К
XVI в. империя османов представляла собой огромное государство, отличавшееся
исключительным разнообразием историко-культурных традиций и этноса. Это был
поистине конгломерат рас и народностей. Управление таким государством, в
частности функционирование провинциальных органов власти, требовало создания
гибкой административной системы, а также эффективной структуры контроля над
всеми доходами. Аппарат фискального учета уже в XV в. был в империи достаточно
развит: все владения и доходы, население и налогообложение тщательно
учитывались. На основе этого учета постепенно кодифицировались практически все
стороны жизни Османского государства, в том числе важнейшие аспекты
функционирования провинциальной администрации. При этом учитывались особенности
провинций, что нашло отражение в создании специальных законоположений, в
которых отражалась специфика местных условий. Кодификация провинциальной жизни
приобрела окончательные черты в XVI в., в период правления Сулеймана I
Законодателя, когда вся система османского военно-политического устройства уже
полностью сложилась. 

В
Османском государстве весьма тщательно учитывались все земли и приносимые ими
доходы на каждой из вновь завоеванных территорий. С этой целью повсеместно
велись дефтеры — писцовые книги. Такие реестры составлялись обычно каждые 30
лет, но порой и чаще. Поводом могло быть как воцарение нового султана,
пожелавшего провести учет своих владений и доходов, так и административное
мероприятие центральных властей, в том числе проверка причин неожиданного
уменьшения поступлений в казну из той или иной провинции. 

Дефтеры
были важнейшим государственным документом. Они оформлялись обычно в двух
экземплярах после каждой очередной переписи владений и доходов. В них самым
подробным образом фиксировались размеры тимарных владений и структура
приносимых ими доходов; они содержали также перечни всех деревень, учитывавшие
всех мужчин — женатых и холостых, т. е. лиц, непосредственно отвечавших за
выполнение хозяйственных и налоговых обязательств. Один экземпляр дефтера
отсылался в Стамбул, в управление дефтердара, для учета правильности
поступлений из провинции в государственную казну, другой экземпляр служил
провинциальной администрации в качестве учетного документа, фиксировавшего
доходы на очередной год. Когда в составе тимарных владений в том или ином
санджаке происходили перемены, связанные со сменой владельца, сведения об этом
тут же направлялись для утверждения в столицу, причем в обоих экземплярах
дефтеров производились соответствующие исправления в виде пометок на полях. 

Все
сколько-нибудь существенные вопросы землепользования и налогообложения
регулировались провинциальными законоположениями — канун-наме, которые составлялись
и утверждались для каждого санджака в отдельности. Например, канун-наме
санджака Бурсы, относящееся к 1487 г., содержало точные размеры всех налогов, а
также определение возможных особых ситуаций, при которых эти налоги могут
увеличиваться или уменьшаться. Канун-наме определяло и сезон, в который должны
были взиматься те или иные налоги, в соответствии с условиями земледелия и
временем сбора урожая разных культур. Определялись конкретно и права тимариотов
по отношению к податному населению. В законоположении санджака Бурса, подобно
канун-наме других санджаков, точно фиксировались основные правила, относящиеся
к системе землепользования. Особые статьи оговаривали принципы и размеры
налогообложения кочевых племен. 

Канун-наме
фиксировало даже сумму налога за невесту (ресм-и арусане), который определялся
в 60 акче за девицу и 40 акче за женщину. При этом оговаривалось, что бедные
платят половину, а лица среднего достатка — три четверти указанных сумм. В
законоположении указанного санджака определялись права тимариотов по сбору
штрафов (джераим), а также обязанности санджак-беев по пресечению уголовных
преступлений, причем в специальном параграфе перечислялись размеры штрафов и
виды наказаний за такие преступления. 
					








Законоположения
других санджаков могли быть короче или пространнее, материал в них мог быть
расположен в иной последовательности и содержать конкретные положения,
связанные с условиями хозяйственной жизни в этих санджаках. Но главные их черты
были одинаковы — в канун-наме фиксировались размеры налогообложения и
землепользования, права тимариотов и их обязанности, статус различных групп
податного населения, общие обязанности администрации санджаков. 

Тенденции
к централизации государственного управления, характерной для Османской империи
в XV—XVI вв., хорошо соответствовала тимарная система, которая была, в
сущности, основой военно-административного и социально-экономического
устройства государства. Обычное тимарное владение включало одну-три деревни,
приусадебное хозяйство самого держателя, пахотные земли, виноградники, сады и
огороды. Тимарами считались владения, дававшие в год до 20 тыс. акче дохода.
Большинство тимаров приносило их держателям от 3 тыс. до 10 тыс. акче, а
немалое число мелких тимаров давало и менее 3 тыс. акче в год. Земельные наделы,
приносившие от 20 тыс. до 100 тыс. акче в год, зеаметы, находились в руках у
крупных тимариотов, значительных должностных лиц и военачальников. Самые
крупные владения, именовавшиеся хассами, давали их держателям более 100 тыс.
акче годового дохода. Это были хассы самого султана и членов его семьи, а также
владения везиров и других высших сановников государства. Так, хасс великого
везира давал при султане Мехмеде II доход в 1,2 млн. акче, а хасс каждого
бейлербея — 1 млн. акче. Дефтердар империи обладал хассом, приносившим ему в ту
пору 600 тыс. акче годового дохода. 

Правители
бейлербейств и санджаков, будучи султанскими чиновниками, теряли свои владения,
лишаясь поста, что случалось очень часто. Что же касается рядовых тимариотов,
то они при условии точного соблюдения воинских обязанностей (в среднем мелкий
тимариот должен был выставить от 2 до 6 вооруженных и снаряженных воинов, а
крупный тимариот — не менее 15 воинов) могли передавать свои владения по
наследству, из поколения в поколение. Конечно же, наследники вместе с тимаром
брали на себя и все военные и финансовые обязательства перед султаном и казной.
Основная масса тимариотов, всеми своими корнями связанная с кочевыми племенными
традициями и не расположенная к созидательной хозяйственной деятельности, в
первые века Османской империи весь смысл своего существования видела в
бесконечных захватнических войнах, которые вела империя. Именно эти войны
приносили тимариотам богатую добычу, а некоторым из них открывали дорогу к
военной и государственной карьере. Тимариоты составляли основную массу
сипахийской кавалерии, которая наряду с янычарской пехотой на протяжении XV—XVI
вв. была ударной военной силой государства османов. 

Доходы
тимариотов всех рангов составлялись из налоговых поступлений с крестьянского
податного населения. Юридически крестьяне империи считались свободными, но на
практике существовало множество таких ограничений и такая система штрафов,
которые имел право взимать тимариот с крестьянина за уход с земли или отказ от
ее обработки, что свобода крестьян была весьма ограниченной, их прикрепление к
земле так или иначе было реальностью. Так, канун-наме Гелиболу, относящееся ко
времени Сулеймана I Кануни, гласило, что если райя (феодально-зависимый
крестьянин) того или иного тимара «оставит свою деревню и уйдет в тимар другого
сипахи (тимариота. — Ю. П.), то сипахи того тимара, куда он пришел, пусть
проведет расследование и, узнав, из какой он деревни, пусть сообщит тому сипахи
и крестьянам, чтобы они приехали и взяли этого райята. Если же это близко, то
пусть отошлет его со своим человеком». Законоположение санджака Айдын за 1528
г. содержало, в частности, право тимариота отобрать землю у райя, который в
течение трех лет не обрабатывал пригодный для земледелия участок. 

Наибольшей
полнотой власти в своих владениях располагали крупные феодалы в приграничных
землях и главы кочевых племен, в частности курдских. Именно вождям курдских
племен были дарованы султанами владения, называвшиеся юрдлуками и оджаклыками.
Они лишь тогда переходили в руки другого владельца, когда в живых не оставалось
ни одного из законных наследников. 

На
рубеже XV—XVI вв. в Османской империи имелись и безусловные феодальные частные
владения, именовавшиеся мюльками. Обычно мюльковые земли принадлежали членам
правящей династии, крупным сановникам и военачальникам, представителям старой
феодальной знати в бейликах Анатолии, покоренных османами. Такие владения
возникали в результате дара султана, чаще всего за особые заслуги или как
проявление его благорасположения. Мюльковые владения гарантировали сановнику
крупные доходы и положение в османском феодальном обществе даже в случае утраты
им государственной должности. Мюльки бывали разных размеров, наиболее крупные
занимали огромную площадь, включали много деревень. Так, один из крупных
сановников XVI в., Рустем-паша, был владельцем десятков поместий (чифтли-ков) в
Румелии и Анатолии. В мюльковую собственность могло входить и недвижимое
имущество в городах. О характере права собственников мюлькового имущества можно
судить по тому, что при строительстве крупных мечетей в Стамбуле в XVI—XVII вв.
не раз бывали случаи, когда казна специально выкупала земельные участки или
попадавшие в связи со строительством под снос здания у их владельцев. Мюльковая
собственность могла свободно продаваться или передаваться по наследству,
обладание ею не связывалось с какой-либо государственной службой. 

Огромные
земельные владения и масса недвижимого имущества в городах империи находились в
ведении мусульманского духовенства. Это были неотчуждаемые владения, именовавшиеся
вакуфами и складывавшиеся в результате передачи в распоряжение мусульманских
религиозных учреждений части владений султанов, а также многих мюльковых
земель. Владения, переданные в вакуф, гарантировали учредителям вакуфа
определенную долю дохода и право пользования этими доходами для его
наследников. Стремление многих собственников гарантировать устойчивые доходы
под защитой религиозных учреждений привело к тому, что к XIX в. вакуфные земли
составляли почти треть всех обрабатывавшихся земель в Османской империи. Поля и
сады, жилые дома и богоугодные заведения, мельницы и караван-сараи, многие
другие виды недвижимого имущества оказались в ведении духовных феодалов. Это
придало мусульманскому духовенству еще большую силу и влияние. 

Основой
экономики Османской империи на протяжении всей ее шестивековой истории было
сельское хозяйство. Труд крестьян обеспечивал все — доходы государственной
казны и тимариотов, военное могущество государства и потребности армии,
бюрократии и духовенства. Поскольку концентрация земельных владений в руках
феодалов была в Османской империи весьма высокой (в конце XV в., например,
тимарные земли были в руках всего 10 тыс. владельцев), от обычного тимариота, а
тем более от владельцев зеаметов и хассов находились в феодальной зависимости
крестьяне десятков, а порой и сотен деревень. 

Для
Османской империи не было характерно крупное поместное хозяйство, ибо
военно-ленная феодальная знать разных рангов сама хозяйство не вела, будучи
занята своими воинскими обязанностями и большую часть времени проводя в
захватнических походах султанов. Землю обрабатывали крестьяне, которые получали
участки от феодалов на условиях издольщины — обязательства отдавать
землевладельцу определенную часть урожая. Площадь земельных участков, которые тимариоты
должны были выделять своим крестьянам, определялась законом в размере от 6 до
16 гектаров на семью. Обычно размер надела зависел от качества земли,
передаваемой в обработку. При первоначальной передаче участка крестьянин должен
был платить тимариоту специальный денежный сбор — тапу. Законы предусматривали
наследственный порядок пользования земельными участками, причем при передаче
надела по наследству тапу уже не взимался. 

Чрезвычайно
разнообразны были природные условия провинций Османской империи. Европейские
провинции отличались плодородием почв. В большинстве районов этой части империи
обширные земельные массивы с конца XVII в. использовались под посевы кукурузы,
которая шла не только в пищу людям, но и на корм скоту. Разводили в этих краях
также рожь и пшеницу, ячмень и овес, многие садовые и бахчевые культуры,
различные сорта табака. Главной тягловой силой здесь были буйволы. Огромные
стада домашнего скота, в основном овец, коз и свиней, составляли еще один
источник благосостояния края. В изобилии была здесь домашняя птица, широко было
распространено пчеловодство. 

Основной
житницей азиатской части Османской империи была Западная Анатолия. Земля давала
там богатые урожаи пшеницы, ржи, овса и ячменя, кукурузы и различных бобовых
культур, льна, мака, аниса, почти всех основных садовых и бахчевых культур, в
том числе цитрусовых. 

В
Западной Анатолии, как и во многих других районах Малой Азии, традиционно
процветавшей отраслью сельского хозяйства было шелководство. Весьма развито
было и скотоводство, в котором преобладало разведение различных пород овец и
коз. 

В
Центральной и Восточной Анатолии менее распространено было плодоводство, но
значительны были посевы пшеницы, ржи, ячменя, хлопчатника, табака, мака и
кунжута. Главной же отраслью сельского хозяйства в этой части Османской империи
были овцеводство и разведение коз, в том числе знаменитых своей шерстью
ангорских. Здесь основными тягловыми животными были буйволы и волы. 

Главным
орудием земледельца на всей территории империи был деревянный плуг — карасапан,
имевший лишь одну железную деталь — заостренный сошник. Карасапан с упряжкой из
двух волов или буйволов на протяжении нескольких веков оставался своеобразной
эмблемой османского сельского хозяйства. 

Крестьяне
в Османской империи постоянно были обременены разного рода тяжелыми
повинностями. Многие деревни не только поставляли рабочих на рудники и в копи,
но и направляли работников на благоустройство дорог, мостов и караван-сараев.
Сотни деревень поставляли продовольствие ко двору султана. И хотя за это их
освобождали от ряда налогов, бремя таких повинностей было очень тяжким. После
отправки продовольствия в Стамбул крестьянам с трудом удавалось свести концы с
концами и дотянуть до нового урожая. 

Основным
налогом была десятина — ашар, взимавшаяся с урожая пшеницы, овса, проса и
прочих зерновых культур, а также с урожаев садовых и огородных культур,
кормовых трав, рыбного улова и разработки тех или иных полезных ископаемых. От
ашара не мог быть освобожден ни один крестьянин, обрабатывающий свой участок.
За сбором ашара велся строгий контроль. В частности, крестьянин не мог вывезти
урожай с гумна, пока тимариот не определит размер ашара. Укрытие урожая и его
употребление крестьянами в пищу до выплаты ашара и прочих налогов категорически
запрещалось законом. 

Ашар
платили мусульмане. Аналогичным ашару налогом, взимавшимся в пользу феодала,
была хараджи мука-семе (долевая подать), которой облагалось немусульманское
население. Эта подать обычно составляла от 1/8 до 1/3 урожая. Немусульмане
обязаны были платить еще и подушную подать — джизье, которая была своего рода
платой за право жительства на земле, принадлежавшей мусульманам, а также
выкупом за освобождение от военной службы, право на которую в Османской империи
имели только мусульмане. 

Кроме
натуральных налогов крестьяне облагались рядом денежных сборов. В их числе были
поземельный налог, налог с мелкого рогатого скота, мельничные сборы, а также
различные более мелкие сборы и штрафы, зависевшие от местных условий и
определявшиеся канун-наме той или иной провинции. 

Крестьяне
обязаны были выполнять и некоторые другие виды барщины. Канун-наме султана Мехмеда
II Фатиха, составленный в 1477 г., обязывал крестьян отрабатывать барщину в
течение семи дней в году. Кроме того, крестьяне выполняли повинности, связанные
с доставкой доли урожая, предназначенной феодалу, в его закрома, а также
различные работы по строительству домов тимариотов и обеспечению прочих
хозяйственных нужд. 

Бичом
крестьянства была откупная система взимания налогов — ильтизам. Обычно откупщики
приобретали право сбора налогов на несколько лет вперед, уплатив очень большую
сумму феодалу — владельцу земли. Стремясь к обогащению, они всеми средствами
вынуждали крестьян сдавать ашар и прочие налоги в завышенных размерах.
Откупщик-мюльтезим на протяжении веков оставался для крестьянства Османской
империи одним из главных источников бед. 

Крестьяне,
жившие на вакуфных или мюльковых землях, страдали от налогового бремени еще
больше тех, кто обрабатывал землю тимариотов. Здесь значительно выше был размер
натуральных налогов; например, в мюльках они достигали 1/5 урожая. 

Общим
несчастьем для крестьян были чрезвычайные поборы и сборы. Наиболее
обременительным был авариз — повинность, которую начали налагать на податное
население во время войн еще в XV в. Частые войны, которые вела империя османов,
сделали авариз почти регулярной повинностью, от которой особенно тяжко
приходилось населению вилайетов, близких к местам военных действий. Авариз был
многообразен по форме и мог выражаться как в трудовой повинности, так и в
поставках продовольствия или уплате определенных денежных сборов. Постепенно
авариз вошел в число обычных денежных налогов. 

Если
тимарная система и строго регламентированный порядок сбора налогов позволяли
столице империи держать под контролем сельскую жизнь страны, то столь же точно
были кодифицированы отношения столичных властей с городами, являвшимися
центрами ремесла и торговли. 

Наиболее
крупные города входили в состав хассов султана, большинство значительных
городов являлись частью того или иного хасса или зеамета крупного сановника —
бейлербея или санджак-бея, небольшое число городов входило в состав вакуфных
владений. При этом города как источники дохода входили в состав хассов или
зеаметов и сами по себе, и с прилегающими сельскими местностями. Хассы менялись
порой в размерах, что зависело от перемены должностного ранга держателя: хассы
султана передавались бейлербеям или санджак-беям либо хассы этих сановников
становились султанскими. 

Городские
доходы складывались из совокупности налогов и сборов, в число которых входили
государственные налоги, отдававшиеся на откуп, в том числе поступления от
рудников или копей, таможенные и портовые сборы, налоги на сады и виноградники,
поземельный налог и джизье. 

В
истории городов на землях Османской империи была вначале длительная полоса
упадка, бывшего результатом разорительных войн. К концу XV в., когда военные и
экономические нужды огромного государства сделали для его правителей очевидной
необходимость развития ремесла и торговли, положение в городах улучшилось.
Этому способствовали постепенная ликвидация феодальных усобиц, меры властей по
охране дорог, строительству караван-сараев, умеренная налоговая политика в
отношении торговцев и ремесленников, государственный контроль над ценами. Не случайно
население ряда крупных городов (Эдирне, Анкара, Бурса, Диарбекир, Конья,
Скопье, София, Токат) в XVI в. почти удвоилось. Правда, в этот период население
во всей империи выросло с 11—12 млн. до 22—25 млн., а по некоторым подсчетам —
до 30—35 млн. человек. Для сравнения отметим, что население Франции в конце XVI
в. составляло 16 млн. В 1520—1580 гг. численность населения Анатолии
увеличилась почти на 60%, а в отдельных районах Румелии — более чем на 70%. Для
второй половины XVI в. характерен широкий приток в большие города населения из
малых городов и сел. Это обстоятельство наложило особенный отпечаток на жизнь
крупных городов, ибо в них возникла проблема занятости. Всех пришельцев из
деревень и поселков не смогло принять городское ремесленное производство.
Появились те самые «лишние люди», которые постоянно пополняли ряды
деклассированных элементов, становились одним из источников социальной
нестабильности в городах империи. 

Главной
фигурой административно-судебной системы в провинциальной администрации был
мусульманский судья — кади, который контролировал жизнь подданных султана и
определял их имущественные права на основе норм шариата — свода мусульманских
правовых установлений. Кади был центральной фигурой и в системе городского
управления, В его функции входили регистрация актов купли-продажи, разбор всех
имущественных споров между жителями, контроль над деятельностью торговых и
ремесленных цехов, а также над системой снабжения городов продовольствием. Кади
принимал решения о заключении брака и разводе, определял порядок наследования
имущества, когда возникала потребность в судебном его разделе. 

Ему
подчинялись наибы — заместители кади в шариатском суде, а также наибы,
выполнявшие круг его обязанностей в малых административных единицах — нахийе.
Контроль над цехами и рынками кади и наибы осуществляли с помощью мухтесибов —
чиновников, в обязанности которых входил контроль за ценами, верностью мер и
весов, а также некоторые полицейские функции. Мухтесибы вели, как правило, дела
с откупщиками; после уплаты откупщиком должной суммы они выдавали
соответствующий документ на право сбора того или иного налога. Обычно это право
предоставлялось сроком на один год. 

В
крупных городах аппарат управления был весьма разветвленным. Специальный
чиновник, субаши, исполнял обязанности начальника полиции, подчиняясь
санджак-бею или кади. Если в городе находился военный гарнизон, то важным лицом
для горожан становился его командующий, сердар. Его роль в жизни города
определялась также и тем, что войска гарнизона выполняли и полицейские функции
в рамках деятельности кади. В частности, именно военные подразделения должны
были следить за тем, как выполняются те или иные санкции кади. Контроль над
деятельностью ремесленных цехов осуществлял специально назначенный чиновник, эмин.
Большая группа должностных лиц занималась финансовыми делами. Среди них главной
фигурой был дефтердар государственного казначейства и дефтердар тимаров. В
канцеляриях бейлербеев и санджак-беев, кади и наибов, дефтердаров и мухтесибов
работало множество писарей, кятибов. На содержание этого аппарата управления
шли средства, поступавшие за счет специальных сборов. 

Характерная
черта экономической жизни османских городов заключалась в том, что весьма
значительная часть городского имущества представляла собой собственность
вакуфов. Тысячи домов и лавок, сотни караван-сараев, ремесленных мастерских,
многочисленные пекарни и маслобойни, мыловарни и торговые склады — все это
принадлежало вакуфам, что делало их крупнейшим в Османской империи городским
собственником. Обычно вакуфное имущество сдавалось внаем от имени лица,
управлявшего вакуфом (это мог быть родственник завещателя или иное лицо,
назначенное кади). Некоторые виды городской перерабатывающей промышленности
были почти монополизированы вакуфами, например маслобойная. Вакуфные маслобои,
ягджи, имели даже особый статут, утвержденный центральной властью, и были
практически хозяевами на внутреннем рынке сбыта масла. Вакуфы занимали
значительные позиции и в ростовщичестве. Вакуфные капиталы, свободные от угрозы
конфискации, постепенно превратились в основной кредитный институт в империи
османов. Роль вакуфов в городской жизни была более значительной, чем в аграрной
структуре Османской империи. Обладая третью всех земельных фондов, вакуфы очень
много значили в системе османского землевладения и землепользования, но в
процессе развития денежных отношений и накопления капитала на
докапиталистической основе городские вакуфы сыграли несравненно большую роль. 

При
общей оценке социально-экономической жизни средневекового османского города
необходимо учитывать, что Османская империя в первые века своего существования
представляла собой исключительно централизованное государственное образование.
Города, за исключением столицы — Стамбула, не были независимыми центрами политической
власти, являясь лишь административными, экономическими и культурными центрами
провинций. 

Роль
государственного централизма в городской жизни была особенно ощутима в
регламентации ремесленного производства и торговли. Централизовано было все,
что касалось снабжения городов, особенно крупных административных центров,
продовольствием. Этот процесс, от закупки первичных продуктов у
непосредственных производителей и до их переработки в городах и продажи на
городских рынках, был строго регламентирован. Высокая Порта при этом в немалой
степени была озабочена тем, чтобы предотвратить волнения в городах из-за
нехватки продовольствия или товаров широкого спроса. Султанские указы
определяли порядок сбора и доставки товаров на городские рынки, а также обязанности
местных органов властью в обеспечении контроля над исполнением установленного
порядка. В результате создавалась такая административно-хозяйственная
структура, в которой столица и провинции оказывались теснейшим образом связаны
в единую централизованную систему. 

Такая
связь хорошо прослеживается, например, в торговле пшеницей. Хотя эта торговля
не стала монополией государства, она была строго регламентирована. Вывоз зерна
за пределы империи разрешался лишь в виде исключения с санкции самого великого
везира. Государство определяло районы поставок пшеницы, устанавливало основные
их объемы, контролировало деятельность купцов, занимавшихся закупками и
перевозкой пшеницы. Главной заботой чиновников, ведавших этим делом, было
осуществление контроля над ценами и организацией процесса доставки. На практике
это выглядело так. Стамбульский кади выдавал торговцу разрешение на поставку в
столицу зерна из определенной местности. Тамошний кади фиксировал количество
пшеницы, закупленной им, отмечал день отплытия судна, перевозившего пшеницу,
записывал его название и даже фамилию капитана. Закупочные цены на зерно в
столице определял великий везир после обсуждения этого вопроса с местными кади.
С учетом конкретных местных условий эти цены устанавливали и кади в других городах.
Таким же образом регламентировалась торговля мясом. Оно продавалось по строго
определенным ценам, зависевшим от сезона. Лишь цены на овоши, фрукты и молочные
продукты не регламентировались. Они устанавливались обычно кади и мухтесибами в
зависимости от времени года и транспортных расходов. Но прибыль от продажи этих
продуктов питания не могла при любых условиях превышать 10%. 

Весьма
строгой была государственная регламентация торговли продукцией ремесленного
производства. Детально были разработаны цены на обувь и иные кожаные товары,
шорно-седельные изделия, ткани, шерстяные изделия, оружие. Существовали точные
цены также на сырье и материалы для производства перечисленных товаров.
Регламентировался даже труд многочисленных лудильщиков и медников, причем цены
на их изделия контролировали мухтесибы. Цены на все виды товаров широкого
потребления формировались таким образом, что прибыль не превышала 10%. Лишь
продукция отдельных, особенно трудоемких, видов ремесла реализовывалась по
таким ценам, чтобы прибыль от их продажи могла достигать 20%. 

Развивалась
не только внутренняя, но и внешняя торговля. В отличие от торговцев,
осуществлявших операции внутри страны, купцы, занимавшиеся внешней торговлей,
не были скованы жесткой регламентацией. Они могли свободно вывозить из страны
все товары, кроме запрещенных к экспорту (в XVI в. Порта все чаще запрещала
вывоз зерна, соли, масла, хлопка, квасцов), свободно определять цены, исходя из
условий на иностранных рынках. Импортные операции вели по традиции преимущественно
иностранцы. В целом внешняя торговля империи, основными центрами которой были
крупные, в особенности прибрежные, города, представляла собой в эпоху
Средневековья дело нелегкое, даже опасное. Пираты на море, разбойники на
караванных тропах, местные власти с их поборами и вымогательством — все это
лишало торговцев уверенности в безопасности их имущества и жизни.
Административный произвол, таможенные пошлины, сбор которых чаще всего
производился через откупщиков, бесчисленные злоупотребления при взимании внутренних
пошлин замедляли развитие внешней торговли, а соответственно и рост
благосостояния многих городов империи. 

В
период Средневековья в Османской империи получили развитие многие отрасли
ремесленного производства. Во многих районах государства было развито
производство тканей, ковров, керамических и кожевенных изделий. В городах было
немало крупных мастерских, в которых производились изделия из дерева и металла,
строительные материалы. Нужды армии обслуживали оружейные и пороховые
мастерские. 

Крупнейшим
центром ремесленного производства был, естественно, Стамбул. Центрами
текстильного производства были Амасья, Анкара, Адана, Халеб, Кастамону,
Малатья, Салоники, Сивас и ряд других городов империи. Гердес, Демирджик,
Конья, Спарта и Ушак славились коврами. В Бурсе производились бархатные и
шелковые ткани, значительная часть которых шла на экспорт. Кютахья и Изник были
широко известны своими керамическими изделиями. 

Деятельность
многочисленных ремесленных цехов в городах империи была, как и торговля, тщательно
регламентирована, причем регламентация касалась всех ступеней производства, а
также процесса реализации готовой продукции. Контроль над деятельностью цеховых
ремесленных организаций осуществляли кади. Одобрение кади требовалось даже при
избрании кетхюды (старосты цеха) и прочих руководящих лиц цеховой организации,
хотя это право было установленной законом прерогативой самого цеха. Османское
государство придавало большое значение разработке норм и правил работы цехов.
Насколько детальным было вмешательство государства в жизнь ремесленников,
свидетельствует тот факт, что центральные власти в XVI в. определяли даже
размеры кусков грубой шерстяной ткани — абы, которую производили Пловдиве кие
ремесленники. Детально регламентировалась, и закупка первичного сырья. В
частности, выделанные дубильщиками кожи могли поступать в открытую продажу по
строго установленным ценам только после удовлетворения потребностей кожевенных
цехов в сырье. 

В
процессе возрождения и развития торговли и ремесла в Османской империи весьма
значительную роль сыграли ремесленники и купцы из населения завоеванных земель.
В европейской части империи это были греки, болгары, сербы, а в азиатской —
армяне, греки, персы. С середины XVI в. в торговле и частично в ремесле активно
участвовали евреи. В целом было характерно преобладание ремесленников-нетурок в
наиболее квалифицированных специальностях. В частности, греки составляли
большинство в цехах ювелиров. Но постепенно в течение XV—XVI вв. в среде
ремесленников Османской империи заметное место заняли турки, которые
преобладали в таких традиционных для них профессиях, как ковроделие, ткачество,
оружейное дело, производство обуви. 

Наряду
с ремесленным производством в Османской империи существовали и некоторые
отрасли добывающей промышленности. На рудниках и копях в ряде районов
европейской и азиатской частей империи добывались медь и свинец, цинк и ртуть,
железо и серебро, каменный уголь и соль. Рудники и копи обычно принадлежали
государству, некоторые из них были вакуфным имуществом. Часто добыча полезных
ископаемых отдавалась на откуп. 

На
рудниках и в копях, как правило, использовался принудительный труд крестьян из
близлежащих деревень. Добыча велась примитивными методами, часто разработки
прекращались, и рудники стояли заброшенными. Добытые полезные ископаемые шли в
первую очередь на нужды государственных мастерских — военных,
металлообрабатывающих и др. Часть руды и металлов поступала в городские
ремесленные цехи, на нужды медников и кузнецов, ювелиров и кожевников,
остальное шло на рынок для продажи по установленным ценам. 

На
обширных землях империи, занимавшей необычайно разнообразные по ландшафту и
климату территории в Европе, Азии и Африке (на рубеже XVII—XVIII вв. их площадь
превышала 4,5 млн. кв. км), жили и трудились представители многих больших и
малых народов, положение которых в качестве подданных турецких султанов на
несколько веков определило их жизнь. Османское владычество стало препятствием
на пути самостоятельного национального развития нетурецких народов империи.
Греки и албанцы, сербы и болгары, армяне и евреи, курды, черкесы и лазы
составляли на протяжении всей эпохи Средневековья до 50% населения османской
державы. Трудящееся нетурецкое население европейских и азиатских провинций
веками испытывало и национальное неравенство. В частности, немусульманские
подданные султана платили, как отмечалось, дополнительные налоги и подати. В
судах их свидетельства ничего не значили, ибо шариатские суды просто не
принимали свидетельства христиан. Немусульмане были лишены доступа в армию,
высшие административные посты также занимали мусульмане. Немусульмане больше
других страдали от произвола турецких феодалов, откупщиков и сборщиков налогов,
самоуправства чиновников провинциальной администрации. Уже во второй половине
XV в. была создана упоминавшаяся выше система миллетов, немусульманских
религиозных общин, как важное орудие подчинения «неверных» власти султанов.
Обладавшие некоторой автономией в области главным образом школьного дела и
здравоохранения, миллеты использовались Портой для сбора налогов и податей с
немусульманского населения. Через руководство общин султаны и Порта, не раз
оказывавшие им милости, обеспечивали покорность немусульманских народов,
наиболее успешную реализацию указов и распоряжений центральной власти. Особенно
важно было это для тех провинций империи, где нетурецкое население жило
компактными массами, а турецкая администрация и военные гарнизоны, а также
турецкие феодалы-ленники представляли собой инородный и количественно
незначительный элемент. Так было в эпоху Средневековья на Балканах, в Египте и
Сирии, в курдских районах Анатолии и в ряде других областей Османской империи.
В Морее, например, долговременное турецкое господство не привело к
значительному росту турецкого населения — оно составляло не более 5% общей
численности населения края. 

В
таких условиях особенно значительную роль играли янычары. Бюрократический
аппарат обеспечивал выполнение султанских указов и распоряжений Порты, опираясь
на янычарский корпус. В Болгарии и Венгрии, Валахии и Боснии, Армении и Грузии,
Египте и Сирии янычары, размещенные в крепостях, в основном приграничных, были
олицетворением господства султанов. В состав пограничных гарнизонов входили
также подразделения сипахи, артиллеристы и представители некоторых других
контингентов постоянного войска, служившие за жалованье. В середине XVII в.
более половины подразделений янычарского корпуса находилось в крепостях
(численный состав этих подразделений был равен примерно 20 тыс. человек). Кроме
того, янычар не раз посылали из столицы во все значительные населенные пункты
страны для обеспечения должного порядка в провинциях. Этих янычар называли
«ясакчи» (от турецкого слова «ясак» — запрещение, запрет); они выполняли, по
сути дела, полицейские функции, находясь на содержании у местного населения. А
поскольку жалованье эти ревнители порядка продолжали получать и в период службы
в провинции (направляли туда на определенный срок, обычно на девять месяцев),
исполнение полицейских обязанностей почиталось делом прибыльным. Нередки были
случаи, когда янычары, пользуясь своей властью, притесняли или даже грабили
местное население. 

Но
главным источником военной силы империи османов, подлинной опорой власти
султана над всеми покоренными землями было провинциальное конное ополчение,
которое формировалось из воинов, выставлявшихся владельцами тимаров. На рубеже
XV—XVI вв. 5506 тимариотов Анатолии выставляли для военного похода около 38
тыс. джебели, а 4500 тимариотов Румелии — 22,5 тыс. таких латников. В последней
четверти XVI в. конное ополчение, собиравшееся тимариотами, составляло уже 130
тыс. воинов, вооруженных луками и стрелами, а также копьями, саблями, щитами и
железными палицами. 

Французский
рыцарь Бертрандон де ла Брокиер, побывавший в Османской империи в 1430 г., так
описывал вооружение турецкого воина-конника: «Когда [турки] идут на войну,
каждый зажиточный носит лук с колчаном и саблю, а рядом с ними хорошую булаву с
тяжелым наконечником, насеченным множеством острых шипов, и с короткой
рукоятью… Большинство носит и маленький деревянный щит…» Другой
путешественник, Форезьен, писал в 1582 г., что турецкие конники были вооружены
булавами и секирами, имели по две сабли (одна на боку, другая у седла), а также
копья. А уже в конце XVII в. очевидцы отмечали, что конные воины, сохранив тот
же набор оружия, были защищены кольчугами и шлемами, изготовленными из
дамасской стали. Что касается огнестрельного оружия, то оно было в основном у
янычарского пехотного войска. 

Провинции
империи снаряжали не только конное войско, но и формировали отряды нерегулярной
конницы — акынджи (от турецкого «акын» — набег), использовавшиеся для разведки
и отдельных операций с целью грабежа и устрашения населения на маршрутах
движения армии султана. И в мирное время отряды акынджи постоянно совершали
опустошительные набеги на соседние земли, которые намеревался завоевать султан.
Автор «Записок янычара» Константин из Островицы (конец XV в.) писал, что
всадники из отрядов акынджи за короткое время пребывания на вражеской земле
«все захватят, все ограбят, перебьют и уничтожат так, что много лет после этого
там не будет кричать петух». Численность акынджи не устанавливалась
сколько-нибудь точно, но обычно в их отряды входило несколько десятков тысяч
человек. Если к этому прибавить, что регулярные части, находившиеся на жалованье
(янычары, оружейники, сипахи и артиллеристы), составляли в середине XVI в.
около 50 тыс., а в начале XVII в. более 90 тыс. человек, то станет очевидным,
что столица и провинции могли в XVI—XVII вв. выставить в случае войны огромную
по тем временам армию. Провинции обеспечивали армию необходимыми средствами.
Так, во время похода на Вену в 1529 г. в армии султана было 40 тыс. верблюдов,
при которых состояли десятки тысяч погонщиков. Всего для больших походов по
всей стране собиралась армия (включая иррегулярные части) численностью до 250
тыс. человек. 

Централизация
системы административного управления и военной организации Османской империи
связывала ее столицу и провинции в один механизм, который на протяжении
длительного времени — примерно до начала XVII в. — обеспечивал прочность власти
турок на завоеванных землях, экономическую стабильность и военные успехи.
Первые ощутимые удары по казавшейся незыблемой власти султанов нанесли
крестьянские восстания. 

Список литературы

1.
Петросян Ю.А. Османская империя: могущество и гибель. Исторические очерки; М.:
Изд-во Эксмо, 2003