В
личности содержится причина трагедии, причина разобщенности с мировой
гармонией: «Лишь в нашей призрачной свободе разлад мы с нею сознаем».

Тютчев
хочет проникнуть в бессознательное, то есть «понятным сердцу языком»
твердит «о непонятной муке». Речь протестантского пастора на
похоронах кажется поэту всего лишь только «умною, пристойной речью»,
ибо это всего только человеческие слова, то есть всего лишь та же «мысль
изреченная«, неправда. Этим »словам» противопоставлена мощь
природы: «нетленно-чистое» небо и «голосисто реющие в воздушной
бездне» птицы, всемогущество беспредельной природы. (Е. Винокуров:
«…но полное отрицание мысли приводит к безумию и поэт называет безумие
«жалким». Пусть мысль иногда и слаба, но не будем замечать ее, лишь
прислушиваться к душе»).

Мыслящий
человек — начало дисгармонирующее, начало личное, чуждое всей природе: «О,
нашей мысли обольщенье, ты, человеческое я», — горестно восклицает поэт. 

Выход
из сферы частной жизни, гипертрофии личного начала — это уйти в океан стихийной
жизни: «Игра и жертва жизни частной, приди ж, отвергни чувств обман и
ринься, бодрый, самовластный, в сей животворный океан». Или в другом месте
он пишет: «Дай вкусить уничтоженья, с миром дремлющим смешай».

Человек
для Тютчева — это «мыслящий тростник», который «ропщет».
Человек со своей аналитической мыслью чужд биологической природе. Жизнь
осмысленного человека, «как подстреленная птица, подняться хочет и не
может». Мысль человека подобна фонтану, рвущемуся вверх, но некая
«длань незримо-роковая» низвергает струю вниз.
					








Утрата
ясного и цельного смысла человеческой жизни трагическая раздвоенность, разлад
между сердцем и умом — вот идея человека в век «растления не плоти, но
духа«. Стремясь душой в верхний мир, человек, »царь земли»,
«прирос к земли»: «К крылам души, парящим над землею, не скоро
нам телесные найти…»

Путь
человека в этом мире — через отчаяние, соединенное со страстной жаждой веры, к
смирению и свету божественной истины:

Святая
ночь на небосклон взошла, 

И
день отрадный, день любезный,

Как
золотой покров она свила,

Покров,
накинутый над бездной. 

(«Святая
ночь на небосклон взошла» (1848 или 1849, 1850)) 

 Антитеза здесь: день — ночь. Тютчев говорит о
призрачности мира дневного и о могуществе ночи. Ночной мир представляется поэту
истинным, ибо истинный мир, по его мнению, непостижим. И именно ночь позволяет
человеку прикоснуться к тайнам мироздания и собственной душе. День потому и
дорог человеческому сердцу, что он прост и понятен. 

С
образом ночи неразрывно связан образ бездны. Эта бездна — тот первозданный
хаос, из которого все пришло и в который все уйдет: 

И
в чуждом неразгаданном, ночном 

Он
узнает наследие родовое.

(«Святая
ночь на небосклон взошла»)

 В стихотворении «От жизни той, что
бушевала здесь»… (1871) тоже присутствует образ бездны. Образ прошлого,
исчезнувшего без следа, подчеркнут прошедшим временем глагола:
«бушевала», «уцелела», «дошло». 

Природа
же существует в настоящем и в будущем: дубы «выросли»,
«красуются». 

Да
два, три дуба выросли на них

Раскинувшись
и смело и широко,

Красуются,
шумят — и нет им дела

Чей
прах, чью память роют корни их.

(«От
жизни той, что бушевала здесь…»)

 Трагедия также и в том, что человек часто
утрачивает память, порывает с прошлым:

Как
не тяжел последний час — 

Та
непонятная для нас

Истома
смертного страданья, —

Но
для души еще страшней 

Следить,
как вымирают в ней

Все
лучшие воспоминания…

(«Как
не тяжел последний час…»)

 У Тютчева этот неумолимый, независимый от
человеческой воли ход жизни вызывает горечь. Трагизм — в разъединении человека
и природы.