В
мире романов Достоевского дыхание трагедии охватывает сразу: это особая
художественная действительность, мир болезненный и страшный, где нет
непопранной красоты, непадшей добродетели, счастливых и спокойных лиц.
Мир
— вымышленный и реальный в одно и то же время — ставит героя в острую ситуацию
выбора, которой не избежит ни один из героев романа. Это тупик для слабого и
дорога для сильного, как во многих русских сказках, где посреди чиста поля
стоит камень, на котором написано: «Направо пойдешь — коня потеряешь,
налево — меч, а прямо пойдешь — лишишься головы». Обратного же пути нет,
дорога жизни идет только вперед.
Достоевский
пользуется этим древнейшим архетипом, когда герой заведомо, еще только пускаясь
в путь, обрекает себя на этот перекресток трех дорог и на решение.
Герой
Достоевского, выбирая себя в нашем, по слову Горького, «прекраснейшем из
миров», бросает вызов судьбе, уготовившей ему жалкое и убогое существование
«ветошки». Пафос его самоутверждения начинается просто с «Я
есмь«: »Я существую и хочу жить, я буду утверждать это право, что бы
там ни было». Ощущение тотальной несправедливости и гнев душат его.
В
фокусе писательского внимания — человек как великая тайна: непостижимая,
бесконечная, но молящая о разгадке. Развитие сюжета в романах Достоевского
более всего похоже на конструирование условий жесткого эксперимента: духовное и
материальное бытие личности оказывается тяжелейшим испытанием. Автор не
«нагнетает ужасы» — его самого страшит потерянность человека в мире:
готовность к греху, к попранию высоких истин и нравственных ценностей. Герой
Достоевского живет как будто в безвоздушном пространстве первобытного
вселенского хаоса, где все начинается с него: ему необходимо сделать первый и
самый трудный шаг, ибо от этого зависят судьбы мира. Так грезит герой
Достоевского в своих самых дерзких мечтах: Я — и Человечество. Невероятная
тяжесть ответственности давит его; тяжесть, которая по плечу не голодному и
нищему студенту, а небожителю, вершащему судьбы мира и подчиняющемуся иным
законам, — сверхчеловеку.
В
напряженной и трагической реальности романов Достоевского как шелуха отброшены
бытовые реалии нашего существования: должности, профессии, приятельства и
неприязни. Его герои видят мир в философском аспекте, в жизнь вступают — чтобы
постичь смысл ее. Поэтому из реальной действительности писатель переносит в
свой мир главную проблему (проблему выбора пути) в столь сконцентрированном
виде, в каком она в нашей обыденности существовать не может.
Два
пути лежат перед человеком: стать палачом или жертвой. Третьего не дано. Почему
так? Разве в жизни часто мы сталкиваемся с подобной дилеммой? Во всей ее
остроте — лишь в исключительных случаях. Более того, многие так никогда и не
поставят перед собой этого вопроса. Но это не означает, что вопрос не вставал
перед ними: они просто не захотели его увидеть, осознать, остановиться и
осмыслить себя и мир.
Потому
что в ином звучании этот вопрос можно сформулировать так: что для тебя лично
важнее — ты сам или окружающие? Твоя жизнь — или жизнь чужая? И здесь решение
может быть только однозначным: или — или.
Этот
выбор стоит перед каждым человеком, вступающим в сознательную, взрослую жизнь.
Уникальность Достоевского состоит в том, что никто, кроме него, не поставил
вопрос выбора с такой ясностью, не определил так его неотвратимость, не
доказал, что, лишь осознав эту проблему и приняв ответственность за избранный
путь, человек может двигаться дальше.
Вот
почему каждый в момент взросления, в момент первой переоценки ценностей должен
пройти «через Достоевского»: построить с Раскольниковым схему
разделения людей на разряды; увидеть убитую старуху-процентщицу и защищающуюся
рукой от топора Лизавету; услышать проповедь Сони, ужаснуться сходству с
Лужиным…
В
мире Достоевского все напряжено до последнего предела — неслучайно его герои
так часто мешают сон с явью. Но это напряжение возникает не от фантастичности
обстоятельств, проблем и характеров, а от их невероятной в реальной жизни
масштабности. Метод Достоевского можно сравнить с фотографией: в момент съемки
фотограф включает «вспышку», ибо при обычном свете снимок выйдет
темным и расплывчатым. Жить при свете «вспышки» нельзя, но лишь при
нем можно рассмотреть мельчайшие детали в их целостности. Так и Достоевский
включает режущий глаза неистовый свет, позволяющий иначе, с предельной ясностью
увидеть людей и мир; ускоряет время, до предела наполняя действием каждое
мгновение; укрупняет характеры; обостряет взаимоотношения, доводя их до крайних
степеней всепоглощающей любви или обжигающей ненависти. И в этом мире обычно
скрытые от нас вопросы нравственности и бытия оказываются главными, основными,
единственно важными, без их осознания и разрешения дальнейшая жизнь невозможна.
«Тварь
я дрожащая или право имею» — нет других дилемм в мире этого романа. Либо
жертва, либо палач. Раскольников выбирает второе. Его постоянно преследует
вопрос — внутренний, непроизнесенный, только «помысленный»:
«Почему все именно так, кто виноват? Или мир не есть божественное
творение, где все происходит по законам, записанным в древнейших книгах
человеческих, определяющих: это возможно, а это запрещено и греховно?»
Вопросы
о мире и месте человека (и прежде всего своем месте) неотступно преследуют
Раскольникова. Выбор и борьба — вот две психологемы, которые постоянно тревожат
души героев. Это авторский взгляд на мир и бытие личности в нем.
