ ВАРИАНТАХ НАПИСАНИя: МАТРИСА, МАТРИССА, МОТРИСА, МОТРИССА. ЭТИМ
ТЕРМИНОМ ОБОЗНАчАЕТСя НЕКИЙ ТИП ЛОКОМОТИВА: СПЕЦИАЛЬНЫЙ АВТОМАТИЗИРОВАННЫЙ
ВАГОН НА РЕЛЬСАХ; ПАССАЖИРСКАя ДРЕЗИНА; СКОРОСТНОЙ ПОЕЗД. ДАННОЕ СЛОВО
ОБРАЗОВАНО ОТ ЛАТИНСКОГО MOTOR 'ПРИВОДяЩИЙ В ДВИЖЕНИЕ' ПОСРЕДСТВОМ
ПРИСОЕДИНЕНИя К КОРНЮ (В КОТОРОМ ПРОИСХОДИТ РЕГУЛяРНОЕ чЕРЕДОВАНИЕ О / НУЛЬ
ЗВУКА) СУФФИКСА -ИС-, ВЫДЕЛяЮЩЕГОСя В ИМЕНАХ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ ЖЕНСКОГО РОДА
(АКТРИСА, ДИРЕКТРИСА, БИССЕКТРИСА). КРОМЕ ТОГО, СУЩЕСТВУЕТ ТАКЖЕ
ПРОИЗВОДНОЕ СЛОВО АВТОМОТРИСА — ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ (ПАССАЖИРСКИЙ ИЛИ
СЛУЖЕБНЫЙ) ВАГОН С СОБСТВЕННЫМ ДВИГАТЕЛЕМ (ФРАНЦ. AUTOMOTRICE) [РОЗЕНТАЛЬ,
ТЕЛЕНКОВА, 1999]. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ЕДИНСТВЕННО ВЕРНЫМ НУЖНО ПРИЗНАТЬ
НАПИСАНИЕ МОТРИСА.
Однако гораздо чаще морфемного принципа русской орфографии оказывается
недостаточно, чтобы решить проблему, возникшую при оформлении
заимствованных слов средствами русской орфографии. Например, при
графическом оформлении названий кофейных напитков нередко возникает
проблема поливариантности: кофе-гляссе, кофе глясе, глясе, глиссе; кофе-
экспрессо, кофе экспрессо, эспрессо, эспресо. Проблем с правописанием
подобных заимствований возникает сразу несколько: 1) с адекватной передачей
гласных и согласных звуков, 2) с отражением долготы согласных звуков, 3) со
слитностью/раздельностью написания частей слова.

Решению первой проблемы могут помочь сведения из области этимологии. Так,
источником для названия напитка, который представляет собой кофе с
добавлением мороженого, послужило французское слово glace (ледяной,
замороженный), где после мягкого л звучит гласный а – что и передается
русской буквой я. Элемент глиссе имеет совершенно иное значение (от фр.
Glisser – скользить) и встречается в русском языке лишь в качестве корня в
таких заимствованных словах, как глиссада, глиссандо, глиссер,
глиссировать. Однако вопрос о том, одну или две согласные следует писать в
слове гляс(с)е до конца не решен: «Толковый словарь иноязычных слов» Л.П.
Крысина (1998) предлагает написание глясе, а «Словарь иностранных слов»
Н.Г. Комлева (2000) – гляссе. Связаны эти разночтения с возможностью
применения различных графических принципов при освоении заимствованного
слова. Когда какое-либо иностранное слово входит в русский язык, мы вправе
воспользоваться либо методом транслитерации, либо методом транскрипции.
Написание глясе соответствует первому принципу, а написание гляссе –
второму.
Со словом эспрессо возможен только один вариант написания, поскольку
именно такой вариант соответствует и транскрипции, и транслитерации (от
итальянского espresso – выдавленный). В русском языке словом эспрессо
называют и кофе, приготовленный под давлением с помощью специального
кофеварочного аппарата, и кафе, где готовят такой напиток.
Вопрос о раздельном или дефисном оформлении элементов гляс(с)е и
эспрессо со словом кофе является источником споров между лингвистами. Так,
в словаре Б.З. Букчиной и Л.П. Калакуцкой «Слитно или раздельно?» (1982)
предлагается писать через дефис кофе-гляссе (хотя раздельно кофе арабика и
кофе мокко), а в последних изданиях орфографического словаря В.В. Лопатина
(Русский орфографический словарь. – М.: Азбуковник, 1999) – кофе глясе.
Слитные, дефисные и раздельные написания значимых элементов языка
регулируются лексико-морфологическим принципом русской орфографии:
раздельно должны писаться разные слова, а слитно – части одного слова, т.
е. морфемы. Полуслитные же написания представляют собой некий своеобразный
компромисс: через дефис пишутся такие элементы языка, в которых можно
усмотреть как лексическое (свойственное слову), так и грамматическое
(свойственное морфеме) значение.
Это особенно заметно при оформлении заимствований. Поэтому при
колебаниях между слитным, дефисным и раздельным написанием частей
заимствованных сложных слов следует предпочесть слитное в том случае, если
на современном этапе жизни языка в этом слове нельзя выделить
самостоятельного корня, дефисное – если относительной самостоятельностью
обладает лишь одна из частей такого слова, и раздельное – если обе части
такого слова уже приобрели полную лексическую и грамматическую
самостоятельность. Так, например, слово яхтсмен пишется слитно – потому,
что его невозможно разъять на отдельные части, а слово яхт-клуб пишется
через дефис – потому, что часть клуб известна в русском языке в качестве
самостоятельного слова, а вот отдельной части яхт не существует. Если
написать яхт клуб раздельно, то у этого сочетания обнаружится уже
совершенно иное значение: клуб (чего?) яхт (родительный падеж
множественного числа существительного яхта). С течением времени написание
таких заимствований может принципиально изменяться: название спортивной
игры ватерполо, например, ранее рекомендовалось писать только слитно,
однако с появлением слова поло в отдельном употреблении (водное поло, игра
поло, стиль поло) появилась возможность дефисного написания ватер-поло.
В современном языке наблюдается тенденция к раздельному написанию
сочетаний: кофе гляс(с)е, кофе эспрессо, кофе мокко и т.п. – потому что эти
слова нередко употребляются самостоятельно как названия сортов напитка:
пить (что?) гляс(с)е, эспрессо, мокко и т. п., а, следовательно, гляс(с)е,
эспрессо, мокко и т. п. уже воспринимаются как несклоняемые прилагательные.

Процесс освоения иноязычных структурных элементов в русском языке в
конце 20 века- процесс длительный и многоступенчатый. Ему способствует
целый ряд лингвистических факторов: 1) наличие «пустой ячейки» для
выражения определенного значения (в качестве примера можно привести морфемы
-дром- со значением «площадка для проведения соревнований или испытаний»,
-гейт- со значением «скандал, связанный с каким-либо государством или
лицом» и под.); 2) необходимость синонимичного выражения определенных
отношений (ср., например, суффиксы со значением отвлеченного действия
-н(я), -б(а) и -инг-, приставки со значением противоположности,
противодействия противо- и анти- и под.); 3) наличие ряда однокоренных слов
как основы для формирования у заимствованного слова словообразовательной
структуры; 4) развитие словообразовательной активности иноязычного элемента
с участием как иноязычных, так и русских производящих основ; 5) развитие
многозначности иноязычных морфем в русском языке как результат их высокой
словообразовательной продуктивности.
Одной из сложнейших проблем современного русского правописания
является графическое оформление новейших заимствований. Существует
несколько проблем с правописанием иноязычных слов: 1) адекватность передачи
гласных и согласных звуков, 2) отражение долготы согласных звуков, 3)
слитность/раздельность написания частей слова. Вышеуказанные проблемы
регулируются методами установления этимологического происхождения
заимствованных слов и транслитерации, в то время как слитные, дефисные и
раздельные написания значимых элементов языка определяются лексико-
морфологическим принципом русской орфографии: слитно должны писаться части
одного слова, т. е. морфемы, а раздельно — разные слова. Что касается
полуслитных написаний: через дефис пишутся такие элементы языка, в которых
можно усмотреть как грамматическое, так и лексическое значение.
Очевидно, что для более полного понимания некоторых фактов языка
необходим выход за рамки лингвистики в сферу тех психических процессов
индивида, посредством которых языковой материал организуется в человеческом
мозгу и в нужный момент извлекается. Об освоении иноязычных слов в сознании
индивида и пойдет речь в следующей главе.

ГЛАВА 3

ИНОЯЗЫЧНЫЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ В СОЗНАНИИ ИНДИВИДА

ПСИХИчЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ ОСВОЕНИя, ХРАНЕНИя И ИЗВЛЕчЕНИя яЗЫКОВЫХ ФРЕЙМОВ
В СОЗНАНИИ ИНДИВИДА яВЛяЮТСя ПРЕДМЕТОМ ПСИХОЛИНГВИСТИКИ. ПСИХОЛИНГВИСТИКА
СЛОЖИЛАСЬ ОТНОСИТЕЛЬНО НЕДАВНО. НО ОНА ПРОчНО ЗАВОЕВАЛА НАУчНОЕ
ПРОСТРАНСТВО НЕ ТОЛЬКО СВОЕЙ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТЬЮ, НО И НОВИЗНОЙ ПОДХОДОВ
И, САМОЕ ГЛАВНОЕ, РЕЗУЛЬТАТИВНОСТЬЮ ИССЛЕДОВАНИЙ.
Рассматривая производство речи, психолингвистика описывает, как
языковая система и правила построения речи позволяют человеку выражать свои
мысли, как образы сознания фиксируются с помощью языковых знаков [Сахарный,
1989].
Основной чертой, отличающей ее от лингвистики, является, во-первых,
фактор ситуации, в которой речевые высказывания конструируются и
воспринимаются; во-вторых, фактор человека, производящего или
воспринимающего речь. В центре внимания оказывается языковая личность,
процессы порождения и восприятия текста рассматриваются как результат
речемыслительной деятельности индивида, как способ отражения
действительности в сознании с помощью элементов системы языка. Одной из
центральных проблем психолингвистики является вопрос об особенностях
производства и восприятия как слов, отдельных высказываний, так и целых
текстов.
И. А. Зимняя выделяет три основных уровня восприятия речи. На уровне
распознавания каждый входящий звуковой сигнал отдельно сличается с уже
имеющимся в памяти реципиента эталоном. На уровне разборчивости учитывается
возможность сочетания двух стоящих рядом звуков. На следующем этапе
происходит осмысление упорядоченных звукосочетаний (слов и цельных
синтаксических структур), которое может иметь либо положительный, либо
отрицательный результат. Положительным результатом процесса осмысления и
является понимание. Поэтому восприятие речи принято называть смысловым
восприятием [Зимняя, 1961].
Таким образом, процесс восприятия и понимания представляет собой
иерархическую систему, где в тесной взаимосвязи выступают низший,
сенсорный, и высший, смысловой, уровни. Процесс понимания начинается с
поисков общего смысла сообщения, с выдвижения гипотез и лишь потом
переходит на более низкие уровни — сенсорные (распознавание звуков),
лексический (восприятие отдельных слов) и синтаксический (восприятие смысла
отдельных предложений). Адекватное осмысление сообщения может иметь место
только тогда, когда между указанными уровнями осуществляется обратная
связь, когда все уровни взаимообусловливаются и взаимоконтролируются
[Дридзе, 1976].
При первом знакомстве с иноязычным словом реципиент использует
различные опоры, он сразу же пытается увидеть в нем какие-то значимые
части, ориентируясь по элементам отдельных слов, используя свой ментальный
лексикон и речевой опыт. При этом особую роль играют структурные опоры. Их
функциональная значимость формируется у реципиента по мере накопления им
речевого опыта. Как билингвы, так и монолингвы используют следующие
стратегии идентификации психологических компонентов иноязычных слов:
Отнесение к ситуации: рейтинг – депутат; брокер – биржа.
Идентификация через дефиницию: бизнесмен – деловой человек; ваучер –
приватизационный чек.
Категоризация, т.е. отнесение к классу или подведение под более общее
понятие: хит – песня; ланч – еда.
Стратегия, опирающаяся на сходство звуко-буквенного оформления слов:
хит – кит; офис – овал.
Иллюстрирование примером: спикер – Хасбулатов; президент – Ельцин,
Горбачев.
Соотнесение с однокоренным словом: фермер – ферма; бизнес – бизнесмен.
Эмоционально-оценочная стратегия: рэп – ерунда; парламент – сборище,
болтовня.
Определение происхождения слова: бакалавр – Франция; президент –
Америка.
При этом носители билингвизма также используют стратегию идентификации
(обращения к иноязычному прототипу) в случаях, когда предъявленное
иноязычное слово им незнакомо или необходимо уточнить его значение. При
идентификации малоосвоенных слов билингвы прибегают к ассоциативной
стратегии, используя знание прототипа [Шумова, 1994].
С целью подтверждения или опровержения вышеперечисленных положений в
ходе написания курсовой работы был проведен эксперимент со студентами
факультета иностранных языков и международной коммуникации и исторического
факультета ТГУ. В нем приняли участие две группы: первая экспериментальная
группа ЭГ-1 включала 14 студентов четвертого курса факультета иностранных
языков и международной коммуникации. Вторая экспериментальная группа ЭГ- 2
состояла из такого же количества студентов четвертого курса исторического
факультета, никогда не изучавших английского языка. В качестве основы был
взят эксперимент, проведенный Н.С. Шумовой и С. Калининой в 1994 в ТГУ
[Шумова, 1994], но данное исследование было расширено с целью выявления
взаимосвязей слов в рамках семантического поля. При проведении эксперимента
были использованы англицизмы, имеющие русские аналоги [Маркова,
www.ruscenter.ru]. Испытуемые должны были выполнить четыре задания за одну
встречу с экспериментатором: 1. дать определение слова как знакомого или
незнакомого, 2. записать первое пришедшее на ум слово в связи с
предъявленным словом, 3. записать субъективную дефиницию каждого
предъявленного слова, 4 составить предложение с каждым предъявленным
словом.
Анализ результатов первого задания дает возможность оценить
исследуемые слова по параметру новизны. В данном исследовании степень
новизны определяется коэффициентом новизны, который высчитывается путем
деления количества отрицательных ответов на общее количество ответов. Слова
с коэффициентом от 0,72 и выше были охарактеризованы как имеющие высшую
степень новизны и отнесены к 1 группе; от 0,36 до 0,72 – как имеющие
среднюю степень новизны и отнесены ко 2 группе; от 0 до 0,36 как имеющие
минимальную степень новизны и включены в 3 группу. В табл. 1 слова
ранжированы по степени новизны в зависимости от значения коэффициента.

Таблица 1
|слова |ЭГ-1 |ЭГ-2 |
| |Коэф. новизны|№ группы |Коэф. новизны|№ группы |
| | | | | |
|роуминг | | | | |
|инаугурация | | | | |
|дайвинг | | | | |
|шейкер | | | | |
|сингл | | | | |
|лифтинг | | | | |
|оффшор | | | | |
|шоу-рум | | | | |
|блокбастер | | | | |
|тюнинг | | | | |
| |0 |3 |0 |3 |
| |0 |3 |0 |3 |
| |0 |3 |0,42 |2 |
| |0,42 |2 |0,78 |2 |
| |0 |3 |0,09 |3 |
| |0,07 |3 |0,21 |3 |
| |0,78 |1 |0,57 |2 |
| |0,36 |2 |0,86 |1 |
| |0 |3 |0 |3 |
| |0,14 |3 |0,07 |3 |

Анализ данных табл.1 приводит к следующим выводам: 1. по мнению
испытуемых обеих групп, большинство исследуемых слов имеет минимальную
степень новизны
2.слова средней степени новизны малочисленны и не совпадают в
материалах экспериментальных групп (исключение – слово «шейкер», имеющее
среднюю степень новизны в ЭГ-1 и ЭГ-2) 3. испытуемые в ЭГ-2 несколько
большее воспринимают как новые по сравнению с испытуемыми ЭГ-1. Очевидно,
между параметром новизны и степенью освоенности слова в индивидуальном
лексиконе существует прямая связь: наивысшая степень новизны одновременно
признак неосвоенности слова.
Существуют различные стратегии идентификации слова, ведущие к
актуализации того или иного компонента его психологического значения.
Анализ ассоциатов исследуемых слов позволил выделить следующие стратегии их
идентификации.
1. отнесение к ситуации: инаугурация – президент; роуминг – телефон,
шейкер — бармен.
2. идентификация через дефиницию: дайвинг – ныряние, оффшор – берег,
лифтинг – подъем.
3. категоризация, т.е. отнесение к классу или подведение под более общее
понятие: блокбастер – фильм, кино; сингл – музыка, лифтинг —
косметика.
4. определение происхождения слова: блокбастер – Америка.
5. обращение к английскому прототипу обнаруживается у носителей русско-
английского билингвизма и проявляется опосредованно, через перевод на
русский язык: шоу-рум – комната, тюнинг – звук, мелодия, шейкер –
трясти.
Ассоциация с английским прототипом может приводить к
неправильным заключениям о значении англицизма, например: тюнинг –
tune- звук, мелодия.
6. иллюстрирование примером: шоу-рум – «Окна», драмтеатр, роуминг – Би
Лайн.
Заслуживает внимания тот факт, что почти все ассоциаты исследуемых
слов – существительные. Случаи реакции глаголами ограничены следующими
примерами: шейкер – трясти, лифтинг – поднимать, дайвинг – нырять.
В табл.2 приведены стереотипные реакции ассоциативного эксперимента.
Таблица 2
|Слова-стимулы |Реакции |
| |ЭГ-1 |ЭГ-2 |
|роуминг |мобильный телефон(7), |мобильный телефон(9), |
| |сотовая связь(3), |заграница(3) |
|инаугурация |телефон(2) |власть(5), президент(8) |
|дайвинг |президент(13) |акваланг(3), море(4) |
|шейкер |ныряние(4), море(6), |коктейль(2), бар(2) |
|сингл |вода(4) |песня(9), хит(2) |
|лифтинг |бармен(2), коктейль(2) |вес(5),косметика(3),лицо(2|
|шоу-рум |песня(7), музыка(3), |) |
|блокбастер |хит(2) |шоу(6), показ мод(2) |
|тюнинг |кожа(3), крем(5) |кино(7), боевик(4) |
| |комната(3) |автосалон(5), ремонт(2), |
| |кино(4), фильм(5) |машина(4) |
| |машина(4), | |
| |автомобиль(4) | |

Очевидно, стереотипные реакции высвечивают наиболее яркие, рельефные
компоненты в значении слова. Различия между ЭГ-1 и ЭГ-2 с точки зрения
стереотипности реакций касаются лишь нескольких слов.
Анализ отказов от реакций показал следующее. Во-первых, у невладеющих
английским языком зарегистрировано больше отказов от реакций. Особенно ярко
эта тенденция проявилась в отношении следующих слов (первая цифра в скобках
обозначает число отказов в ЭГ-1, вторая – в ЭГ-2): дайвинг (0;6), лифтинг
(1;4), шейкер (6;11), сингл(0;1). Во-вторых, в обеих группах наибольшее
число отказов зарегистрировано у слов шейкер(6;11) и оффшор(11;8).
Слово, семантически освоенное в индивидуальном лексиконе, должно
восприниматься как знакомое, легко ассоциироваться с другими словами; оно
не должно вызывать особых затруднений в описании его семантики.
Характеристики слов по параметру новизны и по количеству отказов от
выполнения второго и третьего заданий сопоставляются в табл.3.

Таблица 3
|Слова |Степень новизны |Отказ от |Отказ от дефиниций|
| | |ассоциаций | |
| |ЭГ-1 |ЭГ-2 |ЭГ-1 |ЭГ-2 |ЭГ-1 |ЭГ-2 |
|роуминг |Низк. |Низк. |0 |0 |1 |0 |
|инаугурация |Низк. |Низк. |0 |0 |0 |0 |
|дайвинг |Низк. |Средн. |0 |6 |0 |6 |
|шейкер |Средн. |Выс. |5 |9 |6 |11 |
|сингл |Низк. |Низк. |0 |1 |0 |1 |
|лифтинг |Низк. |Низк. |1 |4 |1 |4 |
|шоу-рум |Средн. |Выс. |5 |10 |5 |9 |
|блокбастер |Средн. |Низк. |0 |0 |0 |0 |
|тюнинг |Низк. |Низк. |3 |1 |5 |1 |
|оффшор |Выс. |Средн. |11 |8 |11 |8 |

Конгруэнтность данных табл.1 и табл. 4 очевидна. Степень семантической
освоенности слова прямо зависит от параметра новизны. Слова высокой степени
новизны относятся к разряду семантически неосвоенной лексики (за
исключением шоу-рум в ЭГ-2), а абсолютное большинство слов низкой степени
новизны – к семантически освоенной лексике.
Рассмотрение естественных дефиниций с точки зрения их правильности
показывает, что наибольшее количество неправильных дефиниций получили слова
оффшор (75% от общего числа определений этого слова) и шейкер (63%),
охарактеризованные выше как неосвоенные или недоосвоенные.
Анализ предложений с предъявленными словами показал непрочность
ассоциативных связей со словами, а по дефектной структуре слов можно судить
об их неполной семантической освоенности в индивидуальном лексиконе,
например: «В этом клубе замечательный шейкер», « В оффшорах у него 5,000
$».
Обобщая данные проведенного исследования, необходимо отметить
следующее. Двуязычие, несомненно, влияет на восприятие иноязычного слова.
Билингвы нередко используют стратегию обращения к английскому этимону при
идентификации предъявленного англицизма. Иногда эта стратегия приводит к
неправильной семантизации слова вследствие несоответствия между его
семантикой и словообразовательной структурой, например: шейкер – трясти.
Количество отказов может служить критерием освоенности иноязычного
слова. В соответствии с этим критерием абсолютное большинство исследуемых
слов семантически освоены. В то же время, малочисленность ассоциаций по
сходству словообразовательных моделей, а также почти полное отсутствие
ассоциаций с глаголами и прилагательными, по-видимому, признак некоторой
обособленности исследуемых слов в индивидуальном лексиконе.
Не оставляет сомнений факт оперирования индивида знаниями разных
степеней осознаваемости, не всегда выводимыми в “окно сознания”, но
способствующими дальнейшему включению опознаваемого иноязычного слова во
все более широкие и разнообразные системы связей с параллельной опорой на
многогранный предшествующий опыт при одновременном переживании знания и
отношения к этому знанию.
В результате осмысления у индивида должна образоваться проекция этого
слова. Проекцию иноязычного слова составляет система представлений
(смыслов), которая формируется у реципиента при взаимодействии со знаковой
продукцией. Общеизвестен тот факт, что реципиент может создать для себя его
собственную проекцию, которая коренным образом может отличаться как от
проекций других реципиентов, так и от замысла продуцента.
Это объясняется несколькими психологическими причинами. В первую
очередь сюда следует отнести проявления мотивационной, когнитивной и
эмоциональной сфер личности; эмоциональный настрой в момент восприятия
воспринимаемой информации и степень концентрации внимания. Также важны
половые и возрастные особенности, определяющие наличествующую у человека
картину мира, от которой и зависят различия в восприятии и трактовке
иноязычных слов. Прежде всего, продуцирование и восприятие слова в
речемыслительной деятельности происходит под влиянием не самих интра- и
экстралингвистических факторов, а их психических образов, дискретных
элементов знания, сформированных у коммуникантов в процессе деятельности и
зависящих от избирательности и направленности их познавательных процессов,
определяющихся, в свою очередь, целями, установками, потребностями,
эмоциями субъекта — всем тем, что раскрывает суть принципа активности
психического отражения, сформулированного в общепсихологической теории
деятельности.
Как известно, носитель языка пользуется лексической единицей в
процессе коммуникации лишь при том условии, что данное слово встроено в его
ментальный лексикон, т.е. имеет определенный набор связей с другими
единицами лексикона. Расширение словарного запаса, освоение новых слов и
значений сопровождается перегруппировкой единиц ментального лексикона по
целому ряду признаков, служащих основаниями для установления
внутрисловарных связей. Например, связываются слова с пересекающимися
компонентами в семантической структуре, близкие по звучанию, относящиеся к
одному словообразовательному классу. К образованию новых и отмиранию старых
связей ведет освоение нового значения слова, в том числе переносного и т.п.

Слово, семантика которого не освоена, в ментальном лексиконе не
«скреплено» связями или, по крайней мере, связи его немногочисленны (в
случае, когда значение слова освоено частично). Восприятие такого слова
либо не вызывает никакой реакции (активации сети не происходит), либо
вызывает единственно возможную, может быть, случайную (например, на основе
звукового сходства) связь.
Напротив, если слово освоено индивидом, то при его восприятии или
порождении (употреблении, использовании в речи, замене синонимами,
экспликации его значения и т.д.) активизируются те связи, которыми слово-
стимул связано с другими единицами в ментальном лексиконе. В этом случае
стимул выступает как слабый импульс, запускающий процесс активации в сети и
приводящий в предречевую готовность значительный ее участок. Благодаря
этому носитель языка может выбрать любой (один или несколько) из
находящихся в предречевой готовности узлов, а также связанные с ним
единицы. Осуществившиеся в результате определенной группы мгновенных
неосознаваемых поисковых операций этапы доступа к слову и его узнавания
реализуют начальную ступень процесса включения этого элемента в систему
кодов и кодовых переходов, в то время как этап идентификации слова
символизирует актуализацию и подсознательный учет все более расширяющихся
кругов знаний, являющихся принадлежностью различных по своей глубине и
осознаваемости ярусов индивидуального лексикона, образа мира,
концептуальной системы или единой информационной базы. Сам акт
идентификации слова как такового уже представляет его специфическую
контекстуализацию в рамках поверхностного или глубинного яруса внутреннего
лексикона человека, субъективное переживание индивидом готовности
оперировать определенным фрагментом индивидуального и социального опыта,
увязываемого с этим словом в единой информационной базе, учитываемого на
разных уровнях осознаваемости и оцениваемого через призму эмоционально-
оценочных установок личности, сложившихся в соответствующей культуре под
воздействием микросоциума. При всякой встрече с новым сознанием
идентифицируемое слово погружается в особую, неповторимую в своей
уникальности систему внутренних контекстных координат. Таким образом, бытие
слова в психике человека обусловлено имплицитным присутствием при любом
актуальном восприятии базового, триединого внутреннего смыслового контекста
образа/картины мира, ментального пространства, концептуальной системы или
информационного тезауруса объекта коммуникации.
Можно предположить, что в онтогенезе формирование связей происходит
постепенно, по мере освоения слова, и семантическая структура одного и того
же слова, его внутренние (между семами) и внешние (между словами)
семантические связи не тождественны для носителя языка на разных этапах
овладения словом. В сущности, формирование ментального лексикона,
расширение словарного запаса и освоение новых лексических единиц
продолжается в течение всей жизни человека. Представляет интерес вопрос о
том, существуют ли принципиальные отличия в освоении семантики слов,
перегруппировке единиц ментального лексикона у носителей языка разного
возраста — в частности, у детей и взрослых носителей языка.
Хотя ребёнка практически никто специально не обучает правилам
использования языка, но он в состоянии освоить этот сложнейший механизм
понимания действительности за достаточно короткий срок. Включённость в
совместную деятельность со взрослыми позволяет ребёнку овладеть языковой и
неязыковой «картиной мира» и сформировать собственное языковое сознание.
Взрослые носители языка, отличаясь более высоким уровнем языковой
компетенции, ведут осознанный поиск, дети предъявляют первую или
единственную связь толкуемого иноязычного слова, однако в типах связей
принципиальных отличий нет.
Проблему освоения иноязычных слов в современном русском языке
невозможно решить до тех пор, пока не исследованы пути формирования,
особенности организации и закономерности функционирования языкового
сознания (далее ЯС) индивида.
По мнению А.М. Шахнаровича, ЯС — как особая функциональная система,
иерархически организованная и многокомпонентная — является своего рода
индивидуальным способом «хранения» языка в сознании и одновременно —
способом реализации отраженных сознанием элементов языка [Шахнарович,
1995]. Поэтому в последнее десятилетие в лингвистике, наряду с языком как
совокупностью текстов и языком как системно-структурным знаковым
образованием, рассматривается язык в потенции, язык, не реализованный в
текстах, способ существования которого принципиально отличен от
статического системного представления его лингвистом, язык в его
предречевой готовности, но не в застывшем состоянии, а в перманентно
деятельностном, динамическом состоянии.
К основным признакам ЯС А.А. Залевская, А.А. Леонтьев, А.М. Шахнарович
[Шахнарович, 1995; Залевская, 2003; Леонтьев, 1999] относят то, что она не
равна абстрактной системе языка, не сводима к простой реализации данной
системы, что делает невозможным прямое перенесение продуктов метаязыковой
лингвистической деятельности на описание закономерностей функционирования
ЯС и обусловливает различение языка-феномена и языка-конструкта. Кроме
того, ЯС не является сугубо индивидуальной, поскольку в ее формировании, не
говоря уже о функционировании, значительна роль общества. ЯС представляет
собой постоянное взаимодействие процессов переработки опыта познания и
общения и их многообразных — не только вербализованных – продуктов. Новое в
речевом опыте, не вписывающееся в рамки системы, принципиально ведет к ее
перестройке, а каждое очередное состояние ЯС служит лишь этапом в
беспрерывной переработке речевого опыта.

Если исходить из понимания языка как феномена, в котором пересекаются
познание и общение, языкового знака как единства общения и обобщения, то
понятие знака в этом случае предполагает рассмотрение знака не как элемента
заданной системы, но как орудия деятельности в его использовании, генезисе,
функционировании. В связи с этим А.М. Шахнарович подчеркивает, что
необходимое для коммуникативного владения языком «языковое сознание» может
быть выработано только в результате обучения, потому что спонтанное
развитие не всегда приводит к осознанию. В процессе онтогенетического
развития человека у него складывается индивидуальная классифицирующая
система (система эталонов), которая предполагает разное представление
языкового значения: наглядно-образное, предметное, операциональное,
понятийное. Отмечая жесткую зависимость развития языковой способности от
успешности познавательной деятельности, А.М. Шахнарович указывает, что на
первом этапе развития языковой способности у ребенка преобладает предметно-
практическая деятельность.
На втором этапе наряду с предметной деятельностью на развитие речи
оказывает влияние когнитивная деятельность. Мыслительное творчество,
развитие памяти и воображения позволяют речи быть уже не столько
инструментом практической деятельности, сколько средством или даже мотивом
для нее.
На третьем этапе решающая роль принадлежит коммуникативной
деятельности, поставляющей материал для обобщений, анализа и усвоения норм
социально-вербального поведения. Коммуникативная деятельность в большей
мере ориентирована на социальные потребности (для общения с окружающими).

Выбор той или другой деятельности, включение квазиобъекта (в нашем случае
слова) в ту или иную структуру (коммуникативную или когнитивную) зависит от
той задачи, которая стоит перед субъектом. При актуализации коммуникативной
задачи когнитивный аспект выступает фоном, на котором происходит поиск
адекватной коммуникативной структуры и наоборот Ю.Н. Караулов отмечает, что
к 17-25 годам становление языковой личности в основном завершается, и мы
имеем дело с практически сформированной языковой способностью. Немаловажно
и то, что относительная стабильность ЯС (словарный запас, ценностные и
прагматические установки, формально-комбинаторные возможности) может
служить основой для массового сознания в российском обществе на ближайшие
20-30 лет, то есть на период, когда нынешние студенты будут составлять
активное ядро общества.
С целью выявления особенностей освоения и функционирования иноязычной
лексики в ЯС на этапе завершения становления языковой личности в 2001 году
на первом курсе общеюридического факультета Барнаульского юридического
института был проведен лингвистический эксперимент, в котором участвовали
118 человек [Лукашевич Е.В., 2002].
Студентам предлагалось определить значение иноязычных слов:
антагонизм, девальвация, депортация, импичмент, инаугурация,
инкриминировать, интеллигенция, инфляция, криминальный, криминогенный,
нувориш, референдум, юриспруденция и др. Результаты показали, что только
43% студентов-первокурсников объяснили значение каждого из 10 предложенных
слов и проиллюстрировали примерами; 38% информантов выполнили задание
частично; 19% не справились с заданием. Основные наблюдения сводятся к
следующему:
1) почти 100% справившихся с заданием студентов стремятся практически
дословно воспроизвести словарную дефиницию;
2) в иных случаях значение слова объясняется через синоним или родовой
признак, часто весьма приблизительный: демократия — одно из направлений
политики; референдум — всенародное голосование; инфляция — обесценивание;
юриспруденция — наука, которую изучают юристы; антагонизм — непримиримое
противоречие; депортация — высылка из страны; вето — запрет; конфискация —
изъятие имущества; инсинуация — сплетни или клевета и т.д.
Анализируя проблемную ситуацию, студенты отмечали, что для них задание
было трудным, так как подобные слова в своей речи они не употребляют и
необходимости в них не испытывают, хотя многие из этих слов они слышали
неоднократно.

Объясняя значение слова, студенты должны были представить сформированную у
них в процессе познавательной деятельности соответствующую когнитивную
структуру слова. По мнению психологов, чем шире набор факторов в
когнитивной структуре слова, тем более многомерным, дифференцированным
является образ мира, тем выше его когнитивная сложность. В эксперименте
проявился синдром семантического опустошения, когда в слове отсутствует
личностный смысл, и лишь их «оболочка» как бы отсылает к смыслу
первоначальному. Используя признаки, выделенные В.В. Морковкиным и А.В.
Морковкиной [Морковкин, Морковкина, 1997] для установления агнонимов (слова
родного языка, значение которых частично либо полностью неизвестно
конкретному индивиду либо большому кругу носителей языка), было
установлено, что, определяя значение иноязычного слова на основе приема
интроспекции (от лат. introspecto – смотрю внутрь — метод психологического
анализа. Заключается в наблюдении собственных психических процессов, без
использования каких либо инструментов или эталонов. В качестве особого
метода интроспекция была обоснована в работах Р. Декарта, который указывал
о непосредственном характере познания собственной душевной жизни, и
Дж. Локка, разделившего человеческий опыт на внутренний, касающихся
деятельности нашего разума, и внешний, ориентированный на внешний мир.),
студенты могут:
а) совершенно не знать, что значит слово;
б) иметь представление о принадлежности данного слова к определенной
весьма широкой сфере/определенному классу предметов;
в) зная, что слово обозначает определенный предмет, не знать
существенных признаков этого предмета, способов его функционирования. Как
показывает практика, чаще всего реализуется вторая степень.
Так, этика — это «наука», президент — «глава государства», консилиум —
«собрание» и т.д. Причем это касается не только малознакомых иноязычных
слов.

В последнее время в антропоцентрической лингвистике все чаще звучит мнение
о том, что язык есть деятельность по извлечению, сохранению и переработке
информации с целью адаптации к окружающей среде, в связи с этим значение
рассматривается как когнитивная структура некоторого знания, познавательная
структура, оформленная словом, которая возникает из взаимодействия с миром
и имеет опытную природу.
Следовательно, чтобы когнитивная структура слова была не дефектной,
стереотипной, а формировалась полноценно, необходимо ее включить в
существующие в языковой способности студента ассоциативно-вербальные/
невербальные связи. Как показывает опыт, языковая функция становится все
менее мыслительной и все более мнестической, современные дети обладают
хорошей памятью, но репродуктивным интеллектом, затрудняются в выполнении
логических и творческих операций; очень часто когнитивное развитие отстает
от коммуникативно-речевого, ребенок пользуется дефектными синтаксическими
конструкциями, употребляет слова, значение которых объяснить не может и
т.п. [ Лукашевич Е.В., 2002].
Свобода слова, усиление интегративных процессов многое поменяли в
общественно-политической жизни страны, что не могло не привести к
качественным изменениям языка, стиля сообщений и подачи материала.
Современный русский язык сегодня можно характеризовать тем, что происходит
усиление агрессивности между участниками общения. Иногда складывается
впечатление, что адресант, выбирая языковые средства для передачи
информации, совершенно не задумывается, как эти средства будут восприняты
адресатом. Наиболее распространенным способом реализации языковой агрессии
стало немотивированное использование новых иноязычных слов. Здесь речь идет
не в абсолютном отказе от использования заимствованных слов, а от выбора
цели и сферы их применения.
Существует особая группа иноязычных лексических единиц, которые
используются не для уточнения уже существующих понятий или служат целям
номинации, а употребляются в рекламных пропагандистских целях, используются
в качестве маркеров элитарности, избранности, принадлежности к
определенному социальному кругу. Так, в рекламных текстах можно встретить
транслитерацию терминологических и нетерминологических заимствованных слов:
компьютеры, принтеры, тонеры, стримеры, ксероксы. В первом случае мы можем
говорить о целесообразном использовании слов (например, «ксерокс»), так как
они представляют собой семантически самостоятельные слова, не имеют
синонимов в русском языке и являются номинациями новых реалий. Во втором
случае рекламного текста происходит использование транслитерированных
иноязычных элементов, которое трудно считать оправданным. Восприятие
подобных рекламных текстов может вызывать у читателя непонимание,
недоумение, чувство собственной неполноценности, приводящее к агрессивному
отношению к предоставляемой информации.
Чаще всего немотивированное использование заимствований сознательно
культивируется и воспроизводится значимыми журналистами, идеологами,
политическими деятелями и другими. Несомненный интерес представляет выпуск
словаря-справочника под названием «Давайте говорить правильно!», куда также
вошли новые слова, заимствованные в последние десятилетия из других языков
[Шахнарович А.М., 1995]. Использование в своих политических выступлениях
подобных слов может усилить агрессивность между участниками общения,
помешать достигнуть адекватного восприятия сказанного.
На радио и телевидении почти ежедневно слышим такие слова, как: вместо
отличный — экселентный, вместо образ — имидж. Немотивированное
использование заимствованных элементов приводит к тому, что постепенно
иноязычное слово вытесняет из повседневного обихода родное, не давая ему
равной замены. Восприятие услышанного или прочитанного незнакомого слова у
адресата может вызвать затруднения агрессивную неприязнь и привести к
непониманию. Использование иноязычных слов затрудняет достижение
взаимопонимания и может спровоцировать ответную языковую агрессию.
Тяга к иностранным буквам в названиях сформировалась у россиян еще в
советское время. Еще в середине 1990-х большинство производителей
стремились мимикрировать названия своей продукции под импорт. Сегодня,
выбирая иноязычные имена для новинок, производители четко знают, ради чего
отказываются от перевода. Они либо рассчитывают на обеспеченных
покупателей, либо избегают сложившегося недоверия к отечественным товарам в
своей отрасли. Еще одна причина — стремление привлечь молодежную аудиторию.
Сегодня мода на тот или иной язык названия уступает место прагматичным
расчетам маркетологов и рекламистов. Значительную роль в восприятии
иностранных названий играет и возрастной ценз целевой аудитории: новые
брэнды на английском языке хорошо воспринимает молодежная аудитория,
пожилые люди более консервативны. Люди все чаще ищут в брэндах
концептуальную составляющую и при наличии выраженной идеи охотно принимают
как русские, так и иноязычные названия. Иностранное название и написание
латиницей уже стало традиционным для продуктов, имеющих международное
происхождение. Оно целесообразно и при обращении к целевой аудитории, для
которой важна принадлежность к космополитичной среде, прежде всего для
молодежи.
Рассмотрение проблем, связанных с освоением иноязычных слов сознанием
индивида, особенно значимо в современных условиях, поскольку сегодня
высказываются серьезные опасения по поводу мощного наплыва заимствований,
угрожающего этноисторическому видению мира, приводящего к обесцениванию
русского слова. Носители русского языка все чаще отдают предпочтение словам
английского происхождения в силу их большей семантической точности и
экономичности. Это обстоятельство способствует их дальнейшему освоению
языком-реципиентом.
Во многих психолингвистических исследованиях подчеркивается сложность
и многоплановость процессов восприятия и понимания, их тесная взаимосвязь.
Поэтому восприятие и понимание принято рассматривать как две стороны одного
явления — сторону процессуальную и сторону результативную.
При первом знакомстве с иноязычным словом индивид использует
собственный речевой опыт и ментальный лексикон; особую роль играют
структурные опоры, которые помогают выделить значимые части слова и
сформировать его проекцию в сознании индивида. В дальнейшем при восприятии
или порождении уже знакомого иноязычного слова активизируются те связи,
которыми слово-стимул связано с другими единицами в ментальном лексиконе.
Процесс категоризации при восприятии нового для индивида слова
характеризуется выходом за пределы непосредственно данной информации; в
результате индивиды идентифицируют не только актуальные, но и потенциальные
значения слов. Это выражается как в многовариантности значений слов, так и
в метафорическом переосмыслении нового слова, а также появлении
многочисленных вариантов, ошибок, окказиональных образований. Фактически
подобная ситуация может трактоваться как стимулирующая продуцирование новых
смыслов и слов. Идентификация новых слов происходит одновременно с их
усвоением и с формированием соответствующих «чувственных групп» (термин
И.М.Сеченова), члены которых являются продуктами переработки новой
поступающей информации и предшествующего многогранного опыта взаимодействия
человека с окружающим миром. В свою очередь возникающие новые образы могут
стимулировать продуцирование окказиональных образований.
Включение познаваемого объекта в новую систему отношений и в
результате этого проявление его в новом качестве открывают как бы новую
перспективунаправленность мышления в процессе поиска и выявления до сих
пор неизвестных, но существенных для познающего индивида свойств объекта.
Идентификация значения нового слова совмещается с отнесением
воспринимаемого объекта к определенной категории, классу словобъектов,
обладающих теми же признаками (или группой признаков), что и стимул. Однако
при идентификации нового значения иноязычного слова процесс опознания
осложняется добавочными факторами, прежде всего усилением роли того набора
морфем и сочетательных схем, которые в форме словообразовательных моделей
хранятся в памяти реципиента и выполняют функцию «шаблона»; кроме того,
вступает в действие соотнесенность характеристик воспринимаемого
иноязычного слова с теми эталонами родного языка, признаки которого сходны
с признаками воспринимаемого стимула. В сознании индивида имеются
определенные универсальные концептуальные схемы семантического
моделирования слов, основанные на различного рода ассоциативных связях
родного языка. Эти схемы выступают в качестве эталонов идентификации. Легче
всего поддаются идентификации те иноязычные единицы, ассоциативная природа
которых не нарушает нормы родного языка [Тогоева C.И., 2003].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРОБЛЕМА ОСВОЕНИя ИНОяЗЫчНЫХ СЛОВ РУССКОяЗЫчНЫМИ ИНДИВИДАМИ ВСЕГДА
ПРИВЛЕКАЛА ВНИМАНИЕ ЛИНГВИСТОВ. ОСОБЕННО ИНТЕРЕСЕН ДЛя ИССЛЕДОВАНИя ПРОЦЕСС
ЗАИМСТВОВАНИя В ХХ ВЕКЕ. ЭТО СВяЗАНО С ОБИЛИЕМ ИНОяЗЫчНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ В
ТЕКСТАХ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО яЗЫКА. В ЭТОТ ПЕРИОД В яЗЫКЕ ВОЗНИКАЮТ
НАЗВАНИя НОВЫХ яВЛЕНИЙ, ПРЕДМЕТОВ, ПОНяТИЙ В ПОЛИТИКЕ, ЭКОНОМИКЕ, НАУКЕ,
БЫТУ, ТОРГОВЛЕ, ИСКУССТВЕ. РАЗВИТИЕ НАУКИ И ТЕХНИКИ, РАСШИРЕНИЕ
ЭКОНОМИчЕСКИХ, ПОЛИТИчЕСКИХ, ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ И ЛИчНЫХ КОНТАКТОВ МЕЖДУ
ЖИТЕЛяМИ РОССИИ И ЗАПАДНОГО МИРА СПОСОБСТВУЮТ АКТИВИЗАЦИИ ВЗАИМОДЕЙСТВИя
МЕЖДУ РУССКИМ яЗЫКОМ И ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИМИ. В РОССИИ РЕЗКО ВОЗРАСТАЕТ чИСЛО
ЛЮДЕЙ, ЗНАЮЩИХ НЕСКОЛЬКО яЗЫКОВ. ДЛя 80–90-Х ГОДОВ ХАРАКТЕРЕН ИНТЕНСИВНЫЙ
ПРОЦЕСС ЗАИМСТВОВАНИя ИНОСТРАННЫХ СЛОВ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО АНГЛИЙСКИХ (ДЕФОЛТ
(DEFAULT) – «НЕВЫПОЛНЕНИЕ ОБяЗАТЕЛЬСТВ», «НЕПЛАТЕЖИ»; ТАЙМШЕР (TIME-SHARE)-
“ОСОБЫЙ ВИД АРЕНДЫ ПОМЕЩЕНИЙ ДЛя ОТДЫХА”). В яЗЫКЕ ПОяВЛяЕТСя НЕМАЛОЕ
КОЛИчЕСТВО ЗАИМСТВОВАНИЙ, НЕПОСРЕДСТВЕННО СВяЗАННЫХ С КОМПЬЮТЕРНЫМИ
ТЕХНОЛОГИяМИ И ИНТЕРНЕТОМ: ПРИНТЕР, КАРТРИДЖ, ФАЙЛ, САЙТ, ПРОВАЙДЕР,
СЕРВЕР, МОНИТОР, МОДЕМ.
В новых исторических условиях возникает вопрос о том, в каких пределах
допустимо использование иноязычной лексики. Так, А.А.Брагина, О.С.Мжельская
и Е.И.Степанова, И.Фомин, Г.Н.Скляревская и др. полагают, что заимствование
иноязычной лексики является одним из способов обозначения новых реалий и
понятий, возникающих в условиях политических, экономических и культурных
связей между народами [Скляревская, 2002].
В то же время многие филологи (О.Н.Трубачев, Н.А. Ревенская, А.А.
Региня) отмечают, что газеты изобилуют излишними иностранными словами,
упрекают СМИ в чрезмерном увлечении заимствованиями из других языков,
решительно возражают против терминологической избыточности (рынок-
маркетинг, оценка-рейтинг), протестуют против потока иностранных слов “от
стагнации до презентации” и “от брифинга до консорциума”, заполонивших
повседневную русскую речь” [Трубачев, 2003: 14].
Однако, как отмечает Ивлева, авторы, категоричные в своем неприятии
иноязычных заимствований, оказываются в конкретных предложениях не более
оригинальными, чем Шишков, пытавшийся заменить такие иностранные слова, как
“парк” и “калоши” на “русские” синонимы “гульбище” и “мокроступы” [Ивлева,
2003].
Примечательно, что еще в 1841 г. В.Г.Белинский писал: “Кроме духа,
постоянных правил, у языка есть еще и прихоти, которым смешно
противиться… употребление иноязычных слов имеет права, совершенно равные
с грамматикою, и нередко побеждает ее вопреки всякой разумной очевидности”
[Аюпова, 1991: 61]. Сказанное В.Г.Белинским актуально звучит и в XXI веке.
Многие неологизмы английского происхождения, имеющие аналоги в современном
русском языке, тем не менее прочно укоренились в языковой структуре (офис,
шоп и др.). Однако, говоря об адаптации иноязычных слов в современном
русском литературном языке, не следует отводить главенствующую роль
языковым “прихотям”. Обозначая явления социума, большое количество слов
английского происхождения обладает семантической точностью и
экономичностью. Так, семантическая точность свойственна словам “спичмейкер”
(составитель текстов речей, выступлений для высокопоставленных лиц
государства), “саммит” (встреча, переговоры глав государств, правительств),
“имиджмейкер” (букв. “создатель образа”) и др.
Для многих неологизмов английского происхождения характерна
экономичность. Ср.: “дилер” (физическое лицо или компания, осуществляющие
от своего имени посреднические операции); “брокер” (торговый или финансовый
агент, действующий от имени биржи или самостоятельно за счет средств
клиента в качестве посредника при совершении сделок купли-продажи),
“пейджер” (портативное беспроводное устройство для приема и записи
информации) и др.
Кроме этого, многие слова английского происхождения включаются в
синонимические ряды с уже употребляющимися активно в современном русском
литературном языке словами, ср.: менеджер — управляющий — директор;
прессинг — давление — нажим; спонсор — меценат — благотворитель —
филантроп; брокер — посредник — маклер; грант — ссуда — дар и др. При этом
носители русского языка все чаще отдают предпочтение словам английского
происхождения в силу их большей семантической точности и экономичности. Это
обстоятельство способствует их дальнейшему освоению языком-реципиентом.

Именно в переломную историческую эпоху неизбежны и закономерны массовые
заимствования, обозначающие новые понятия. Любые попытки искусственно
воспрепятствовать этому процессу с помощью административных мер, без учета
способности русского языка к самоочищению могут принести вред. Те же
неологизмы, которые отражают новые явления и понятия, процессы,
происходящие в социуме, помогают уловить “дух времени”, имеют серьезные
шансы на прочное укоренение в языковой структуре.
Проведенное в данной работе исследование позволило сделать следующие
выводы:
1) Не оставляет сомнений факт оперирования индивида знаниями разных
степеней осознаваемости, не всегда выводимыми в “окно сознания”, но
способствующими дальнейшему включению опознаваемого иноязычного слова во
все более широкие и разнообразные системы связей с параллельной опорой на
многогранный предшествующий опыт при одновременном переживании знания и
отношения к этому знанию.
2) Наиболее большой группой новообразований современного русскою языка
являются неологизмы-заимствования, которые связаны с изменениями в нашей
социально-экономической, политической, культурной и духовной жизни. В
основном это американизмы и англицизмы (мультиплекс, тюнинг, имиджмейкер).
3) В русском языке также появились иноязычные словообразовательные
элементы (приставки де-, контр-; суффиксы -изм, -ист, -мейкер: деградация,
контригра, хвостизм, гармонист, плеймейкер).
4) В результате немотивированного употребления иноязычных слов многие
исконные русские слова вышли из употребления или изменили свое значение
(вира, тиун, диакон).
Несомненно, процесс освоения иноязычных слов русским языком обогащает
наш родной язык, делает его еще более ёмким, выразительным и развитым. Это
не только восприятие слов из других языков, а их творческое освоение на
всех уровнях языковой системы, формальное и семантическое
преобразование в соответствии с самобытными, исконными особенностями
русского языка и высокой степенью его развития.
С одной стороны, многочисленные англицизмы и американизмы, проникающие
в русский язык — явление закономерное, отражающее активизировавшиеся
в последнее десятилетие экономические, политические, культурные,
общественные связи и взаимоотношения России с другими странами, в частности
с Америкой. С другой стороны, с грустью приходится констатировать, что
(в который уже раз) в погоне за всем иностранным, в стремлении копировать
западные образцы мы всё больше теряем свою самобытность, в том числе
и в языке, ибо язык отражает образ жизни и образ мыслей. Как следствие
этого — потеря интереса к родному (русскому) языку, русской литературе
и культуре, косноязычие, снижение грамотности и языковой и общей культуры.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аюпова Л.Л. Заимствования русского языка в историко-функциональном
аспекте. – М.: Учпедгиз, 1991.- 61с.
2. Белянин B.Г. Психолингвистика как наука о речевой деятельности //
http://www. Textology.ru
3. Боброва Т.А. Об изучении заимствований из языков народов СССР в русский
язык. – СПб.: Русская речь, 1984. – 134, 135с.
4. Виноградов В.В. Великий русский язык. – М.: Мысль, 1945.- 117с.
5. Виноградов В.В. Язык Пушкина: Пушкин и история русского литературного
языка. – М.: Гослитиздат, 1935.- 49с.
6. Винокур Г.О. О славянизмах в современном русском литературном языке. –
М.: Наука, 1959.- 43с.
7. Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Новая теория прародины индоевропейцев. –
М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1984.- 14с.
8. Гимеревский Р.С., Старостин Б.А. Иностранные имена и названия в русском
тексте. – СПб.: Вопросы языкознания, 1985.- 53-57с.
9. Дридзе Т.М. Текст как иерархия коммуникативных программ (информативно-
целевой подход) // Смысловое восприятие речевого сообщения. — М.: Рос.
гос. гуманит. ун-т, 1976, 98-99с.
10. Залевская А.А. Языковое сознание и описательная модель языка //
Методология современной психолингвистики.- М.: Рос. гос. гуманит. ун-т ,
2003.- 184-190с..
11. Зачевский Е.А., Ковалевская Е.Г. Общее и национальное в лексике языков
народов СССР. – М.: Учпедгиз, 1983. — 39-41с.
12. Зимняя И. А. К вопросу о восприятии речи. – М: Наука, 1961.-54с.
13. Ивлева А.Р. Роль заимствований в лексике современного русского языка. –
Ростов-на-Дону: Культура, 2003. – 115-120с.
14. Ижакевич Г.П. Русский язык в его связях с украинским и другими
славянскими языками. – СПб.: Русская речь, 1973. – 50с.
15. Коломиец В.Т. Происхождение общеславянских названий рыб. – М.:
Гослитиздат, 1983.- 125с.
16. Леонтьев А.А. Психология общения.- М.:Смысл,1999.-214с.
17. Лукашевич Е.В. Языковая способность студента в аспекте когнитивной и
коммуникативной деятельности.- Барнаул, Алтайский гос. ун-т, 2002.-12-
18с.
18. Маркова Е. О неологизмах англоязычного происхождения в современном
русском языке // http://www.ruscenter.ru
19. Михайловская Н.Г. Системные связи в лексике древнерусского письменного
языка XI-XIV вв. – СПб.: Вопросы языкознания, 1980.- 78-90с.
20. Морковкин В.В., Морковкина А.В. Русские агнонимы (слова, которые мы не
знаем). М., 1997.
21. Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. – М.: Книга,
1974. – 20, 21с.
22. Орфографический словарь: Слитно или раздельно?/Сост. Б.З. Букчина, Л.П.
Калакуцкая – 1-е изд.- М.: Книга, 1982.- 117-120с.
23. Проблемы современной терминологии: Сб.статей / Под ред. А.П.Трубачева;
М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2003.- C.14-19.
24. Русский орфографический словарь./Cост. В.В.Лопатин – 1-е изд. — М.:
Азбуковник, 1999.- 173-179с.
25. Сахарный Л. В. Введение в психолингвистику. – СПб.: Лань, 1989.- 16с.
26. Словарь иностранных слов./ Cост. Н.Г. Комлев- 2-е изд.- М.: Наука,
2000. – 81-84с.
27. Современное русское слово: Сб.статей / Под ред. И.И.Скляревской; М.:
МГУ им. М.В. Ломоносова, 2002.- C.18-22.
28. Сорокопятов Ф.П. История военной лексики в русском языке XI-XVII вв. –
М.: Гослитиздат, 1970. – 55с.
29. Тогоева С.И. Некоторые аспекты восприятия нового слова//Материалы
международной конференции, посвященной 60-летию факультета иностранных
языков. – Тверь, 2003. – С. 185-187.
30. Толковый словарь иноязычных слов./ Cост. Л.П.Крысин – 1-е изд.-СПб.:
Русская речь, 1998. — 278-282с.
31. Толковый словарь словообразовательных единиц русского языка./Сост. Т.Ф.
Ефремова – 2-е изд.- М.: Книга, 2000.– 356, 357с.
32. Толковый словарь словообразовательных единиц русского языка./Сост. Л.П.
Голубева – 1-е изд.- М.: Учпедгиз, 2001. — 342с.
33. Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. – М.: Культура
речи, 1972.- 86,87, 121,122с.
34. Шахнарович А.М. Языковая личность и языковая способность // Язык —
система. Язык — текст. Язык — способность.- М.: Гослитиздат, 1995.- 64-
69c.
35. Шведова Н.Ю. Современный русский язык. Фонетика. Лексикон.
Словообразование. Морфология. Синтаксис. – Ростов-на-Дону: Культура,
2003.- 114-119с.
36. Шумова Н.С. Новые англоязычные заимствования в сознании носителей
русского языка//Слово и текст: актуальные проблемы психолингвистики.-
Тверь: ТГУ, 1994.- С. 20-30.
37. Этимологический словарь русского языка./Сост. Т.Э. Розенталь, Т.М.
Теленкова – 1-е изд.- СПб.: Вопросы языкознания, 1999. – 405-409с.
38. Юшманов Н.В. Актуальные проблемы русского словообразования. – М.: МГУ
им. М.В. Ломоносова, 1972. – 45-51с.

Метки:
Автор:

Опубликовать комментарий