Средневековая европейская цивилизация и место в ней Католической Церкви
Средневековая европейская цивилизация и место в ней католической церкви.
1 Пространственные и временные рамки Средневековья.
Средневековьем считается период от распада Римской империи (конец V века)
до возникновения протестантизма (начало XVI века). За это время западная
цивилизация менялась настолько сильно что нужно выбрать какой-то период в
качестве характерного. Для нас эту роль будет играть «высокое»
средневековье (XI -XIII века). О том, как менялась цивилизация до и после
этого времени, сказано в главе 2.
В пространственном отношении центром средневекового запада является
территория Италии, Франции, Германии и Англии. Но даже на этой территории
не все процессы проходили одновременно и равномерно. Например, Италия в
культурном и социальном развитии опережала остальные территории примерно на
два века. Зато в плане государственного объединения Италия и Германия
отстали настолько, что стали едиными государствами только в XIX веке.
Вокруг этого ядра средневековой Европы находится периферия: Балканский
Полуостров, Польша, Скандинавия, Ирландия и др. Здесь характерные для
средневековья процессы шли с запозданием и часто совсем по другому.
Например, Балканы все это время находились под действием иной, Византийской
цивилизации, а Скандинавия стала христианской только в XII — XIII веке.
Наконец, часть географической Европы вообще не может быть отнесена к
той же цивилизации, что и вышеуказанное ядро. На Востоке это самобытная
Византийская цивилизация и Киевская, а затем Московская Русь. На западе это
южная Испания, которая большую часть этого периода принадлежала к арабской
цивилизации.2 Динамика Средневековой цивилизации.
По сравнению с античностью, Средневековье — гораздо более динамичный
период. В нем все время что-то меняется то к лучшему, то к худшему. Грубая
схема этой динамики: резкий упадок после крушения римской империи —
короткий подъем при Каролингах — новый, но не столь глубокий упадок в
эпоху варварских нашествий (IX-X века) — крутой взлет после 1000 г. — пик в
XIII веке — быстрое развитие, но и внутреннее перерождение вплоть до XV
века.1 «Темные века»: VI — VIII век.
Средневековье рождалось внутри самой Римской империи. Его признаки:
огрубление культуры после III века, смешивание римлян с варварами, растущая
самостоятельность территорий и упадок централизации. Варварские нашествия,
сломавшие Римскую империю в V веке и длившиеся весь следующий век, предали
этому начавшемуся упадку характер катастрофы: культурной, экономической и
политической. Показатель ее глубины — количество обезлюдевших территорий,
заросших лесом, которые после 1000 г. пришлось распахивать заново. Самый
яркий признак римского присутствия — масштабное каменное строительство —
прекратилось полностью. Строили из дерева или растаскивали на свои нужды
камни римских зданий. Сухопутная торговля прекратилась из-за опасностей и
из-за того, что некому и нечем было торговать. Римские дороги заросли,
торговые поселения исчезли.
Нравы также стали варварскими. Хозяевами новых территорий были банды
завоевателей. Главари самых больших банд называли себя королями, а поменьше
— баронами. Они не управляли своей территорией, а только собирали с нее
дань. Они не умели читать и писать, как и почти никто, кроме монахов. Право
было правом меча. Когда возникал правовой спор, в который не вмешивался
меч, он мог решаться десятком различных несогласованных правовых систем.
В эти темные века остатки культуры и единства европейской цивилизации
сохранила церковь. Она сохранила централизацию, хотя донесения или приказ
между, скажем, Римом и Ирландией могли двигаться по полгода.
Немногочисленные хроники, из которых мы знаем об этом времени, все написаны
в монастырях. Церковь потихоньку собирала под себя земли, и на них
восстанавливалось хотя бы слабое подобие римского порядка под посохом
епископа. Христианство как религия не потерпело тяжелых потерь, но кое-где
отступало — население возвращалось к язычеству. Но в других местах
миссионеры завоевывали новые души. И, в конце концов, церковь в большой
мере подготовила почву для Каролингского возрождения.2 Каролингское возрождение и романская эпоха: IX — X век.
Период примерно с 750 по 850 год — кратковременное объединение западной
Европы под франкской династией Каролингов. Пик его — коронование папой
Карла Великого в 800 году. Карл впервые создал государственную
администрацию и систему образования для чиновников. Это положило начало
выходу учености из монастырей. Для укрепления государства Карл стал
передавать земли наиболее верным соратникам, делая из них графов и
герцогов. Те создавали собственных вассалов, и это положило начало
феодализации Европы.
Современники воспринимали деятельность Карла как восстановление Римской
империи, которая для многих оставалась желанным идеалом на фоне окружающего
варварства. Держава Карла быстро распалась при его наследниках: возникли
Франция, Германия, Лотарингия, Бургундия. Но германская и итальянская часть
сохранила название Священной Римской империи.
Закат Каролингов в IX веке совпал с возобновлением варварских набегов
сразу с нескольких сторон. Скандинавы — викинги, норманны — своими морскими
походами терроризировали все европейское побережье и доходили даже до
Италии. Они оседали на завоеванных приморских землях, например в Нормандии,
откуда они потом завоевали Англию. В X веке с Востока появились венгры,
которых по опасности сравнивали с новыми гуннами. С юга Сицилию, Италию,
Испанию и Прованс атаковали мусульманские пираты. Все это создало на
значительной части Европы обстановку террора и страха, которые усугублялись
тем, что, по апокалиптическим пророчествам, к 1000г. ждали конца света. Но
цивилизация мало-помалу развивалась. Очень важным было введение более
питательных культур: бобов и др. Это способствовало росту населения. В эту
эпоху по всей Европе достигла расцвета романская архитектура и живопись.3 «Высокое Средневековье»: XI — XIII век.
Экономический и социальный взлет после 1000 г. начался со строительства.
Как говорили современники: «Европа покрылась новым белым платьем церквей».
Это был и симптом роста населения. Затем последовало расширение пахоты и
рост городов, которые с римского времени прозябали в уголке своих старых
стен. Возобновилась экспансия христианства: в славянские земли, в
Скандинавию, на юг Испании (Реконкиста). А в XII — XIII веках на восток
периодически выплескивались крестовые походы, что говорит, может быть, и о
перенаселении.
В это время активно развивались оба будущих конкурента — феодальное
поместье и город. Развитие торговли и импорт предметов роскоши с Востока
стимулировали отказ феодалов от хозяйственной изоляции. Торговля
подпитывала и город, хотя в эту эпоху он был в первую очередь центром
ремесла. Впрочем, приморские города (Венеция, Ганзейский союз, Генуя)
распространяли свое торговое и политическое влияние на огромные территории
и основали настоящие колонии.
В это время могущество крупных феодалов достигло пика, а значит,
королевская власть была слаба. Залогом будущих изменений стало начало
чеканки денег королями. Этого требовала экономика, но потом монета стала
мощным политическим рычагом централизации.
Культурная жизнь потихоньку перемещается из монастырей в город.
Характерно, что именно в городах впервые появляются готические соборы в
конце XII века. С конца одиннадцатого века стали появляться городские
университеты. Даже монастыри часто строились в городах.
Церковь участвовала в общественной динамике самым активным образом. Она
поддержала инициативу крестовых походов. Часто поддерживала города против
феодалов. Напоминала о том, что по Библии труд — это положительная
ценность, в противоположность надменности аристократов. Даже начальный
капитал для большинства средневековых начинаний в эту пору исходил, в
конечном счете, от церкви, потому что крупных финансистов еще не было.
Однако вовлеченность церкви в светскую жизнь создала и проблемы. Папы
оказались вовлечены во многовековой конфликт с германским императором, а
затем и с французским королем. В этой борьбе у церкви были победы и
унижения, но в целом она теряла лицо. Однако все равно вся жизнь города
протекала в церковном ритме, вокруг собора и в подчинении или
противостоянии церковным нормам. Епископ был как минимум столь же важным
лицом в городе, что и глава городского совета.4 «Осень Средневековья».
Этот термин, Й. Хейзинга относит к периоду XIV -XV вв. Уже о Божественной
Комедии Данте (1321г.), говорили, что она завершает Средневековье в
культурном смысле. Тогда же был построен последний большой готический
собор. Социально и экономически же закат Средневековья связан с тем, что
городам и торговле стало тесно в его структуре. Они требовали
общегосударственного пространства, международных связей, стандартных монет,
налогов и т.д. С другой стороны, развитие техники отодвигало феодальные
войны в прошлое. Последней такой войной можно считать вялотекущую Столетнюю
войну в XIV-XV вв. Она ярко показала, что эпоха походов феодала с дружиной
кончается и наступает время общенациональных ополчений. Все это
стимулировало сосредоточение власти в руках государей, окончательно решив в
их пользу спор за власть с церковью. И горожанам, избалованным
разнообразием городской жизни, тоже стало тесно в стенах церковных норм.
Но выход из Средневековья не происходил безболезненно. В XIV веке
развернулся сельскохозяйственный и финансовый кризис. За ним последовала
знаменитая «Черная Смерть», которая уничтожила, по некоторым данным, треть
населения Европы. В напуганных и лишенных религиозной базы народных массах
стали появляться симптомы «психологических эпидемий»: преследования
евреев, охота на ведьм и т.п. Это затронуло и церковь: в ней появилась
инквизиция.3 Материальная цивилизация Средневековья.
В техническом отношении средневековье мало отличалось от античности, это
связано с неохотным восприятием новшеств, что казалось неблагочестивым.
Однако потихоньку изобретения проникали в средневековую практику, в первую
очередь через строительство и военную технику. Из сельскохозяйственных
изобретений главную роль играли плуг, ветряная и водяная мельница.1 Сельское хозяйство.
Даже с учетом городов сельское хозяйство было основой жизни любой страны
или княжества. Любой регион мог обеспечить себя всем необходимым, и это не
изменилось даже к концу средних веков с развитием торговли: разделение
труда не заходило слишком далеко. При несовершенстве техники единственным
способом увеличить урожай было расширение запашки. Территории для этого
было сколько угодно, но не хватало людских ресурсов. Таким образом, рост
населения и рост запашки должны были идти параллельно.
Низкая урожайность (сам-три, сам-пять ) делала крестьян очень зависимыми
от погоды. Два неурожая подряд означали голод и смерть. Это сдерживало
развитие сельского хозяйства. Кроме того, недоедавшие не могли эффективно
работать. Исключения составляли только крестьяне-монахи, у которых был
дополнительный доход в виде подношений монастырю. Впрочем, в голод
монастырские запасы часто распределялись между населением округи.2 Ремесло.
Ремесло развивалось еще в эпоху упадка городов, в основном текстильное.
Города сильно развили его, образовались специальные цехи чесальщиков,
красильщиков, валяльщиков и т.д. Долго оно оставалось основным в городе, а
текстиль — основным предметом торговли. С началом высокого Средневековья
произошел взрыв разнообразных специальностей: сначала металлургических и
каменных дел, стекольных, а затем и всяких других, вплоть до цеха
аптекарей. Ремесло определяло и социальный статус человека: город делился
на цеха. Это сильно сдерживало развитие ремесла, потому что специальность
должна была наследоваться и потому что объем продукции и ее технические
характеристики жестко регламентировались.
Важным стимулятором развития ремесла была церковь. От нее исходили
заказы на наиболее сложные и совершенные изделия. Они и оплачивались лучше
других.3 Торговля и финансы.
Финансовый капитал существовал с глубокой древности у ростовщиков и менял.
Церковь сурово критиковала эти занятия, а иногда и конкурировала с ними,
предоставляя ссуды. Однако, несмотря на осуждение, услугами ростовщиков
пользовались почти все, включая королей, которые брали займы на свои
походы, чтобы расплатиться из добычи. Настоящий финансовый капитал долго не
появлялся из-за ограниченности прибавочного продукта и дефицита звонкой
монеты. Первые банкирские дома появились в XIII веке в Италии. Они сразу
стали мощным стимулятором экономического и социального развития: все, куда
вкладывался капитал, — ремесло, торговля, земледелие — получало как бы
новый импульс. Но и религиозные нападки на банкиров усилились: они
представляли собой как бы воплощенный грех алчности.
Финансовый капитал был главным двигателем международной торговли и вообще
международных связей: банкиры разных стран по простой записке передавали
друг другу огромные деньги. Была создана система кредита. На средства
банкиров снаряжалась большая часть морских экспедиций, включая и знаменитые
экспедиции эпохи Великих географических открытий (конец XV — XVI век).
Можно сказать, что финансовый капитал был главным тараном, взломавшим
изнутри прочный панцирь Средневековья.4 Строительство.
Строительство велось даже в самые нищие века. Но «бытовое строительство»
вплоть до самого высокого Средневековья было исключительно деревянным. Даже
замки иногда строились из дерева. Но мы будем говорить только о каменном
зодчестве. Во все эпохи строили каменные соборы, каменные монастыри,
каменные замки. А с развитием городов все вообще в них стало каменным, так
что город позднего Средневековья — это «каменные джунгли».
Строительство, а особенно архитектура всегда были элитной профессией.
Знаменитые архитекторы были почти аристократами. Строительные рабочие были
«аристократами среди народа», по крайней мере по оплате. За счет этого
строительство всегда выступало как двигатель прогресса. Другая его важная
роль — оно стимулировало накопление капитала. На обновление деревянной
церкви в камне настоятель мог копить десятилетиями. На новый собор город
или монастырь мог копить веками. А пока деньги копились, они могли
«работать», стимулируя экономику.4 Политическая цивилизация Средневековья.
В Средневековье на политическом и социальном поле было столько «игроков»
т.е. действующих сил, как ни в какую другую эпоху. Причем в целом ни один
из игроков не доминировал над другими, так что средневековый человек любого
сословия жил в сложном переплетении сил, исходящих из разных полюсов, с
которыми он был обязан считаться. Мы рассмотрим основные противоборствующие
пары этих полюсов.1 Вассалы и сюзерены.
Феодализм — это, по определению, общество сюзеренов, которые наделяют
вассалов землей — феодом- на условиях службы, и вассалов, которые правят в
своем феоде от имени сюзерена. На этой лестнице сюзеренов и вассалов много
ступеней, и сам король — вассал Бога. Но при этом ни на одной ступени надел
не является собственностью: сюзерен всегда мог переместить вассала в другой
надел или вообще лишить его феода.
В такой идеальной форме эта система почти никогда не работала (за
исключением короткого периода в X — XI веках). Сначала — в Каролингскую
эпоху и до нее — надел, как правило, получали непосредственно от короля,
так что на лестнице было всего две ступеньки. Раз полученный надел всеми
правдами и неправдами старались унаследовать, но даже когда это удавалось,
владение было основано не на праве, а на традиции. В высоком же
Средневековье вассалы одержали решительную победу над сюзеренами: добились
официального наследования феода и юридического «оформления» прав
собственника, а не только правителя по отношению к нему. С объединением
государства сюзерен остался один — король, и его роль снова возросла.
Противостояние вассал — сюзерен ощущалось в любой точке феодальной
аристократии. При этом любой аристократ был одновременно и сюзереном, и
вассалом, причем вассалом зачастую у нескольких сеньоров, так что мог
играть на противоречии их интересов. Таким образом, это не противостояние
конкретных людей, а противостояние ролей. Но оба полюса были нужны друг
другу. Без сюзерена у вассала не было юридической основы для власти в
феоде, не было бы защиты от жадных соседей. Без вассалов откуда бы сюзерен
брал налоги и войско? Да и прямое управление большими территориями было
невозможно в эту эпоху слабых коммуникаций.2 Государство и удел.
Другая линия противостояния, прошедшая через все средние века, — между
общенациональным государством, которое представлял, как правило, король и
княжеством, провинцией, территорией, которые представлял местный сеньор. В
те времена нации в современном смысле этого слова не существовало:
провансальцы отнюдь не считали себя такими же французами, как парижане, а
флорентийцы с негодованием отвергли бы всякое сравнение с миланцами. Чем же
было понятие «Франция» или «Италия», и зачем вообще оно нужно было людям,
живущим в замкнутом мирке, который сам себя всем обеспечивал?
Ответ достаточно неожиданный: почти во все Средневековье государство —
это общность не социальная и экономическая, и даже не столько политическая,
как культурно — историческая. В нем жила память о Римской империи как об
идеальном общественном устройстве. Церковь также всемерно поддерживала
понятие «христианского государства»: государи были для нее светским
отображением божественной власти (хотя, конечно и менее совершенным, чем
отображение церковное).
Лояльность к государству и лояльность к местному сеньору могли буквально
тянуть человека в противоположные стороны. Так было перед Столетней войной
на западе Франции, где люди были исторически и культурно французами, но
несли вассальные обязательства по отношению к английскому королю. Это было
одной из причин войны.3 Власть светская и власть духовная.
В «темные века» светская власть церкви была суровой необходимостью. С
укреплением феодальных сеньоров они стали оспаривать эту власть: сначала у
местных епископов, а затем — короли у папы. Н этой почве произошли самые
острые конфликты Средних веков. Например, трехдневное стояние германского
императора Генриха на коленях перед папским замком в Каноссе, и наоборот,
семидесятилетнее «пленение пап» в Авиньоне под властью французского короля.
Стандартная проблема выбора средневекового человека — кому подчиняться — в
этих случаях стояла особенно остро. Короли иногда просто убивали своих
видных подданных, сделавших выбор в пользу Рима. Папы отвечали анафемой,
что в те времена серьезно подрывало акции отлученного (даже не столько в
глазах собственных подданных, лишенных привычных треб, сколько перед всегда
готовыми к нападению соперниками).
Претензии пап на первенство над государем базировались на так называемом
«даре Константина» — документе, которым этот знаменитый римский император
даровал церкви эту власть. Документ оказался поддельным, но в те времена
этого никто не знал.
Несмотря на постоянную борьбу, духовная и светская власть, как и все
остальные пары полюсов в Средневековье, были нужны друг другу. Германские
императоры своими войсками некоторое время поддерживали папский домен в
Италии. Светская власть обеспечивала авторитет и безопасность церкви на
местах, князья вносили богатые вклады в монастыри. Со своей стороны церковь
давала королям духовную санкцию «богопомазанности», так необходимую им в
борьбе со своими могучими вассалами. В целом, взаимодействие этих сил
давало эффективную систему управления — аналог современного разделения
властей. Это поддерживало и политическую целостность Европы.4 Город, замок и деревня.
Город, замок и деревня — три полюса, к которым тяготели три основных
светских сословия Средневековья (светских, потому что церковь была на всех
трех полюсах). Замок — место обитания феодалов, деревни вокруг него — место
обитания крестьян (как свободных, так и крепостных — сервов), город —
гнездо нарождавшегося нового сословия купцов и ремесленников. Эти три
полюса были в напряженных отношениях между собой.
Замок родился еще в темные века, как средство держать под контролем
деревенскую округу. Для нее он — кровосос, постоянно требующий барщинных
работ и поставок продуктов (к концу средневековья все это было заменено
деньгами). Но и защитник от постоянной угрозы разорения воинственными
соседями, и судья в имущественных спорах, и единственный источник
недостающих орудий производства. Для замка деревня — источник
экономической, а значит и политической силы, но и смутная угроза бунтов,
которые совершались с характерной для тех времен жестокостью. Впрочем,
крестьяне покушались на «данный от Бога порядок» только в самых отчаянных
случаях. Замок и деревня — две половинки единой экономической системы, на
которой стояло все средневековье.
Для города на раннем этапе замок — нянька, хоть и суровая. Город мог
возникнуть только там, где местный сеньор мог обеспечить ему защиту.
Конечно за это приходилось платить, и немало. Но замок отвечал первыми
заказами на предмет ремесла. Первые купеческие экспедиции с дарами местной
земли тоже загружались в замках.
Со временем город стал для замка и соперником, и соблазном. Соперником
потому что выманивал своей свободой крестьян и больше не возвращал их
феодалам. Например, крепостной, проживший в городе год и один день считался
свободным. Кроме того, город быстро стал опасной военной силой. С другой
стороны, в городе сосредотачивались для феодала все источники предметов
роскоши и средств на ее приобретение, а со временем и источники кредита на
жизнь. Все это привело к тому, что крупные феодалы стали переселяться в
город и строить в нем дворцы — «городские замки».
Постепенно города стали для деревенской округи такими центрами, какими
раньше были замки. Крестьяне стали везти продукцию не в замок, а на рынок в
город. Противостояние центра с периферией стало не социальным, а
культурным: горожане черпали гордость в противопоставлении себя неотесанной
деревенщине.5 Война и мир.
До примерно XI века междоусобная война — естественный «обмен веществ»
Средневековья, способ перераспределения материальных благ. Для варварских
королей темных веков постоянные военные походы — естественное дело еще с
родоплеменных времен. Так же естественно сражаться и для любого рыцаря в
более поздние времена: война — его профессия, источник если не средств, то
социального возвышения. Если никакой большой сеньор в данный момент не
воюет с другим, устраиваются рыцарские турниры, чтобы мечи не ржавели.
Конечно, взаимные набеги вредили пашне, но пашни было немного, да и вообще
с этим, как и с другими экономическими факторами, не очень считались.
Все это изменилось с развитием экономики. Рыцарская этика, где на первом
месте стояла рыцарская честь и военные успехи, стала увядать. Аристократия
стала, не стесняясь, гнаться за деньгами, тем более что изменения в
экономике привели к тому, что крестьянской продукции стало не хватать на
все. Мелкие рыцари стали разоряться, даже продавать имения. Таким образом,
повышение роли экономики и торговли принесло мир (конечно относительный).
Важность экономики стала пониматься настолько хорошо, что еще в XI веке
принимаются «мирные постановления», ограничивающие военные действия
феодалов и защищающие крестьян, купцов и даже рабочий скот.5 Культура Средневековья.
Мы будем говорить о культуре в современном понимании этого слова. В
средние века значительная часть культурного багажа общества заключалась в
том, что сейчас называется ритуалами и нравами. Эту часть культуры
Средневековья мы затрагивать не будем.1 Центры письменности: монастыри, университеты.
В темные века ниточка культурной традиции пролегала через скриптории
монастырей. Но там переписывали в основном Священные Писания, реже — труды
отцов церкви, еще реже — труды античных литераторов и философов, к которым
относились как к язычникам. Последним авторским произведением античности
можно считать «утешение философией» Боэция (VI век). После этого появлялись
только хроники, и то редко, раз в полвека: Григорий Турский во Франции,
Беда Достопочтенный в Англии и др. Пожалуй, в большем в эту эпоху и не
испытывали нужды.
Начиная с Каролингской эпохи, проявляется тяга к освоению наследия
античности. Оно доходило в редких латинских трактатах (по-гречески не
читали). Огромную роль сыграла передача античной культуры через арабские
переводы. За учением в маврскую Испанию отправлялись через пол-Европы. Так
же далеко ходили за редкой книгой в дальние монастыри. Так велик был голод
к знанию.
К XI веку из монастырей выходит все больше, говоря современным языком,
«ученых» (разумеется, они были одновременно клириками). Один из них —
Герберт из Аврильяка — даже стал на рубеже тысячелетий папой римским
Сильвестром II. Эта накопившаяся критическая масса «образованных людей», в
сочетании с общественным прогрессом после 1000г., привела к распространению
школ и университетов. В них книга превратилась из предмета религиозного в
предмет культурный. Появились новые типы книг: учебники, философские
трактаты и т.д. Их авторы — это уже не передатчики, а творцы культуры. Но
процесс передачи наследства античности не только не затухал, но и
раскручивался все больше. Множество рукописей было найдено по монастырям в
XIV -XV веках. Этим занимались видные люди, например поэт Петрарка. К
сожалению, к тому времени более половины названий античных произведений уже
безвозвратно исчезло.2 Архитектура.
Для Средних веков архитектура — это искусство по преимуществу. Все
остальные зрительные искусства ниже ее, потому что она напрямую возвещает
славу Божью. Поэтому архитектура — это в первую очередь соборы. Их были
построены многие тысячи. Часто постройка длилась веками. Средневековье
создало два новых типа архитектуры: романскую — наследницу древнеримских
зданий, кряжистую, но по-своему изящную, и готическую, которая есть один из
культурных шедевров всех времен вообще. Готический собор поражает не
столько своей устремленностью вверх, как космический корабль, сколько
максимализмом, бескомпромиссностью. Создается впечатление, что зодчие
стремились убрать камень откуда только возможно, превратить стенку в
кружево. Естественно, чтобы собор не развалился (а так иногда бывало),
потребовались невероятно хитрые механические решения: аркбутаны, контрфорсы
и т.д. Средневековые мастера были неистощимы в этих выдумках, потому что
ощущали свою деятельность как прославление Бога. И действительно,
готическая архитектура имеет нечто общее с «архитектурой мысли»
средневековых мистиков, таких, как Мейстер Экхарт или Иоахим Флорский.3 Литература.
Литература раннего Средневековья — это героический эпос: Песнь о
Нибелунгах, немного спустя — песня о Роланде, Сид и др. В Скандинавии,
которая долго была языческой, были записаны и своды мифов, например Эдда.
После 1000 г. стала появляться более «приземленная» литература: Роман о
Лисе, цикл Тристана и Изольды, полуисторические легенды об Артуре. Они были
записаны почти одновременно с существовавшими много столетий до них
эпическими поэмами, которые до этого передавались изустно. Это стало
возможным лишь с появлением светской культуры: церковь считала что такие
творения — вне сферы ее компетенции.
Вся эта литература еще безымянная. Первыми «литературными авторами»,
имена которых мы знаем, были странствующие поэты, которые назывались в
разных странах по-разному: труверы, менестрели, ваганты, миннезингеры.
Раньше всего они появились в Италии и Провансе. Это было к тому же и
началом литературы на «новых» языках: испанском, французском, итальянском и
т.д. Они долго считались неполноценными по сравнению с языком учености —
латынью. Первыми литературными строчками на итальянском языке считается
песнь «О брате Солнце» великого святого Франциска Ассизского (начало XIII
века).
Средневековая литература синтетична, как и вся средневековая
цивилизация. В ней переплетены разные жанры. Например, высшее достижение
средневековой литературы — «Божественная Комедия» Данте — это и гениальная
поэма, и теологический трактат, и философия, и даже острый политический
конфликт.4 Скульптура и живопись.
Скульптура и живопись в Средние века — в первую очередь атрибут церкви,
Евангелие для неграмотных. Богослужение шло на латыни, которая почти
никому, кроме клериков, была непонятна. Поэтому для большинства верующих
христианство — это была проповедь священника плюс иконы и витражи с
библейскими сюжетами. Начиная с XIII века, стала появляться и живопись, но
сначала исключительно на религиозную тему. Первопроходцами здесь были
итальянцы, в первую очередь Джотто. К концу Средневековья в живопись пришли
античные сюжеты, портрет, сцены современной городской жизни.
Пожалуй, высшее живописное достижение Средних веков, которое потом уже
не повторилось, — книжная иллюстрация и миниатюра. Ею украшались почти
исключительно книги религиозного содержания — Евангелие, жития святых,
часословы, — но сюжеты иллюстраций были очень разнообразными, не
обязательно библейскими. Так, знаменитый Великолепный часослов герцога
Беррийского показывает сельскохозяйственные работы на каждый месяц.
Замечательными миниатюрами украшались и хроники, причем очень рано — с VIII
века.
Живопись и скульптура, так же как и архитектура, прошли две эпохи:
романскую и готическую. Но если во время готики архитектура подавляет собой
все остальные искусства, то в романское время, пожалуй, доминирующим
искусством является скульптура. Фантазия скульпторов не знает удержу в
изобретении новых форм: узоров, растений, животных. Яркий пример —
знаменитые химеры на соборе Нотр-Дам. При этом все фигуры покорно изогнуты
под очертания колонн, капителей и сводов, подобно тому, как сам
средневековый человек изгибался, подчиняясь разнообразным требованиям
общества. И это придает фигурам особую выразительность. Кроме того,
вытянутые и несколько условные романские фигуры имели ту дозу
бестелесности, которая так необходима церковной скульптуре.5 Культура народная и «ученая».
В наше время есть две культуры: «высокая» и «поп-культура». А в
Средневековье их было три: культура «ученая», она же церковная, культура
аристократии и культура простого народа. Аристократическая культура
отличается от ученой в основном неписаными нравами и обычаями, поэтому, как
сказано выше, о ней мы говорить не будем. В народной культуре доля обычая
еще больше, но получилось так, что весь этот фольклор был зафиксирован в
письменности, так что видны его резкие отличия от культуры «ученой».
Главное отличие в том, что народная культура — полуязыческая, так что, в
отличие от русского «крестьянин = христианин», в средневековой латыни
«селянин=язычник». Это и поклонение древним священным рощам и идолам, с
которым церковь активно боролась, а народ столь же активно его маскировал
под внешне христианские формы. В итоге возникали забавные ситуации, как с
одним нормандским святым, который на поверку оказался борзым псом. Это и
сугубо народное развлечение в виде представлений жонглеров (клоунов,
скоморохов), которые церковь, не в силах искоренить, пыталась использовать,
переделывая в христианские мистерии. В этих развлечениях с удовольствием
принимала участие и знать.
К народной культуре принадлежал и целый пласт «лубочной» литературы. В ней
вперемешку излагались жития святых, назидательные примеры из жизни,
удивительные природные явления и т.д. Не споря открыто с церковными
нормами, эта литература несла мировоззрение, которое было не более
христианским, чем «Декамерон» Бокаччо. И тем не менее, именно через эту
литературу христианская этика, пусть в упрощенном и даже искаженном виде,
наиболее эффективно доходила до народных масс.6 Церковь как интегрирующий фактор средневековой цивилизации.
В предыдущих главах много говорилось о месте церкви в различных частях
средневековой жизни. Здесь мы посмотрим на эти аспекты с единой, собственно
церковной точки зрения.1 Положение церкви к началу Средневековья.
В первые века нашей эры христиане противопоставляли себя римской
цивилизации. За это их мучили и убивали. После Константина христианство
стало официальной религией Рима. Между ним и империей начался взаимный
обмен, в результате которого государство стало христианским, но и церковь
превратилась в государственный институт. Христианство потеряло былую
цельность: одна половина его осталась религией личного спасения, другая
стала вполне земной организацией, одной из многих. Но поскольку вторая
половина подпитывалась от первой, то к моменту крушения Империи церковь
оказалась единственным жизнеспособным государственным институтом. Не
удивительно, что ей пришлось нести наследие Рима сквозь средневековье
вплоть до Возрождения.
К VI веку церковь осталась наедине со всеми проблемами, которые раньше
за нее решало государство. Епископы часто были единственными защитниками
населения и носителями порядка перед лицом вторгшихся варварских орд.
Поневоле церкви пришлось заняться политикой в масштабе всей ойкумены, что
раньше делала империя. Жизненную силу церкви доказывает то, как быстро ей
удалось «переварить» варваров и сделать их христианами если не по сути, то
хотя бы по названию. Конечно, варварские вожди зачастую принимали
христианство по политическим причинам, чтобы облегчить управление новыми
подданными. Но это как раз и доказывает политическую силу церкви и ее
глубокие корни.
Церкви пришлось укреплять и свои европейские коммуникации: других к тому
времени в Европе не оставалось. Это было сделано эффективно: и в самых
дальних странах епископы не теряли связи с Римом. Более того, было на
подъеме миссионерство, и христианство «завоевывало» новые территории. Как
раз в это время святым Патриком была просвещена Ирландия, которая сама
быстро стала мощным очагом миссионерства.
В это время церковь обрела новую «несущую структуру», как минимум столь
же мощную как и городские епископаты. Это монастыри, которые быстро
распространились по всей Европе. Первые монахи в III -IV веках спасали свою
собственную душу в пустыне, и любое общение казалось им помехой. Но в
рассматриваемую эпоху святой Бенедикт сделал гениальное «изобретение» —
общежительный монастырь, коллектив ищущих спасение. Он же дал первый
монастырский устав. Конечно, многие монахи искали не столько спасения души,
сколько прибежища от войн и варварства того времени, а то и просто куска
хлеба. Но это не мешало, а скорее помогало монастырю стать, в отличие от
первых монахов, прочной социально-экономической структурой, на которую
могла опереться церковь. А необходимость самообеспечения привела к тому,
что, в отличие от классического античного сознания, труд для монахов стал
положительной религиозной ценностью, и это имело огромное влияние на все
Средневековье.
Наконец, в эту эпоху, говоря о римской церкви имеют в виду не только
Рим. но и Константинополь. Раскол между римским первосвященником и
константинопольским патриархом далеко впереди (1054г.). А пока между ними —
своего рода негласное разделение функций: патриарх занимается церковной
догмой, собирает соборы для ее обсуждения; епископ римский занимается
административной структурой церкви, укреплением ее экономической базы — в
общем, делами земными. Это отпечаток сохранится на римско-католической
церкви и после раскола.2 Церковь — очаг культуры и наследница римских традиций.
По идее, церковь могла бы взять с собой в дорогу сквозь темные века только
Евангелие. Это даже было бы более в духе первоначального христианства. Но
получилось так, что вместе с Библией в дорожную суму церкви попала, пусть в
упакованном виде, вся античная культура: философия, история, юриспруденция,
риторика. Сожалеть нам об этом не приходится: без этого не было бы
современной европейской культуры.
Конечно, все эти науки и искусства нужны были церкви для собственной
цели: эффективней нести людям слово Божие. Но в результате среди монахов,
которым поручалось послушание переписчика, на сотню переписанных Евангелий
все же приходился хоть один Цицерон, Квинтилиан или Дигесты. В результате
кое-кому это становилось интересно (может быть более, чем подобало
служителю Божию и чем одобрял настоятель). Так ниточка учености
передавалась дальше.
Кроме того, церковь несла Рим в самой себе: это была не просто
христианская, а Римская церковь. Впрочем, смутные воспоминания об Империи
как о золотом веке тогда витали во всех головах. И когда Каролинги решили
воплотить эти воспоминания в жизнь в виде того, что они называли
«восстановлением Римской Империи», у церкви оказалось все необходимое,
чтобы снабдить их идеологией, правовой базой и просто учителями.
И после Каролингов церковь поддерживала довольно искусственное
образование под названием «Священной римской империи». Делала она это, в
общем-то, не ради выгоды: на протяжении веков императоры были главными
противниками пап, хотя бы уже потому, что их итальянские владения вводили
их в конфликт с папской территорией. Но магия слова «Рим», стремление к
вселенскости (это и означает слово католический) и, короче говоря, функция
церкви как всеевропейского интегратора были у нее «в крови» и оказывались
сильней сиюминутных интересов.
А где по окончании средневековья сохранились все античные рукописи,
которые так нужны были свободомыслящим городским интеллигентам? У церкви, в
монастырях.3 «Церковная цивилизация».
В результате всего сказанного, к эпохе высокого средневековья церковь
оказалась главной держательницей культурных ценностей и властительницей
душ. В городах, которые, казалось бы, должны быть более свободными, это
выражалось еще сильнее. Даже зрительно собор доминировал над городом, был
его центром. А в деревне крестьяне, которые собирались на мессу раз в
неделю, в воскресенье, чувствовали тяжесть епископского посоха не так
сильно. Но все равно, они жили по церковному календарю, рождались, женились
и умирали под церковные обряды, даже если украдкой справляли языческие
ритуалы вроде Ивана Купалы. Подсознание этой эпохи могло быть языческим, но
сознание ее было полностью церковным.
Церковное руководство жизнью не было бы столь эффективно, если бы
церковь не отслеживала изменения, которые происходили в жизни и не
приспосабливалась бы к ним. Конечно, церковь «по долгу службы» осуждала
заведомо неискоренимые пороки, такие, как алчность чревоугодие, блуд. Она
даже реально боролась с ними в собственных рядах, хотя и с переменным
успехом. Но там, где это было совместимо с догматами, церковь делала все,
чтобы не отрываться от народа и от времени. Это ярко проявилось в одобрении
ордена Франциска Ассизского с его принципом бедности, хотя для многих
утопавших в роскоши прелатов это казалось прямым вызовом.4 Религиозные поиски.
Итак, церковь искала свою дорогу в меняющейся жизни. Эти поиски шли по двум
направлениям: богословие, т.е. поиск новых, более правильных слов о
Господе, и поиск истинно христианской жизни в новых исторических условиях.
Первое больше интересовало ученых людей, второе — простой народ. Но бывало
так, что в диспутах о Троице простые люди шли друг на друга с кольями. Дело
в том, что многочисленные диспуты о божественной или человеческой природе
Христа и о Троице, которые проходили на церковных соборах в V — VIII веках,
были для современников отнюдь не абстрактным спором. Оказаться в них на
неправой стороне означало стать еретиком: монофизитом, несторианином,
пелагианцем или одним из бесчисленного множества других. А это означало
потерять спасение души, т.е. главную ценность верующего человека.
В позднем средневековье эти поиски приняли более философский, чем
собственно религиозный характер. Начиная с Абеляра, несколько веков шел
спор о соотношении разума и веры в познании мира. Это было важно для любого
мыслящего человека: как сочетать опору на собственный здравый смысл с
опорой на церковный авторитет. Церковь участвовала в этих спорах, но не
диктовала свою волю, хотя иногда и осуждала особо зарвавшихся новаторов как
еретиков и заставляла их каяться.
Гораздо острее церковь воспринимала народные поиски христианской правды
в жизни. Разлитое повсюду зло толкало многих к одному из течений
манихейства, которое считало дьявола равным Богу и хозяином этого мира.
Церковь огнем и мечом искоренила эти ереси на западе (катары) и на востоке
(богомилы). Так же резко реагировала церковь на религиозных реформаторов,
которые искали большей социальной справедливости, например вальденсов — во
Франции и последователей Арнольда из Брешии — в Италии.
Иногда порывы к более правильной христианской жизни принимали форму
религиозных орденов. Так в начале XIII века родились два важнейших ордена:
Францисканский и Доминиканский. Церковь взяла их под свое крыло и
использовало как первопроходцев. Францисканцы тянулись к миссионерской
проповеди среди язычников: славян, скандинавов и даже мусульман.
Доминиканцы специализировались на очищении самой христианской церкви и не
случайно они стали у истоков инквизиции.5 Протест и церковь.
Оборотная сторона «сплошной церковности» средневековой цивилизации — то,
что церковь была вынуждена внедрять единомыслие более, чем полезно было для
нее самой. В результате внутри самой церкви постоянно накапливался
потенциал протеста. Пока он прорывался в виде отдельных всплесков, подобных
описанным выше, церковь его успешно нейтрализовала. С отдельными еретиками
без труда разбиралась инквизиция. Но с освобождением умов, действительным
или мнимым, с приходом Возрождения пришлось иметь дело не с отдельной
ересью, а с порывом на волю всей цивилизации. В 1519 году Мартин Лютер
положил начало новой ветви христианской религии — протестантизму. Это
течение решительно отстранило церковную иерархию, в особенности папу, как
посредника между человеком и Богом. Соответственно, все претензии церкви
устанавливать нормы жизни были отметены. Человек стал считать, что он
звучит достаточно гордо, чтобы стоять с Богом лицом к лицу. За полвека пол-
Европы стало протестантской. Наконец-то избавились от раздражавшей роскоши
прелатов: церковная обстановка стала суровой, спартанской. Заодно можно
было поделить церковные богатства.
Впрочем, слова о том, что удары, которыми Лютер прибивал листки со
своими тезисами к воротам церкви, — это удары по крышке гроба католичества
— слова поспешные. Католичество пережило Реформацию. Более того, оно
сохранило в себе подход к человеческой жизни как к единому, религиозно
значимому целому. Протестантизм этого, к сожалению, не унаследовал.7 Конец Средневековья.
Про Средневековье можно с большим правом, чем Маркс про буржуазию, сказать,
что оно породило своего могильщика — городскую культуру и национальное
государство. И то, и другое выросло в недрах самого Средневековья и
взломало его изнутри. Понятно, кто выиграл: новые люди, больше не скованные
сословными и духовными рамками. Понятно, кто проиграл: столпы, на которых
держалось средневековое общество, первые два сословия — аристократия и
клир. Но что удивительно — Возрождение как освобождение было одновременно
Возрождением как возвращением — к всегда желанной античности.1 Поражение аристократии.
Аристократия потерпела поражение от обоих своих старых противников. Город
стал решительно сильнее любого сеньора, причем и в военном, и в денежном
плане. В каком-то смысле город поглотил сеньора: перекупил его удел,
превратив его в собственное так называемое контадо, а самого сеньора
заманил и заставил поселиться в себе. Другой противник — король — мало-
помалу стал сильнейшим из сеньоров, наладил прямую систему управления
государством — не в последнюю очередь при помощи городов — и перестал так
уж нуждаться в аристократии.
Аристократия потерпела поражение и изнутри. Ей нечего было
противопоставить новой морали, по которой труд — это благо. Что касается
морали «денежного мешка», то сама аристократия с легкостью ее усваивала,
забывая понятие рыцарской чести. И к XVII веку эти понятия были уже смешной
стариной, что хорошо описано в «Дон Кихоте». Начиналась капиталистическая
эпоха, и аристократы хорошо чувствовали, что уже не они — первое сословие
из трех.
Может быть, еще более тяжелый психологический удар нанесло аристократии
то, что первый из них — король — в каком-то смысле предал свой класс,
построив управление нарождавшимся национальным государством не на них, а на
чиновниках. Эта общая закономерность сильно выражена во Франции и Англии,
слабее — в Германии и Испании, но прослеживается везде. Аристократия
оказалась лишним, хотя и красивым украшением на теле нации. Впрочем, это
украшение сбросили только гораздо позже — в эпоху великих буржуазных
революций в Голландии, Англии, Франции.
Было одно направление, в котором аристократия могла взять утешительный
приз — это географическая экспансия в Америку, а затем в Африку и Азию.
Здесь военные таланты аристократии были при деле, и первые морские
экспедиции и первые колонисты состояли в основном из дворян.2 Поражение Рима.
К эпохе Возрождения спор между папами и национальными государями был
окончательно решен в пользу вторых. Церковная система управления заняла
почетное, но подчиненное место в государственной системе управления.
Общеевропейские функции церкви тоже пошли на убыль: торговый и политический
обмен между государствами заменил их.
Как и аристократия, римская церковь потерпела поражение и изнутри. Во-
первых, как сказано выше, она перестала определять смысл и нормы жизни.
Побочным результатом этого было то, что вместо мировых проблем типа
превосходства духовной власти над светской папы стали заниматься делами
земными: накоплением личных богатств и т.д. Не зря папы этой эпохи, такие
как Александр Борджиа, дали образцы морального падения на все века.
Во-вторых, хоть и менее заметно, над церковью потускнел ореол былой
славы Рима. Не то, чтобы интерес к античности упал — наоборот, он является
одной из главных характеристик Возрождения. Но это была уже не та
легендарная античность, где идеалы римской гражданственности были
неотличимы от идеалов христианских, и от имени которой выступала церковь.
Отстранив папский Рим, возрожденческая Европа стала вглядываться в Рим
реальный, каким он был на самом деле в эпоху Республики и при первых
цезарях.3 Воспоминание об античности.
Что же было поставлено на место отброшенных духовных основ — рыцарского
кодекса чести и церковного авторитета? Некий сплав христианских ценностей с
гражданскими и эстетическими ценностями, заимствованными из античности. Он
получил название гуманизма от латинского слова «человек». И это не
случайно: главной ценностью гуманизма является свободная человеческая
личность во всем ее индивидуальном своеобразии. Для первых гуманистов,
таких как Боккаччо и Петрарка, а затем — Эразм Роттердамский, Томас Мор и
др. это не исключало, а наоборот, способствовало прямому обращению человека
к Богу. Гуманистам же последующих веков религия стала мешать, и наследники
гуманизма — деятели французского просвещения XVIII века — ее отбросили, и
получилось то, что называется рационализмом — разум без веры. То, что
сегодня называется «общечеловеческими ценностями» — это тоже дальнее
наследие гуманизма, но потерявшее религиозную основу, а с ней и былую
четкость и жизненность.
Деятелям Возрождения было радостно вспоминать античность. Не стесненные
церковными упреками в язычестве, они вводили в свои книги и картины римских
и греческих богов наравне со святыми и библейскими персонажами. Античный
взгляд на мир соответствовал также их пристальному вниманию к земной жизни,
как она есть, во всей ее красоте и нищете. Поэтому, когда мы говорим
«Возрождение», мы имеем в виду в первую очередь гениев изобразительного
искусства, таких как Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль.
Но если они — крона дерева Возрождения, а античность — его корни, то
суровая дисциплина чувства и мысли, выработанная в церковных стенах в эпоху
Средневековья, — прочный ствол, который держит все это дерево.Литература
1. Блок М. Апология истории М. «Наука», 1986. 256с.
2. Бродель Ф. Время Мира. М. «Прогресс», 1992. 680с.
3. Виппер Р. Ю. Краткий учебник Средних веков. 2т. М., «Школа-Пресс», 1993.
96+112с.
4. Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами
современников. М., «Искусство», 1989. 368с.
5. Гуревич А.Я. Средневековый мир. М., «Искусство» 1990. 400с.
6. Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, «Полиграмма», 1994. 320с.
7. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М. «Прогресс-
Академия»,1992. 376с.
8. Хейзинга Й. Осень Средневековья. М. «Наука», 1988. 544с.