И
в художественном творчестве, и в философских своих исканиях Толстой стремится к
абсолютной ясности, к высокой простоте. Речь идет не о нарочитом упрощении
сложного, но о полном понимании — результате глубоких и всесторонних
размышлений. На страницах романа Толстой не исследует своих героев, но
объясняет их читателю; не ищет разгадки законов истории, но предлагает читателю
свой ответ. Таким образом, вся исследовательская работа остается за рамками
художественного произведения: как предварительный этап, как черновой труд.

Но
в «Войне и мире» есть и проблемы, не решенные автором, идеи, не до
конца ясные ему самому. По воле Толстого или против нее, но читатель попадает в
его творческую лабораторию, становится свидетелем и участником авторского пути
к познанию. Такой незавершенной, не раскрытой полностью идеей является
центральная, основная в романе «мысль народная».

«Мысль
народная» — не только центральная идея романа, это идея времени. Русская
литература создавалась аристократией и для аристократии. Таким образом,
большинство нации оставалось вне развития культуры, существовало по своим,
далеким от литературы законам, в непознанном ею мире. Поэтому для русской
литературы жизнь народа, самый образ крестьянина, смерда уже «путешествие
в незнаемое». Интерес к этой теме в литературе XIX века носит
исследовательский характер, неразрывно сопряжен с идейными и философскими
исканиями.

В
творчестве Пушкина народ предстает единой массой, целостным организмом. Интерес
к личности из народа направлен наличность выдающуюся, на героя, этой массой
порожденного: таков пушкинский Пугачев.

Лермонтов
привил России интерес к рядовому человеку, ничем внешне не примечательному:
вспомните «Бородино», «Песню про… купца Калашникова».
					








К
50-ым годам эта тема предстает в новом ракурсе. В историко-философском споре
славянофилов и западников русский народ, его судьба и предназначение — камень
преткновенья. Этим теоретическим спорам демократическая интеллигенция
постаралась придать конкретные социальные установки. Литература наконец
обращается к народу, ищет там своего читателя. Поиски адресата приводят к
поискам новых форм и методов в искусстве, обновляется литературный язык,
рождаются новые сюжеты и образы.

Все
это сделало возможным и необходимым новый уровень осмысления темы народа:
философский. Национальный характер, душа народа — вот предмет художественных
исследований Достоевского и Толстого. Их творчество не продолжило развитие темы
народа, но завершило поиски предшественников, вывело проблему на качественно
новую ступень, определило принципиально иную плоскость исследования. Они встали
у истоков пути, которым не пошла русская литература, так как он слишком
отчетливо уводил от беллетристики в область научную. Открытия Достоевского и
Толстого легли в основу русской философской и особенно религиозно-философской
школы начала XX века, подарившей миру имена Бердяева, Соловьева, Франка,
Лосского.

Толстой
— первопроходец этого пути. И неудивительно, что в «Войне и мире» он
не излагает читателю свою концепцию, но только нащупывает почву, определяет
направление движения. Центральной фигурой темы становится в романе Платон
Каратаев. Так же, как в образе Наполеона воплощена идея войны, а в образе
Кутузова — идея мира, в образе Каратаева воплотилась «мысль
народная»: роман Толстого строится на взаимодействии трех основных идей.
Но это взаимодействие нельзя выразить равносторонним треугольником, соединяющим
имена-символы, оно много сложнее. Прямое противостояние — так соотнесены
Кутузов и Наполеон, война и мир. Это противостояние позиций, это
взаимоотрицание. Платон Каратаев и воплощенная в его образе идея нации
осмысляются на ином уровне сознания, образ Каратаева противоположен самой идее
борьбы. Он вне всяких позиций, вне какой бы то ни было расстановки сил. Само
его отношение к миру выражается единственным словом — любовь:
«Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел
никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь… Он любил
свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера…» Это особая любовь
— не за какие-то качества и заслуги, не за родство душ, не за близость
интересов. Любовь к самому Божьему миру, к каждой Божьей твари. Христианская,
православная любовь, любовь Христа к грешникам и праведникам. Такое отношение к
миру, эта всеобъемлющая любовь — и есть главная загадка для Толстого.

Он
не нашел ее разгадки в романе. Более того, вся жизнь Льва Николаевича Толстого
стала бесконечной попыткой постичь ее суть и принять это отношение к миру.
Интеллект и личность с их страстями и пристрастиями противятся такой
безадресной, надличностной любви. Счастье и свобода для Каратаева — в отказе от
любой собственности: ему ничего нельзя дать и у него ничего нельзя отнять. Его
единственное достояние — сама любовь к миру, составляющая суть его души. Именно
через этот отказ, через внешние его проявления стремился Толстой в жизни и в
творчестве подойти к сути народной души. Он отказался от собственного имения,
отказался от литературных гонораров, облачился в рубаху, пахал и сеял, стал
вегетарианцем… Годами мечтал уйти странником — и ушел-таки глубоким стариком,
убежал: от семьи, от дома, от самого себя — писателя Льва Толстого, стремясь
обратиться в одного из бесчисленных безымянных старцев, скитающихся по Руси
святой… Через внешние признаки искал Толстой пути к внутренней свободе. И его
любимый герой Пьер также видел в Платоне черты внешние, прозревая за ними
великую и чуждую ему, разумом не познаваемую душу русского народа.

Будучи
тончайшим психологом, умея распутать все хитросплетения любви и ненависти в
душе человеческой, Толстой остановился перед феноменом «простого»,
нерасчлененного сознания. Ибо это сознание существует за рамками знакомой ему
«системы координат» — мира интеллигенции. Платон принадлежит к миру
крестьянской общины. Обратите внимание: его образ не индивидуализирован,
подчеркнуто лишен киках бы то ни было личностных характеристик. В представлении
Толстого, общину определяет не только коллективный труд, постоянные совместные
усилия, но и коллективный разум, где каждый — лишь часть целого, не
существующая вне этой целостности. Таков Платон — носитель роевого сознания.
Это сознание формирует особое самоощущение: что бы ни случилось с любой из
«частиц», она не перестанет быть частью целого, а целое — бессмертно.
Отсутствие субъективизма и религиозная направленность «простого»
сознания, то есть его ориентация на высший разум, все создавший и за все
отвечающий, освобождают человека от личной ответственности. Он может жить легко
и радостно, как живет Платон Каратаев. Он свободен, ибо ничего не решает —
такова идея свободы для роевого сознания.

Ничего
не решая и ни за что не отвечая, «простое» сознание вне страстей:
лишено и мести, и благодарности. Безропотно принимая все, что ниспослано свыше,
оно не способно ничего требовать. Идея всепрощения в этом мире основана не на
доброте, не на снисхождении, а на вере: «на все Господня воля». Как
бы ни сложилась судьба, Бог знает, куда ведет раба Своего: таков, в общих
чертах, смысл любимой притчи Каратаева.

Толстовский
«божий человек» не хочет от жизни ничего, он счастлив всем сущим.
Смысл его бытия — в этом радостном ощущении себя частью мира.

Стремясь
понять роевое сознание, Толстой находит единственно возможный для литературы
ход — он привлекает фольклорные тексты, ведь фольклор воплощает в себе
коллективную творческую душу, ее мораль, представления, идеологию. Пословицы и
поговорки не сходят с уст Платона. Ими он мыслит, ими оценивает происходящее.
На любой случай у Каратаева заранее готов ответ, сформировано и сформулировано
отношение, заповеданное дедами и прадедами. Таким образом, одной из
определяющих черт роевого сознания является уверенность в неизменности мира и
человека.

Уверенный
в неизменности и непознаваемости мира, коллективный разум как бы замкнулся на
себя. Неслучайно Толстой все время подчеркивает округлость, закругленность
Платона. Сам каратаевский мир обрел уже форму круга: он бесконечен и
самодостаточен. Принципы, на которых он построен, отшлифованы бесчисленными
поколениями, и в рамках этих принципов каратаевский мир совершенен. Круг —
символ завершенности и бесконечности, самодостаточности и неспособности к
развитию, к слиянию с иными формами.

По-своему
прекрасная идея каратаевского мира противоположна ищущему, философствующему
разуму. Платон явился Пьеру в страшный момент и спас его самим фактом своего
существования, способностью быть гармоничным. Эта встреча помогла Пьеру
разделить в сознании внешнее и внутреннее, исцелила душу. Но путь Каратаева ему
чужд. И это не личностное неприятие, это чужеродность сознания.

И
здесь мы приходим к осознанию русской национальной идеи: сосуществование в
одном этносе ДВУХ ТИПОВ СОЗНАНИЯ, автономное сосуществование ДВУХ
НЕСОПРИКАСАЮЩИХСЯ ТИПОВ ХАРАКТЕРА. Так осмыслена Толстым проблема интеллигенции
и народа.

Список литературы

Долинина
Н.Г. По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л.Н. Толстого «Война
и мир«. — СПб.: »Лицей», 1999.

Монахова
О.П., Малхазова М.В. Русская литература XIX века. Ч.1. — М. — 1994.