МАДИ (ГТУ)
Реферат по культурологии
Тема:
Теории технократии
|Студент | |
|Группа | |
|Преподаватель | |Москва 2003
Введение. 3
Определение технократии. 3
Истоки технократической традиции 4
Т.Веблен — «отец технократизма» 13
Д. Гэлбрейт. От «бунта инженеров» к «революции менеджеров» 15
Новая технократическая волна 19
Заключение 22
Литература: 23
Введение.
Техника и технология существовали, с точки зрения истории
человечества, всегда, — поскольку сама эта история начинается не раньше
того момента, когда люди начинают использовать орудия труда, то есть,
простейшую технику. Более того, ход человеческой истории во многом
определяется процессом постепенного развития техники и набором доступных
обществу технологий. Однако, вплоть до Промышленной революции, техника и
технология не носили того всеобще-универсального и детерминирующего
характера, которые они обрели в Новое, и, в особенности, в Новейшее время.
Цивилизации, сменявшие друг друга на протяжении всей предшествующей
Новому времени истории, могли быть — и были — весьма неодинаковы по своим
базовым характеристикам. Они могли исповедовать самые разные религиозные
культы, их ценности и мотивации могли быть диаметрально противоположными —
но все они использовали в повседневной жизни практически один и тот же
«набор» технических средств, являющийся комбинацией механизмов, известных
еще в древности. Колесо, клин, рычаг, блок, винт, — вот, пожалуй, и вся
основа технического арсенала известных истории человеческих обществ. Однако
вовсе не уровнем технического развития определялось своеобразие той или
иной цивилизации, ее мощь и авторитет. И, соответственно, технический
прогресс не являлся ни целью, ни даже базовой доминантой развития
большинства существовавших в истории цивилизаций.
Положение стало стремительно меняться именно в Новое и Новейшее время,
когда техника Западной христианской цивилизации, являющаяся пока еще
комбинацией все тех же простейших механизмов древности, получила в свое
распоряжение новые источники энергии — пара, минерального топлива,
электричества, и, наконец, атомного распада. Мощь, обретенная новой
техникой, была столь велика, что ни одно государство мира не могло более
позволить себе игнорировать то, что происходит в сфере техники. Здесь и
возникают предпосылки возникновения принципиально новой социокультурной
ситуации, ядром которой становится технократия – политическая власть
технических специалистов, инженерной и научной интеллигенции, основанная на
вере в высшую миссию установления несовершенного бытия, создания
технотронного рая.Определение технократии.
Термин «технократия» впервые применен американским исследователем В.
Смитом в серии статей, опубликованных в 1919 г. в журнале «Industrial
Managment». В буквальном переводе с греческого это слово означает «власть
мастерства». В дальнейшем понятие получило три обще употребляемых
толкования: во-первых, теоретические концепции власти, основанной не на
идеологии, а на научно-техническом знании; во-вторых, тип социально-
политического устройства общества, практически реализующий принципы этой
концепции; в-третьих, социальный слой носителей научно-технического знания,
выполняющих функции управления. Центральной в технократических концепциях
является идея о возможности эффективного функционирования власти,
основанной на научной компетенции, о возможности замены политического
субъективного решения решением рациональным и объективным. Основой
претензий на власть для технократов служит все возрастающая роль техники и,
следовательно, специальных знаний в управлении не только производственными,
но и социально-политическими процессами, а также значение научно-
технического прогресса для развития современного общества в целом.Истоки технократической традиции
В философско-политической литературе технократическая традиция имеет
давнюю историю. С четко оформленной идеей общества, управляемого носителями
знания, учеными, впервые мы, пожалуй, встречаемся у Платона. Великий
философ в диалоге «Государство» отстаивает тезис о том, что управлять
идеальным государством должно «сословие философов». В XVII веке идея
использования научных знаний для управления обществом получила развитие в
трудах Ф.Бэкона и Т.Кампанеллы. Однако это можно считать лишь слабым
намеком на будущие технократические теории, появление которых стало
возможным только на определенной стадии общественного прогресса.
Необходимо упомянуть о том влиянии, которая оказала Великая
Французская Революция на развитие подобных теорий. Среди прямых последствий
Революции есть три момента, представляющих особый интерес для нас. Прежде
всего, сам крах существовавших институтов требовал немедленного применения
всех знаний, представлявшихся зримым воплощением бога Революции – Разума.
Второе следствие Революции, о котором необходимо упомянуть, – это
полное разрушение старой и создание совершенно новой системы образования,
оказавшей глубокое влияние на взгляды и мировоззрение всего следующего
поколения. Революция уничтожила старую систему колледжей и университетов,
базировавшуюся по большей части на классическом образовании, и после
непродолжительных экспериментов в 1795 г. на освободившееся место пришли
ecoles centrales (центральные школы). В них – и только в них – можно было
получить среднее образование. В полном соответствии с духом времени и в
результате слишком резкого отхода от старой системы в новых заведениях на
протяжении нескольких лет обучали почти исключительно естествознанию. В
результате изменилась вся интеллектуальная атмосфера в стране. В 1812 или
1813 г. Сен-Симон так описывал эти перемены: «Различие в этом отношении
между старым порядком вещей и новым, между порядком, существовавшим
пятьдесят, сорок и даже тридцать лет назад и нынешним очень велико: в эти
довольно еще близкие времена, когда хотели знать, получил ли человек
отличное образование, спрашивали: хорошо ли он знает греческих и латинских
авторов? А теперь спрашивают; силен ли он в математике, знаком ли он с
новейшими открытиями в физике, химии, естественной истории, одним словом,
сведущ ли он в положительных науках, в науках опытных?» [H. de Saint-Simon.
Memoire sur la science de l'homme (1813) — Oeuvres de Saint-Simon et
d'Enfantin. Paris, 1877—1878, vol. 40, p. 16.][1]
Третье, более частное, следствие Революции – это основание Высшей
политехнической школы. Революционный Конвент создал новый тип учебного
заведения в системе не только среднего, но и высшего образования, и этому
типу суждено было утвердиться и стать образцом для подражания во всем мире.
Революционные войны и помощь, оказанная учеными в производстве боеприпасов
(в частности, селитры, входящей в состав пороха), привели к осознанию
потребности в квалифицированных инженерах, необходимых в первую очередь для
решения военных задач. Но кроме этого и развитие промышленности пробудило и
все усиливало заинтересованность в новых машинах. Научно-технический
прогресс стал причиной широкого энтузиазма в области технических
исследований. Прежде высшее техническое образование можно было получить
лишь в специализированных учебных заведениях, таких как Высшая школа путей
сообщения, или в различных военных училищах. Преподавателем военного
училища был и Г. Монж — создатель начертательной геометрии, министр военно-
морского флота во время Революции. Именно ему принадлежала идея создать
единый учебный центр, в котором инженеры всех специальностей обучались бы
вместе по общим предметам. Он поделился этой идеей со своим учеником
Лазарем Карно — который и сам был крупным физиком и инженером. Эти два
человека и сформировали облик нового учебного заведения, открывшегося в
1794 г. По их замыслу в Высшей политехнической школе должны были заниматься
в основном прикладными науками. В числе первых профессоров Школы был
Лагранж, с ней был тесно связан Лаплас, который хоть и не преподавал,
выполнял обязанности председателя совета Школы. Представителями первого
поколения преподавателей математики и физики были Монж, Фурье, Прони и
Пуансо; химию преподавал Бертолле, последователь Лавуазье, и другие, не
менее известные химики (Фуркруа, Воклен, Шапталь). В начале нового столетия
им на смену пришло второе поколение профессоров, включавшее такие имена,
как Пуассон, Ампер, Гей-Люссак, Тенар, Араго, Коши, Френель, Малюс — и это
лишь наиболее известные. Кстати, почти все они были выпускниками Школы.
Всего через несколько лет после создания Высшая политехническая школа стала
известна по всей Европе.
Не имеет смысла подробно рассказывать здесь, какой вклад в развитие
науки внесли эти люди. Нас интересует лишь рожденный ими мощный дух
уверенности в безграничных возможностях человеческого разума, в том, что
неодолимых преград на пути к укрощению и освоению любых, пусть даже самых
грозных и могучих сил природы, не существует. Пожалуй, ничто не выражает
этот дух так ясно, как знаменитая идея Лапласа, которую тот высказал в
своей работе «Опыт философии теории вероятностей»: «Разум, осведомленный о
всех силах природы в точках приложения этих сил и достаточно обширный,
чтобы использовать все эти сведения в своем анализе, мог бы единой формулой
описать движения и крупнейших тел во Вселенной, и мельчайших атомов; не
осталось бы ничего, что было бы для него недостоверно, и будущее, так же
как и прошедшее, предстало бы перед его взором». [Laplace. Essai
philosophique sur les probabilites (1814). in: Les maitres de la pensee
scientifique. Paris, 1921, p. 3].
еще более важным для формирования мировоззрения студентов Школы было
то, что все преподавание имело ярко выраженный прикладной уклон и основной
упор делался на предстоящее применение полученных знаний на практике, и что
готовила она не теоретиков, а военных и гражданских инженеров. Высшая
политехническая школа создала сам тип современного инженера — с его
характерными взглядами и устремлениями. Это пристрастие ко всему
искусственному и неприятие того, что не сконструировано, любовь к
организованности, питаемая парой весьма похожих источников, один из которых
— военное, другой — гражданское инженерное дело, предпочтение всего
сознательно сконструированного тому, что «выросло само», — все это стало
сильным новым моментом, добавившимся к революционному рвению молодых
политехников, а со временем начавшим и теснить его. Именно в этой атмосфере
у Сен-Симона родились его планы реорганизации общества
Первую целостную концепцию о влиянии науки, производства и технических
специалистов на социально-политические процессы разработал А.Сен-Симон.
Приход к власти носителей научно-технического знания рассматривался
выдающимся французским мыслителем как закономерный результат общественного
развития. Для характеристики будущего общества А.Сен-Симон даже вводит
термин «промышленно-научная система». Он утверждал: «…при современном
состоянии знаний и цивилизации одни лишь промышленные и научные принципы
могут служить основанием общественной организации». Следовательно,
управление обществом должно строиться на сугубо рациональных, научных
основах. В результате применения рациональных методов управления политика,
по мнению А.Сен-Симона, «станет дополнением к науке о человеке».
«Единственной целью, к которой должны быть направлены все наши мысли и
все наши усилия, является организация промышленности, понимаемой в самом
широком смысле слова», а «организация, наиболее благоприятствующая
промышленности» по-прежнему лучше всего достигается с помощью политической
власти, которая не занимается ничем, кроме «устранения всех помех полезным
работам» и устраивает все так, чтобы «трудящиеся, соединение которых и
составляет истинное общество, могли непосредственно и с полной свободой
обмениваться между собой продуктами своих различных работ». “…политика есть
наука о производстве, то есть наука, ставящая себе целью установление
порядка вещей наиболее благоприятного всем видам производства.»В сентябре 1819 г., Сен-Симон при поддержке Огюста Конта основал
журнал, само название которого – «Организатор» – было программным. В
«Организаторе» опубликованы, пожалуй, самые примечательные произведения Сен-
Симона. Безусловно, это было первое из его изданий, привлекшее к себе
широкое внимание, как во Франции, так и за ее пределами, и принесшее Сен-
Симону славу социального реформатора.
публикацией знаменитой «Притчи», открывшей новое издание. В ней Сен-
Симон для начала рисует картину того, что было бы с Францией, если бы она
лишилась вдруг пятидесяти ведущих в каждой области знания ученых,
пятидесяти ведущих инженеров, художников, поэтов, промышленников, банкиров
и разного рода ремесленников. Это разрушило бы весь ее уклад и всю
культуру. Затем он противопоставляет этому картину похожего несчастья, но
уже с исчезновением соответствующего числа аристократов, государственных
чиновников, придворных и представителей высшего духовенства, и показывает,
как мало это значило бы для процветания Франции [OSSE, vol. 20, pp. 17—
26]. Но, хотя «Притча» — самая известная публикация «Организатора», это не
означает, что она же — самая интересная. Сен-Симон помещает в
“Организаторе” серию писем с настоящим планом реорганизации общества, или,
по меньшей мере, с планом реорганизации политической системы, в результате
которой вся общественная деятельность была бы обеспечена необходимым ей
научным руководством [Ibid., pp.50—58]. Он берет за точку отсчета
английскую парламентскую систему, лучшую из доселе изобретенных.
Руководство обществом должно быть передано в руки «индустриалов» [Ibid.],
то есть всех, кто занят производительным трудом. Следует организовать их в
три отдельные палаты. Первая, Палата изобретений, составляется из 200
инженеров и 100 «художников» (поэтов, писателей, живописцев, скульпторов,
архитекторов и музыкантов), и в ее задачи входит разработка планов
общественных работ. Палата исследований, включающая по 100 биологов,
физиков и математиков, должна изучать и одобрять эти планы. Палата
исполнения, состоящая из богатейших и самых преуспевающих предпринимателей,
будет следить за исполнением работ. Среди первоочередных задач нового
парламента будет пересмотр законов о собственности, которые «должны
основываться на наиболее благоприятных для производства принципах» [OSSE,
vol. 20, р. 59].
Новая система воцарится не только потому, что ее преимущества будут
признаны всеми, но, что гораздо важнее, и потому, что она есть неизбежный
итог того курса, которым цивилизация продвигается в продолжение последних
семисот лет [Ibid., р. 63]. Этим подтверждается то, что его план не утопия
[Ibid., pp. 69—72], а результат научного подхода к истории, подлинной
истории всей цивилизации, и что, при таком подходе, мы можем следовать по
предназначенному пути с открытыми глазами [Ibid., p. 74].
Далее Сен-Симон посвящает два письма (восьмое и девятое) «показу;
того, как должна быть устроена промышленность» [Ibid., р. 67]. Главное в
них — это указание Сен-Симона на то, что становление новой системы
является необходимым результатом закона общественного развития: «Прогресс
общества никогда не регулировался системой, придуманной гением принятой
массами. Это противоречило бы природе вещей и потому невозможно: все
подчиняется закону развития человечества; люди — всего лишь его орудия».
Следовательно, «нам остается только сознательно подчиняться этому закону,
являющемуся действительным божественным промыслом для нас, и следовать
предначертанным курсом, и постигнув его, не слепо ему повинуясь. Истинное
предназначение великой философской революции, происходящей в настоящее
время, — подвести нас к этому.» [OSSE, vol. 20, pp. 118—119]. Теперь мы
видим даже более настойчивое указание на необходимость замены прежней
духовной власти «властью науки и позитивного знания» [Ibid., p. 85 (35)],
то же самое описание последовательного восхождения науки к позитивной
стадии, пока ее наконец-то, не достигают также и философия, мораль и
политика которые, тем самым, делают возможным возникновение новой научно
управляемой общественной системы [Ibid., pp. 137—139 (68—71)], и ту же
самую нетерпимость к свободе мысли — свободе, несовместимой с духовной
властью [Ibid., p. 106 (49)]. Новым оказывается особенный упор на роль
нового «класса, занимающего промежуточное положение между учеными,
художниками и ремесленниками, а именно класса инженеров», символизирующего
возникновение союза между духовной и светской властями, союза, «готовящего
почву для совместного руководства обществом». [Ibid., p. 142 (72).
Опасение, что реализация его предложения могла бы когда-нибудь привести к
«деспотизму, основанному на науке», Сен-Симон называет «смехотворной и
абсурдной химерой, которая может возникнуть лишь в мозгу, абсолютно чуждом
позитивным идеям» (ibid.. р. 158 (82).] Под этим объединенным руководством
все общество организуется для «наступления на природу», так же как сейчас
организованы отдельные его части [Ibid., р. 161 (85)]. В этом объединенном
предприятии больше не будет подчиненных, а будут соратники и партнеры
[Ibid., p. 150 (77)], и здесь нас впервые подводят к мысли, что тогда
больше не будет потребности в «правительстве», а будет нужна просто
«администрация»: «Народом не нужно больше править, иначе говоря,
властвовать над ним. Для поддержания порядка достаточно осуществлять
руководство делами, представляющими общий интерес.» [Ibid., pp. 144—145 ]
«При новом политическом порядке организация общества будет иметь
единственную и неизменную цель – наилучшим образом использовать все знание,
накопленное наукой, изящными искусствами и индустрией для удовлетворения
человеческих потребностей» и для преумножения самого знания. Если до сих
пор люди прилагали к природе только разрозненные усилия и даже
противодействовали при этом друг другу, поскольку человечество разделено на
неравные части, из которых меньшая всегда использовала всю свою власть,
чтобы господствовать над остальными, то организованные люди не станут
приказывать друг другу, а станут покорять природу совместными усилиями.
Все, что требуется — это заменить неясные цели, которым служит современная
социальная система, точной и позитивной общественной целью:
«В обществе, организующемся, чтобы продвигаться к позитивной цели,
каковой является все возрастающее процветание, достигаемое с помощью науки,
искусства и ремесел, важнейшее политическое полномочие, а именно – выбор
направления, в котором надлежит двигаться, перейдет от людей, ранее
выполнявших общественные обязанности, к самому разумно устроенному
обществу… цель и назначение подобной организации столь ясны и
определенны, что она исключает всякий произвол людей и даже произвол
законов, поскольку и тот, и другой существуют лишь в условиях
неопределенности, являющейся их, так сказать, родной стихией. Деятельность
государства, заключающаяся в приказах, будет сведена на нет или почти на
нет. Все вопросы, которые нужно будет решать в такой политической системе,
как то: Что следует предпринимать для увеличения общественного богатства и
использовать при этом наличные знания из области науки, искусства и
промышленности? Как добиться распространения таких знаний и их дальнейшего
усовершенствования? И, наконец, как осуществить эти мероприятия с
наименьшими затратами и в кратчайшие сроки? — Все эти вопросы, как и те,
что вытекают из них, вполне позитивны и разрешимы — я утверждаю это.
Решения должны быть результатом научных доказательств, ни в коей мере не
зависящих от воли человека, а в их обсуждении должны принимать участие все,
кто достаточно образованы для этого… Как все общественно-важные вопросы
будут решаться с обязательным использованием самых последних научных
достижений, так и все общественные функции будут возлагаться обязательно на
самых компетентных и способных исполнять их, как и подобает для достижения
главных общественных целей. И тогда мы увидим, что при таком порядке
уничтожаются три главных недостатка существующей политической системы:
произвол, некомпетентность и интриги»[Ibid., vol. 20, pp. 199—200].
Следующие две крупные публикации Сен-Симона, хоть и считаются самыми
основательными из его работ, тем не менее, представляют собой скорее
детальную разработку идей, намеченных в «Организаторе». В работе «О
промышленной системе» («Sisteme industriel», 1821) [Ibid., vos. 21, 22]
главной темой его разъяснений становятся «меры, могущие раз и навсегда
положить конец революции». «Пустая метафизическая идея свободы… стеснила
бы влияние массы на индивидуума» и «противоречит развитию цивилизации и
созданию упорядоченной системы» [«Systeme industriel» (первое издание), pp.
XIII—XIV]. Теория прав человека [0SSE, vol. 21, p. 83; vol. 22, p. 179] и
критические труды метафизиков достаточно хорошо послужили делу разрушения
феодальной и теологической системы и расчистки места для системы
индустриальной и научной. Сен-Симон очень ясно понимает, что организация
общества во имя единой цели [Ibid., vol. 21, p. 14; vol. 22, p. 184],
являющаяся фундаментом для любой социалистической системы, несовместима с
личной свободой и нуждается в существовании духовной власти, способной
«выбирать направление для применения сил нации» [«Des Bourbons et des
Stuarts» (1825), in: «Oeuvres Choisies», vol. 2, p. 447]. Существующая
«конституционная, то есть представительная, или парламентская, система»
межеумочна: допуская конкуренцию различных целей, она безо всякой пользы
продлевает жизнь антинаучным и антииндустриальным тенденциям [OSSE, vol.
22, p. 248.]. Духовная власть, как и прежде, считается осуществимой при
наличии философии, изучающей поступательный ход цивилизации [OSSE, vol. 22,
р. 188], и остается делом ученых-позитивистов [Ibid., p. 148]; могущих,
благодаря пониманию связей между рядами общих исторических фактов [Ibid.,
vol. 21, p. 20], научно обосновать политику. Однако теперь гораздо больше
места отводится организации светской власти, являющейся делом
промышленников – тема, получающая дальнейшее развитие в «Катехизисе
промышленников», 1823 [Ibid., vos. 37—39].
Самый хороший способ обеспечить широким массам максимальный уровень
занятости и наилучшие жизненные условия – это доверить все дела, связанные
с национальным бюджетом, а, следовательно, и с руководством страной,
предпринимателям [Ibid., vol. 22, р. 83; vol. 21, pp. 131—132]. Сама
природа их многообразных занятий заставляет индустриалов формировать
естественную иерархию, и они не могут не организоваться в одну большую
корпорацию, дающую им возможность согласовывать действия ради своих
политических интересов. В этой иерархии банкирам, которым по роду их
занятий известны связи между различными производствами, проще, чем кому бы
то ни было, координировать усилия в различных отраслях производства, и
централизованное руководство действиями всех индустриалов призваны
осуществлять крупнейшие банки Парижа, занимающие центральное положение
[Ibid., vol. 21, p. 47]. Предпринимателям как естественным лидерам
предстоит руководить всеми производительными работниками, но надо, чтобы
при этом они использовали свою власть в интересах самого бедного и самого
многочисленного класса [Ibid., p. 161], существование пролетариев должно
обеспечиваться предоставлением работы трудоспособным и помощи инвалидам
[Ibid., p. 107]. Во Франции, которая превратится в одну грандиозную
фабрику, появится новый вид свободы. При новой четкой организации,
являющейся конечным уделом человечества [Ibid., vol. 22, p. 80, 185],
государственная, или военная, организация общества будет заменена
административной, или промышленной. [Ibid., vol. 37, p. 87; vol. 2, p.
151.]. Такой реорганизации мешают представители двух прошедших эпох:
дворянство и духовенство, легисты и метафизики, военные и собственники.
Совершив революцию и покончив с исключительной привилегией на пользование
национальным достоянием, принадлежавшей дворянству, буржуазия слилась с ним
в один класс, и теперь осталось только два класса [OSSE, vol. 37, p. 8].
Индустриалы, то есть все, кто работают, не успели принять настоящего
участия в политической борьбе за это право пользования, развернувшейся в
ходе революции.
«Производителям безразлично, тот или другой класс их грабит. Ясно, что
в конце концов эта борьба превратится в борьбу между всеми паразитами, с
одной стороны, и всеми производителями, с другой, и что она будет
продолжаться до тех пор, пока не решится, останутся ли последние жертвами
первых или же они возьмут на себя верховное руководство обществом, в
котором они уже сегодня составляют самую многочисленную часть. При огромном
превосходстве сил производителей над силами праздных, этот вопрос должен
разрешится немедленно после того, как будет поставлен прямо и открыто. И
фактически уже настал момент, когда эта борьба должна приобрести свой
истинный характер. Партия производителей не заставит себя долго ждать. И
даже среди людей, по рождению принадлежащих к праздному сословию, те,
которые выделяются широтой взглядов и величием души, начинают осознавать,
что достойная их роль состоит единственно в том, чтобы побудить занятых
производством к участию в политической жизни и помочь им получить вслед за
уже полученным перевесом в численности перевес в вопросах руководства
общими делами.» [Ibid., vol. 22, pp. 257—258.]
Итак, в трудах А.Сен-Симона имеют место две важнейшие составляющие
всех более поздних технократических концепций: управление обществом на
научных принципах и ведущая политическая роль научно-промышленных
специалистов.
Однако Сен-Симона правомерно называть предтечей технократизма, а не
первым его идеологом. Для того, чтобы говорить о технократии, прежде всего
было необходимо возникновение достаточно многочисленного слоя научно-
технических специалистов. А это произошло лишь во второй половине XIX века
с завершением промышленной революции в передовых странах, когда началось
массовое применение машин в производстве, а затем и в других сферах.
Впервые и истории сформировался тип людей, которым предстояло сыграть
столь важную и заметную роль в конце девятнадцатого и в двадцатом веке, —
технические специалисты. Машинная техника радикально изменила повседневную
жизнь человека, превратив все существование в действие некоего механизма.
Технизация все шире распространялась в индустриальном обществе: от
подчинения природы до подчинения всей жизни самого человека. В этой связи
представляется чрезвычайно удачным термин «технокультура», примененный Ж.-
П.Кантеном для характеристики содержания западноевропейской цивилизации.
В ауре технокультуры все и вся, что хочет быть влиятельным и
эффективным, должно сорганизовываться по подобию машин, то сеть должно
приобретать точный, обязательный, связанный с внешними правилами характер.
Результатом стало формирование устойчивого набора массовых ценностных
ориентаций.
Во-первых, это понимание природы как упорядоченной, закономерно
устроенной системы, в которой человек разумный, познав ее законы, способен
поставить внешний мир под свой контроль. Научная рациональность выступает в
качестве важнейшей составляющей в комплексе ценностей технокультуры и
задает парадигму деятельности в любой севере.
Во-вторых, идея преобразования мира и подчинения человеком природы,
ставшая доминантой технокультуры: преобразующая деятельность
рассматривается как главное предназначение человека.
В-третьих, постоянная и все возрастающая нацеленность на перемены, в
основе которых лежит научно-технический прогресс.
В-четвертых, воспроизводство всех отношений в обществе по аналогии с
машинными технологиями, распространение технического мышления на все виды
деятельности.Т.Веблен — «отец технократизма»
Проникновение техники во все сферы жизнедеятельности, организация их
по технической парадигме неизбежно ставят проблему взаимодействия
технокультуры и власти. Вопрос состоит в том, насколько принципы и
методология технокультуры распространяются на властные отношения в
обществе. Овладение научно-техническими специалистами властными функциями
началось, естественно, в промышленном производстве, которое все более
попадало в зависимость от носителей специальных знаний. Научный анализ
социально-политических последствий данного процесса первым проделал
американский экономист Т.Веблен, признанный во всем мире «отцом
технократизма» (справедливости ради следует отметить, что одновременно
сходные идеи разрабатывал наш соотечественник А.А.Богданов).
В своем анализе Т.Веблен. будучи экономистом, исходил из логики
развития капиталистических производственных отношений. Период
монополистического капитализма он рассматривал как кульминацию противоречий
между между «бизнесом» и «индустрией». Под индустрией Веблен понимал сферу
материального производства, основанную на машинной технике, под бизнесом –
сферу обращения (биржевых спекуляций, торговли, кредита). Индустрия,
согласно взглядам Веблена, представлена функционирующими предпринимателями,
менеджерами и другим инженерно-техническим персоналом, рабочими. Все они
заинтересованы в развитии и совершенствовании производства и потому
являются носителями прогресса. Представители же бизнеса ориентированы
исключительно на прибыль и производство как таковое их не волнует.
В теории Веблена, капитализм (в его терминологии — «денежное
хозяйство») проходит две ступени развития: стадию господства
предпринимателя, в течение которой власть и собственность принадлежат
предпринимателю, и стадию господства финансиста, который не принимает
непосредственного участия в производстве. Господство последних основано на
абсентеисткой собственности, представленной акциями, облигациями и другими
ценными бумагами (фиктивным капиталом), которые приносят огромные
спекулятивные доходы. В итоге непомерно расширяется рынок ценных бумаг, и
рост размеров «абсентеисткой собственности», которая является основой
существования «праздного класса» (финансовой олигархии), во много раз
превосходит увеличение стоимости материальных активов корпораций.
Противоречие между «бизнесом» и «индустрией» обостряется, так как
финансовая олигархия получает все большую часть своих доходов за счет
операций с фиктивным капиталом, а не за счет роста производства, повышения
его эффективности. На этой стадии власть капиталистов становится
неэффективной, а сами они превращаются в паразитический «праздный класс».
Веблен постоянно подчеркивал, что развитие индустрии подводит к
необходимости преобразований и предсказывал установление в будущем власти
технической интеллигенции — «технократии» (лиц, идущих к власти на
основании глубокого знания современной техники). В трактовке Веблена
основной целью «технократии» является наилучшая работа промышленности, а не
прибыль, как для бизнесмена, который к тому же не осуществляет
производственных функций и занят лишь финансовой деятельностью, становясь
тем самым лишним звеном экономической организации. В обществе, которым
руководит технократия, производство будет функционировать для
удовлетворения потребностей, будет осуществляться эффективное распределение
природных ресурсов, справедливое распределение и т.д.
Бизнесу противостоят работники крупного машинного производства,
которое является центральным звеном экономической структуры общества. По
мнению Т.Веблена, работники индустриального машинного производства
становятся автоматически заинтересованы в его лучшем функционировании.
Стремление в эффективности превращается для них в принцип
поведения.Уникальная роль в индустриальном производстве, рост численности
инженерно-технических работников, их природный ''инстинкт мастерства»
делают эту социальную группу, по выражению Т.Веблена, «подлинным
генеральным штабом индустриальной -системы». Отец «технократизма»
постулировал необходимость поставить производство под полный контроль
инженеров: «Материальное благосостояние общества в неограниченных масштабах
определяется должной работой этой индустриальной системы и поэтому
неограниченным контролем инженеров, которые единственно компетентны
руководить». Но инженерно-технические специалисты не должны ограничиваться
контролем над производством. Они обладают достаточными знаниями и умением
для преобразования всего общества в целом. Для того, чтобы привести
отставшие в своем развитии институциональные формы в соответствие с
новейшими технологическими изменениями, им необходима только свобода
действий.
Интересно, что переход власти к технократам виделся Веблену, так
сказать, революционным путем. В сценарии будущих действий рисовалась
забастовка инженеров, которая должна завершиться установлением «нового
порядка». Успех ее представлялся неизбежным, поскольку вызванный ею паралич
индустриального общества заставит капиталистов отказаться от власти.
Необходимо лишь создать самостоятельную организацию технических
специалистов для координации усилий в общенациональном масштабе. Как только
инженеры смогут объединиться и выработать план действий, они легко
осуществят задуманное. Т. Веблен утверждал, что даже угрозы «всеобщей
забастовки, организованной общенациональным штабом специалистов, будет
достаточно, чтобы парализовать индустриальную систему».
После победы забастовки инженеров всю экономическую жизнь страны
планировалось подчинить «совету технических специалистов», формирование
которого должно происходить путем самоотбора из состава технократической
элиты. Сформированный из ведущих специалистов промышленности, транспорта и
сферы услуг совет будет действовать, по мнению Веблена, опираясь на
принципы «производственной эффективности, экономного использования ресурсов
и справедливого распределения потребляемой продукции». Набрасывая самыми
общими штрихами утопическую картину общества, которым будут руководить
технократы, Веблен практически полностью игнорировал роль политических
институтов и их дальнейшую судьбу. Кроме того, в отличие от Сен-Симона он
не придавал существенного значения роли ученых и оценивал их скорее как
консервативную силу.
Таким образом, в момент своего зарождения теория технократии носила
довольно радикальный характер. В конце 20-х годов последователи Т. Веблена
в США попытались осуществить его идею создания организации технических
советов для совершения «революции инженеров». Возникшие организации
технократов наделали в первые годы довольно много шума, но никогда не
пользовались значительным влиянием на политической арене Америки. Довольно
скоро, однако, выяснилось, что Т. Веблен весьма переоценил степень
солидарности инженерно-технических работников, их роль в обществе и
возможность замены политических институтов производственно-техническими. К
началу 40-х годов технократические организации выродились в экстремистское
движение, вскоре исчезнувшее с политической сцены США.Д. Гэлбрейт. От «бунта инженеров» к «революции менеджеров»
Невозможность реализации концепции «бунта инженеров» не означала
упадка технократизма. Напротив, идеи о переходе власти к техническим
специалистам все шире распространялись в западном обществе, хотя и не в
столь радикальной форме, как у Т. Веблена. Основу новой формы технократизма
составили теории Д. Бернхейма, П. Сорокина, И. Шумпетера об отделении в
условиях зрелого индустриального общества функции управления от функции
владения. В этот период речь идет уже о «революции менеджеров», в ходе
которой власть переходит от собственников к технократам, но не
непосредственно к инженерам, а к слою профессиональных управляющих —
менеджеров. Наиболее типичным представителем технократических идей на
данном этапе следует признать американского экономиста Д. Гэлбрейта.
Переход власти от одного класса к другому Д.Гэлбрейт связывал с
изменением соотношения основных факторов производства, таких, как земля,
капитал, труд, знания. Анализируя последствия НТР, Д.Гэлбрейт сделал вывод:
«Опыт прошлого дает основания предполагать, что источник власти в
промышленном предприятии переместится еще раз — на этот раз от капитала к
организованным знаниям. И можно предполагать, что это найдет отражение в
перераспределении власти в обществе».
В прошлом руководство в хозяйственной организации олицетворял
предприниматель – лицо, объединявшее в себе собственность на капитал или
контроль над капиталом со способностью организовать другие факторы
производства и обладавшие к тому же в большинстве случаев способностью
вводить новшества. С развитием современной корпорации и появлением
организации, которая подчиняется требованиям современной техники и
планирования, а также в связи с отделением функций собственности на капитал
от функции контроля над предприятием предприниматель в развитом
промышленном предприятии уже не выступает как индивидуальное лицо.
Как отмечает Д. Гэлбрейт, решения, принимаемые на промышленном
предприятии. в силу технологических особенностей современного производства
являются продуктом деятельности не отдельных лиц. а групп людей. В каждую
из них входят специалисты. располагающие информацией по определенной
проблеме. Именно это взаимодействие специалистов делает возможным
функционирование современного индустриального производства. Принятие
решения требует информации, поэтому формальный глава организации или
собственник неизбежно отдает часть реальной власти наиболее компетентным
специалистам. В результате почти все вопросы решаются в глубинных звеньях
производства, и львиная доля управленческих функций принадлежит инженерам,
технологам, экономистам и прочим специалистам. Их информация предопределяет
окончательное решение. В свою очередь лица, занимающие высокие официальные
посты, осуществляют лишь ограниченную власть. Руководители определяют
состав групп специалистов, могут переформировывать их в соответствии с
меняющимися потребностями, но не могут заменить их знания в процессе
принятия решений.
Анализируя указанные перемены, Д. Гэлбрейт пришел к выводу о том, что
отныне не собственники и даже не администрация направляет деятельность
предприятий и учреждений.
Подлинным мозгом современного производства является совокупность
специалистов, которую Д. Гэлбрейт назвал «техноструктурой»: «Это
совокупность людей, обладающих разнообразными техническими знаниями, опытом
и способностями, в которых нуждаются современная промышленная технология и
планирование. Она охватывает многочисленный круг лиц — от руководителей
современного промышленного предприятия почти до основной массы рабочей силы
и включает в себя тех, кто обладает необходимыми способностями и знаниями».
Гэлбрейт утверждает, что целью техноструктуры является не получение
прибыли, а постоянный экономический рост, который только и обеспечивает
рост должностных окладов и стабильность.
Контроль «техноструктуры» над принятием решений в производственной
сфере породил в свое время иллюзии о перенесении данной модели отношений в
целом на общество, о политическом доминировании технократии. Практика,
однако, показала, что техноструктура не заинтересована в различных
общественных переворотах. Политическая роль представителей производственной
технократии ограничена строгими рамками, поскольку они не отделяют себя от
организации, определяющей их бытие. Первейшей же целью любой организации
является самосохранение. Поэтому члены «техноструктуры» не могут вовлечь ее
за собой в опасный водоворот политической жизни. Производственная
технократия заинтересована в сохранении стабильной социально-экономической
ситуации и обеспечении непрерывного роста объемов производства, так как это
создает максимально благоприятные условия для ее существования. Решение
данных задач невозможно без помощи государства, без благоприятных отношений
с правящим режимом. В этой связи, по мнению Д.Гэлбрейта, техноструктура
«будет избегать решительного перехода на платформу какой-либо политической
партии» и «будет принимать политическую окраску той партии, которая в
данный момент стоит у власти». История показала, что технократы
действительно благополучно сотрудничали и с фашистскими тоталитарными
режимами, и с авторитарными диктаторскими, и с либерально-демократическими.
Нежелание производственной технократии бороться за прямую политическую
власть отнюдь не означает отсутствия у нее политических интересов. Просто
реализация их достигается своеобразными методами. Как отмечает Д. Гэлбрейт,
в любой сфере деятельности перед государством стоят такие задачи, с
которыми техноструктура может солидаризироваться «или же, что можно считать
правдоподобным, эти задачи отражают приспособление государства к нуждам
техноструктуры». Выше уже отмечалось, что техноструктура заинтересована в
первую очередь в непрерывном экономическом росте, но ведь в этом
заинтересовано и любое правительство. Следовательно, найти совместимость
интересов им не так уж и трудно. Формы влияния используются технократией
примерно те же, что и на производстве. Ведь в развитом индустриальном
обществе отношения столь усложнились, что не существует готовых
политических решений, а существует процесс принятия решений, в котором
занято много людей на протяжении достаточно длительного времени. Любая
политическая или социальная акция нуждается ныне в технических знаниях,
абсолютно необходимых для решения проблем, выходящих за пределы интуиции
чистых политиков и требующих специфических знаний компетентных
специалистов. А с тех пор, как государство стало вмешиваться во все сферы
жизни, потребность в экспертах резко возросла. В результате эксперты-
технократы, обладающие информацией, могут обеспечивать принятие выгодных им
решений. Точнее даже будет сказать — решений, не противоречащих интересам
технократии. Это ведет к постепенному сращиванию производственной
технократии и государственной бюрократии.
Особо Д. Гэлбрейт выделяет роль «сословия педагогов и ученых», которое
не отождествляется с техноструктурой. Оно еще не имеет такого влияния, как
технократы-производственники, но его значение стремительно растет. Ученые и
педагоги поставляют то, без чего не может существовать техноструктура и
индустриальное общество в целом: кадры и информацию. Отмечая частичную
близость интересов данного «сословия» и техноструктуры, Д.Гэлбрейт
подчеркивает различие их общественно-политических позиций. Ученые в силу
своего социального положения и специфики труда обладают большей
независимостью и широтой мышления, а также гораздо меньше технократов-
производственников связаны в своих действиях узами каких-либо структур.
Поэтому в среде ученых преобладает склонность к оппозиционности.
Обрисованная выше ситуация относится к стадии зрелого индустриального
общества, когда основную часть технократии составляют производственники:
инженеры и менеджеры. На данном этапе технократы приобретают большую и в
определенном понимании решающую власть в промышленности, а на
государственном уровне ограничиваются влиянием на принятие решений по
проблемам, затрагивающим их непосредственные интересы. Именно в этот период
вошла в моду концепция «деидеологизации», а некоторые социологи были
уверены, что традиционная политика доживает последние дни, вытесняемая
управлением на основе рациональной технологии принятия решений. С другой
стороны, в это время в общественном мнении появляется понимание возможных
опасностей технократии, и поднимается волна критики примитивного
техницизма. В частности, большая заслуга в этом принадлежит представителям
франкфуртской школы социологии Г.Маркузе, Ю.Хабермасу, Х.Шельски. В их
трудах показано, что индустриальное общество, осознавая себя исключительно
через идеи и формы, имеющие сугубо научно-техническое содержание и
правомерные лишь в этом контексте, тем не менее распространяет их буквально
на все. Наука и техника стали превращаться в средство легитимации
господства. Правящая элита пытается оправдать развитие общественной системы
в своих интересах логикой научно-технического прогресса, заменить
традиционную идеологию технократическим эрзацем.Новая технократическая волна
Несмотря на острую критику, победоносное наступление технократии
продолжалось. Неудивительно — ведь ее принципы отвечали логике
технокультуры, символ веры которой — рационализм, эффективность, власть над
природой. Однако довольно существенно изменяется понимание социальной
сущности технократии. В условиях развернувшейся НТР техницизм дополняется
сциентизмом. После некоторого падения популярности технократических идей,
вызванного кризисом капиталистического индустриального общества на рубеже
шестидесятых-семидесятых годов, на Западе начинается «новая
технократическая волна». Среди ее представителей видное место занимает один
из авторов концепции постиндустриального общества Д. Белл. Подобно Д.
Гэлбрейту он говорит о технократии не как об утопическом варианте
устройства общества, а как о реально существующем социальном явлении.
Итак, определение постиндустриального общества, предложенное Д.Беллом:
«Постиндустриальное общество определяется как общество, в экономике
которого приоритет перешел от преимущественного производства товаров к
производству услуг, проведению исследований, организации системы
образования и повышению качества жизни; в котором класс технических
специалистов стал основной профессиональной группой и, что самое важное, в
котором внедрение нововведений… все в большей степени стало зависеть от
достижений теоретического знания… Постиндустриальное общество…
предполагает возникновение нового класса, представители которого на
политическом уровне выступают в качестве консультантов, экспертов или
технократов»[2].
Выдвижение технократии выступает закономерным результатом перехода к
постиндустриальному обществу. В этой связи первостепенное значение
приобретают три из пяти основных характеристик данного общества,
сформированные Д. Беллом:
. центральное место теоретического знания как источника нововведений и
формулирования политики,
. доминирование в профессиональной структуре специалистов и
«технического класса»,
. принятие решений на основе новой «интеллектуальной технологии».
Наука превратилась, по мнению Д. Белла, в главный стержень
общественного прогресса, а кодифицированное теоретическое знание стало
основой управления в любой сфере. Рациональное регулирование при помощи
интеллектуальных технологий первоначально успешно применялось на уровне
отдельных фирм, а с 60-х годов становится неотъемлемым элементом
правительственной политики. Результатом указанных изменений становится
«сдвиг власти» в пользу носителей специальных знаний.
Неизбежным следствием названных процессов Д. Белл считает перемены в
правящей элите. Поскольку в постиндустриальном обществе техническая
квалификация становится основой, а образование — средством достижения
власти, на первый план выходит научно-техническая интеллигенция, и прежде
всего ученые. Причем речь идет не только об управлении экономикой. Именно в
политические процессы, по утверждению Д.Белла, научно-технические
специалисты вовлечены как никогда ранее. Члены «новой технократической
элиты» с их интеллектуальными технологиями (системный анализ, линейное
программирование и т.п.) стали теперь «неотъемлемым элементом
формулирования и анализа при принятии решений».
Казалось бы, позиция Д. Белла мало отличается от взглядов Д.
Гэлбрейта, кроме того, что последний приоритетной группой считал не ученых,
а специалистов-производственников. Однако в отличие от прежних апологетов
технократии Д. Белл дает скорее отрицательный ответ на вопрос о возможности
превращения научно-технических специалистов в политически господствующий
класс. Этому препятствуют по меньшей мере три фактора.
Во-первых, утверждает Д. Белл, наряду со знаниями и образованием
важнейшими источниками власти, по крайней мере в настоящее время,
продолжают оставаться собственность и политическая деятельность.
Следовательно, бюрократия и собственники сохраняют свои позиции в правящей
элите.
Во-вторых, научно-технические специалисты не являются монолитно
сплоченной группой с едиными интересами. И в реальных политических
ситуациях, по мнению Д.Белла, «ученые могут разделяться идеологически, и
различные группы ученых будут действовать совместно с различными группами
других элит».
Самое же главное препятствие на пути господства технократов — это
специфика политической сферы. «Политика в том виде, как мы ее понимаем, —
пишет Д. Белл, — всегда имеет приоритет перед рациональным и зачастую
нарушает рациональность». Научно-технические знания могут выступать в
качестве необходимого компонента политических решений, но идея
рационального решения, устраивающего всех, является утопией. Реализовать ее
на практике не представляется возможным. Политика — это всегда столкновение
интересов различных групп людей, а управление ими — результат компромисса,
волевого иррационального решения. Поэтому, как замечает Д. Белл: «Технократ
у власти — это просто одна из разновидностей политика, как бы он ни
использовал свои технические знания…»
Признавая, что в жизни общества будущего, в том числе и политической
области, специалисты будут играть преобладающую роль, Д. Белл не
отождествляет эту роль с политическим господством:
“В постиндустриальном обществе элита — это элита знающих людей. Такая
элита обладает властью в пределах институтов, связанных с интеллектуальной
деятельностью — исследовательских организаций, университетов и т.п. — но в
мире большой политики она обладает не более чем влиянием. Постольку,
поскольку политические вопросы все теснее переплетаются с техническими
проблемами (в широких пределах — от военной технологии до экономической
политики), (элита знания( может ставить проблемы, инициировать новые
вопросы и предлагать технические решения для возможных ответов, но она не
обладает властью сказать (да( или (нет(.В этой связи крайне преувеличенной
представляется идея о том, что (элита знания( может стать новой элитой
власти”.[3]
Технократию можно рассматривать как влияние на власть, соучастие в ней
совместно с другими элитами, но не как политическое господство ученых и
инженеров. Если А. Сен-Симон мечтал о том времени, когда «правительства не
будут больше управлять людьми», то Д. Белл не допускает возможности полной
замены политики наукой. Он делает однозначный вывод: «Вопреки мечтам ранних
технократов, таких как Сен-Симон, который надеялся. что ученые будут
править, стало ясно, что политические отношения занимают важнейшее место в
обществе и что отношение знания к власти обычно подчиненное».Заключение
Технократическая идеология за последние десятилетия получила
распространение практически во всех странах индустриализованного мира. Но в
настоящее время она сильно отличается от так называемого классического
технократизма, выразителем которого был Т. Веблен. Эволюция
технократических идей происходила, во-первых, от надежды на полную замену
политики рациональным научным управлением к стремлению максимально
деидеологизировать политику и обеспечить всестороннюю научно-техническую
экспертизу управленческих решений, а во-вторых, от иллюзий об обществе, в
котором у власти находятся исключительно инженеры и ученые, к признанию
технократов одной из властвующих элит современного общества.
На стадии зрелого индустриального общества технократия начинает
оказывать существенное влияние на политическую власть. Усиление
интенсивности данного влияния связано с распространением в обществе
технокультуры, рационализирующей и механизирующей все сферы
жизнедеятельности. Политическая роль технократии базируется на ее научной
компетенции, обладании специализированной информацией и методикой принятия
эффективных решений. В этой связи выполнение властных функций технократией
имеет как бы два уровня. С одной стороны, научно-технические специалисты на
стадии подготовки управленческих решений, выступая в качестве экспертов по
отдельным проблемам, обладают возможностью повлиять на конечный результат.
С другой стороны, специалисты с техническим образованием стали все чаще
занимать руководящие посты, причем не только в промышленной и научной
сферах. Образовалась технократическая элита, для которой выполнение
непосредственно управленческих функций стало основным содержанием
профессиональной деятельности. Большинство современных зарубежных
исследователей сходятся на том, что приоритетное значение в настоящее время
имеет первый способ воздействия.
Формирование технократии как социального слоя и превращение ее в
органический элемент властвующей элиты представляют закономерный результат
развития западной техногенной цивилизации.Литература:
1. Новая технократическая волна на Западе. Под ред. П.С.Гуревича.
М.:Прогресс, 1986
2. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред.
Л.Иноземцева. М.:Academia, 1999.
3. Контрреволюция науки. Ф. A. фон Хайек. М. 1999.
4. «ВЛАСТЬ», №10-11 за 1998 год. Стр.106-112
5. Культурология: Учебное пособие для вузов; Под ред. И. Г.
Багдасарьяна. – М.: 1998. – 511 с.
6. История экономической мысли. И. И. Агапова — М, 1998.
7. Новая технология и организационные структуры. М.,1990.————————
[1] Здесь и далее в квадратных скобках указаны ссылки на цитаты, взятые из
книги Ф. А фон Хайека “Контрреволюция науки”
[2] Цит. по: Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред.
Л.Иноземцева. М.:Academia, 1999. с. 27
[3] Цит. по: Новая технократическая волна на Западе. Под ред. П.С.Гуревича.
М.:Прогресс, 1986
