Варяги в переписке царя Ивана Грозного со шведским королем Юханом III
Фомин В. В.
В
науке имеются темы, накопление историографии по которым все же не перерастает в
качество, не сказывается положительно на их разрешении. Такова, например,
судьба известного послания Ивана Грозного Юхану III от 11 января 1573 года.
Точнее тех слов, которые произнес царь в ответ на какую-то реплику шведского
короля: «А что ты написал по нашему самодержьства писму о великом государи
самодержце Георгии-Ярославе (Ярославе Мудром. — В.Ф.), и мы потому так писали,
что в прежних хрониках и летописцех писано, что с великим государем самодержцем
Георгием-Ярославом на многих битвах бывали варяги, а варяги — немцы (выделено
мною. — В.Ф.), и коли его слушали, ино то его были, да толко мы то известили, а
нам то не надобе» (1).
Впервые
этот документ издал в 1773 г. Н.И. Новиков (2). В 1790 г. А.Л. Шлецер без
каких-либо изменений напечатал приведенный отрывок на немецком языке (3). Но в
1821 г. норманизм Н.М. Карамзина побудил его превратить варягов из
«немцев» в шведов: «…В старых летописях упоминается о варягах,
которые находились в войске самодержца Ярослава-Георгия: а варяги были шведы
(выделено мною. — В.Ф.), следственно его подданные» (4). В таком виде
послание преподносили в качестве аргумента в пользу как норманства варягов
эпохи Киевской Руси, так и «норманистских настроений» русского
общества вообще весьма авторитетные в России и за рубежом ученые А.А. Куник и
В. Томсен (5). Письмо Грозного, говорил Куник, наглядный пример «живучести
в России ХVI—XVII в. традиции видеть в варягах именно шведов» (6). Так, в
науке утвердилась мысль, что, если сказать словами К.Н. Бестужева-Рюмина,
«еще в XVI веке носилось мнение о выходе князей из Скандинавии» (7).
По
этой причине «варяжская» часть письма не привлекала внимания
дореволюционных исследователей. Против ее норманистского толкования выступил
тогда, пожалуй, лишь С.А. Гедеонов, полагавший, что царь при написании послания
действовал «с определенной целью», поэтому «здесь не может быть
речи о предании», которое непременно было бы зафиксировано иностранцами
(8). В советское время А.Г. Кузьмин предположил, что у шведских политиков той
поры, «по-видимому, возникло желание с помощью варягов
«вторгнуться» в русскую историю». Хотя киевский князь и был
женат на шведке Ингигерде, в свите которой «должны были находиться выходцы
из Швеции«, вместе с тем, заключал историк, о наличии шведов »в дружинах
первых русских («варяжских») князей (IX—X вв.) и Юхану было
неизвестно» (9). В наши дни Кузьмин к сказанному добавил, что Юхан III,
доказывая равенство Швеции с Россией, прибегнул к аргументу, что варяги
Ярослава Мудрого — «это шведы». В ответ же «русский царь настаивал
на том, что варяги ― это «немцы», имея в виду южный берег
Балтики, покоренный к этому времени «немцами»-германцами»(10). В
1995 г. финский историк А. Латвакангас, назвав «весьма интересной»
выдержку из письма Грозного в интерпретации Карамзина, публикацию Новикова охарактеризовал
лишь как «версию», при этом не ознакомив с ней читателя (11).
К
сожалению, все суждения, высказанные по поводу варягов послания царя от 11
января 1573 г., не выходили за рамки этого документа, строились исключительно
лишь на нем одном, не только без привлечения других памятников, но и без
анализа русско-шведских отношений той эпохи, и прежде всего личного отношения
Грозного к шведским королям.
В
1397 г. Швеция, Норвегия и Дания объединяются в Кальмарскую унию. В июне 1523
г. Швеция обрела независимость, и ее королем был избран Густав I Ваза. И ему и
его сыновьям Эрику XIV (1560—1568) и Юхану III (1568—1592) пришлось вести
борьбу с Грозным за право быть равными с ним, а значит, претендовать на
равенство Швеции с Россией. Непримиримость царя в этом вопросе проистекала
из-за того, что, как пояснял М. Дьяконов, «будучи горячими сторонниками
государей издавна царствующих в порядке наследственного преемства московские
государи поэтому всегда относились с презрением к государям избранным…». Поэтому,
в глазах Москвы Швеция не была королевством в полном смысле этого слова, из
чего вытекало неполноправие шведских королей, не имевших права, констатирует
А.Г. Кузьмин, «претендовать на равный с московским царем дипломатический
этикет»(12).
Как
унижающая достоинство короля и государства в Швеции справедливо воспринималась
традиция сношения не с царем, а с его новгородским наместником. Эту практику
исследователи объясняют рядом причин. «Случайный исторический прецедент, —
говорил М. Дьяконов, — поставил очень низко в мнениях московского правительства
политическое значение Швеции: она вела постоянные сношения с Новгородом до его
покорения». А.П. Пронштейн видел в этой традиции реликт былой
независимости Новгорода. По мнению А.Л. Хорошкевич, еще большую роль в этом случае
играло желание русских государей подчеркнуть некоторую неравноправность
партнеров (13). Нельзя также забывать, что Швеция, согласно Кальмарской унии
войдя в состав Дании, прекратила свое существование как суверенное государство.
Когда Иван III присоединил Новгород, Швеция являлась составной частью Дании.
Вот почему, с той поры устанавливается традиция контактов России со Швецией
через Новгород: правители «вотчины» русских государей Новгорода
сносились с правителями «вотчины» датских монархов Швецией. И когда
последняя обрела независимость и ее король потребовал права прямого выхода на
главу России, то ему было отказано на том основании, что издавна все шведские
государи переговоры вели только с новгородскими наместниками (14).
Не
желая мириться с такой ситуацией, серьезно умалявшей их международный престиж,
шведские короли настойчиво добивались равенства с Грозным, что тот отвергал в
очень резкой форме. Так, в 1563 г. он писал Эрику XIV «многие бранные и
подсмеятельные слова на укоризну его безумию… что с царского величества
королю мир и суседство имети, а не с царского величества наместники…»
(15). В 1571—1572 гг. царь подобным образом вразумлял уже Юхана III (16). Тогда
же он требовал, чтобы король именовал его в грамотах «властителем Швеции»,
включил в царский титул название шведского и прислал шведский герб для
помещения его на царской печати(17). Но и Юхан III ни мало не стеснял себя
«в ругательствах», говоря царю, что о «королевском роде в Швеции
говорит он как слепой о цветах; …что он тиран бесчестный, рабский и
нехристианский, коего все слова одна токмо неправда и ложь» (18).
Свое
отношение к королям Швеции Иван IV демонстрировал перед европейскими монархами
(как союзниками, так и противниками шведов, как до, так и в ходе Ливонской
войны). В 1556 г. в грамоте польскому королю Сигизмунду II Августу он
разъяснял, что Густав I «учинился государем не прироженый свейский
государь, ни как прироженец инших государей», и только лишь благодаря
«челобитью» Сигизмунда, московский государь его
«пожаловал», велел наместникам заключить с ним перемирие и записать в
грамоте «королем избранным» (19). В 1570 г. польская сторона просила
царя проявить «милость» в отношении шведского короля и признать его
«братом». На что бояре твердо ответили: «Тому никак не
сстатися» (20). В 1575 г. Грозный, принимая датского посла, сказал ему:
Юхан III «не наследственный, а избранный король, он низкого происхождения,
как и отец его Густав, не может писаться никаким королевством… Мы готовы
считать своими братьями императора и других государей, швед же, осмелившийся
сноситься с нами, как государь, этого не достоин» (21).
Насколько
велико было стремление шведских королей быть принятыми царем в
«братство», что Эрик XIV пообещал выдать ему жену своего сводного
брата Юхана, герцога Финляндского, младшую сестру польского короля Екатерину,
вместе с мужем находившейся в заточении. 16 февраля 1567 г. в Александровской
слободе был подписан договор, по первой статье которого Швеция обязывалась
передать Екатерину России, за что та принимала короля в «братство и
дружбу» и позволяла ему впредь переписываться лично с царем. Был
произведен раздел Ливонии, по которому ее основная часть переходила России, а
Швеции доставалась Эстония. Эрику XIV были обещаны помощь в войне с Польшей и
содействие в заключении мира с Данией и ганзейскими городами. Но, как при этом
было обговорено, договор мог быть выполнен лишь только тогда, когда Екатерина
окажется в русских пределах, иначе «та докончальная грамота не в грамоту и
братство не в братство» (22). Планам монархов не суждено было сбыться. В
ходе дворцового переворота, состоявшегося 29 сентября 1568 г., Эрик XIV был
свергнут с престола и пожизненно заточен за разные злодейства, в том числе и за
«бесчестные и нехристианские условия союза с Россией» (23). Новым
королем Швеции стал его брат Юхан III, муж Екатерины.
Н.М.
Карамзин, указав, что именно Эрик XIV «затеял дело с Екатериной»,
отметил, что «два тирана» готовили ей «ужаснейшую долю»
(24). Действительно, они в равной степени пытались использовать ее в своих
интересах: Россия в претензиях на Ливонию, из-за которой она уже как девять лет
вела несчастливую для себя войну, а шведский король в своем желании считаться
равным с русским царем, в лице которого он хотел видеть к тому же верного
союзника. Царь, объясняя позже супругу Екатерины, уже королю Юхану III, свою
роль в истории с его женой, говорил, что, считая ее «вдовою
бездетною», не хотел на ней жениться или держать в наложницах, а желал
лишь вынудить польского короля пойти на выгодный для себя мир и «взяти за
сестру его Катерину свою отчину Лифлянскую землю без крови» (25). При этом
он подчеркивал, «как брат твой Ирик оманкою нам хотел дати жену твою
Катерину«, сказав, »что тебя в животе нет». Иначе бы ее никто не
просил…» (26).
С
восшествием на престол Юхана III русско-шведские отношения стали ухудшаться.
Союз царя с герцогом Магнусом, братом короля Дании, давним врагом Швеции, еще
более их усугубил. Эфемерное Ливонское королевство должно было при поддержке
России расширить свою территорию за счет шведских и польско-литовских владений
в Ливонии. В августе 1570 ѕ марте 1571 г. русские войска, во главе которых
номинально стоял Магнус, неудачно осаждали Ревель, центр шведской Прибалтики.
Ситуация обострилась до крайности и дело уже шло к открытой войне между Швецией
и Россией. Но пока она не началась, монархи продолжали пересылаться грамотами,
смысл которых практически ничем не отличался от прежних, только тон их
становился все более непримиримым: король грозится «обнажить меч», а
царь обещается превратить Швецию «в пустыню», на «землю Свейскую
гнев свой распростерть…» (27). В ноябре 1571 г. он уже было решился
«идти на непослушника своего на свейского Ягана короля войною за его
неисправленье» (28), но неблагоприятная международная обстановка (Ливонская
война, угроза набегов крымских татар) не позволила ему реализовать этот
замысел. Лишь в конце 1572 г. царь начал активные военные действия против
шведской Ливонии. Без сопротивления русские войска дошли до Виттенштейна,
который пал в начале 1573 года. Именно из этой крепости Иван IV 11 января 1573
г. направил шведскому королю грамоту (29), где и упомянул «варягов»
Ярослава Мудрого.
Вновь
сказав о низкой степени шведских королей, которые должны сноситься только с
Новгородом, и потребовав передачу Москве «титула и печати», царь
затронул и вопрос о родословной Юхана III. При этом подчеркнуто говоря ему:
«А то правда истинная, а не ложь, что ты мужичей род, а не государьской… А
что ты пишешь за несколько сот лет в Свее короли бывали, и мы того не слыхали,
опричь Магнуша, который под Орешком был, и то был князь, а не король…»
(30). И он требует от него «подлиннее пришли государству своему писмо, как
сам еси писал за четыреста лет (выделено мною. — В.Ф.), хто и которой государь
после которого сидел на государьстве… первый король отец твой…а ты неведомо
почему, сыскал у себя прежних королей… …И сам ты написал, что у вас
королевство учинилось от Датцкаго королевства…» (31).
То,
что шведы подали роспись своих королей именно «за четыреста лет», а
не за какой-то иной срок, и куда не попадало время Ярослава Мудрого,
подтверждает послание Юхана III от 17 июля 1571 г., содержание которого царь
довольно пространно пересказал в своем ответе в октябре того же года. Король,
получив предложение «мир учинити… по прежнему обычаю» с новгородскими
наместниками, желает сносится только с Москвой. Вместе с тем утверждая,
«что у Велико Новгородскои земле не есть бывало королевства или великои
князство про себя сами особно, также что те короли или великие князи держали
крепкии мир с королми и со государи свескими, как те грамоты укажют, которые
деланы есть болши двусот лет, с единым королем был в Свее имянем Магнусом
Ириковым сыном (32), после владения короля Карлусова времяни, которои владел от
сех мест за четыреста лет (выделено мною. — В.Ф.)» (33).
«Король
Карлус», имя которого Юхан III назвал Ивану IV, и отстоящий от монархов
«за четыре ста лет», ѕ Карл Сверкерссон (1161ѕ1167). Это первый
король Швеции, носивший имя Карл, хотя и именуемый в традиции Карлом VII по
причине того, что Ю. Магнус (ум.1544) в «Истории готов и свеев»
называет до него еще шесть «фантастических» Карлов. В 1161 г. Карл
был избран королем Свеаланда, ставшего центром объединения Швеции (34).
Обращение лишь ко времени Карла Сверкерссона свидетельствует, что шведы
совершенно не брали в расчет более древние пласты времени. В столь важном для
них вопросе статуса Швеции они даже проигнорировали Олофа Скётконунга, с
которого хроника «Христианские короли Швеции», созданная в середине
XIII в. (35), начинает свой отсчет. А ведь он ѕ отец Ингигерды, супруги
Ярослава Мудрого, и, выходит, предок русского царя. Хотя более удобного случая
с огромной выгодой обыграть факт наличия у Грозного «шведской крови»
им было, конечно, не найти. В Швеции того времени говорили и о родстве Густава
I с Эриком
Святым
(1160) и даже со Стенкилем II, правившем с 1054 г. и основавшем новую династию
(36). Но и в этих случаях личность Олофа Скётконунга и эпоха Ярослава Мудрого
не затрагивались. А это значит, ни он сам, ни варяги, ни тем более их этнос
абсолютно не интересовали шведов.
Переписка
между монархами за 1571—1572 гг., хранящаяся в Государственном архиве Швеции
(Sweden Riksarkivet. Muscovitica 671), показывает, что к Ярославу Мудрому и его
варягам обратился с конкретными политическими целями именно Грозный, а Юхан III
вынужден был лишь продолжить начатый им разговор. В октябре 1571 г. царь,
отвергая предложение короля вести переговоры с Москвой, сослался на
«старину»: «…При великом государе Ярославе Георгии, которои в
чюди в свое имя в Вифлянскои земле град Юрьев поставил, и тот тогды
самодерствовал в своеи отчне в Великом Новгороде. А не токмо Вифлянская земля и
Свеиская послушна была, и заморские немцы на воину с ним хаживали, то в
летописцех в старых и в кронокех написано (выделено мною. — В.Ф.). А за некоторою
новгородцов послугю их пожаловал, дал лготу на многие лета…». Довод своего
противника, что «в Новегороде королевство или князство собно было, иноб
потому тогды и ссылка была», царь отвел тем, что новгородцы от Ярослава
«до деда нашего самодержства в той волготе были, а князей имяли от наших
прародителей самодерства… ино и тогды было под нашего самодерства властию, а не
особное государство» (37).
На
слова царя, что Ярославу Мудрому «не токмо Вифлянская земля и Свеиская
послушна была«, Юхан III 31 июля 1572 г. раздраженно ответил: »А что
ты пишешь, что один из твоих предков по имени Ярослав Георгий имел якобы Швецию
под своим началом, того в наших книгах нет, то ты сам сочинил по своему велему
разуму» (38). Именно эта реплика и вынудила Грозного вновь обратиться к
личности Ярослава Мудрого в письме от 11 января 1573 г., при этом назвав его
«заморских немцев» «варягами-немцами»: «…С великим
государем самодержцем Георгием-Ярославом на многих битвах бывали варяги, а
варяги — немцы…». И царь завел речь о своем прародителе в самый разгар
Ливонской войны, в канун начала борьбы со Швецией за Ливонию, чтобы обосновать
права России на Прибалтику, в прошлом находившуюся под юрисдикцией русских
властей, древнейший город которой — Юрьев (Тарту) — был основан в 1030 г.
русским князем, носившим христианское имя Георгий-Юрий. Вот почему, начиная с
1559 г., в переписке с польской и шведской сторонами в царском титуле
Ливония
упоминается в неразрывной связи с названием города Юрьева, как ее исторической
столицы и как ее символа: «государь земли Ливонские града Юрьева»,
«обладатель Ливонской земли града Юрьева» (39).
Видимо,
впервые имя Ярослава Мудрого как основателя Юрьева и, следовательно,
изначального владетеля Ливонии появляется в 1559 г. в письме Грозного датскому
королю Фредерику II. Царь, заверяя его «в приятельстве и союзной
любви«, вместе с тем объясняет ему, что »тому уже 600 лет, как
великий государь русский Георгий Владимирович, называемый Ярославом, взял землю
Ливонскую всю и в свое имя поставил город Юрьев, в Риге и Колывани (Таллине. —
В.Ф.) церкви русские и дворы поставил и на всех ливонских людей дани
наложил«. После чего предостерегает датского монарха, чтобы тот »в
наш город Колывань не вступался бы» (40). В том же ключе дан и ответ царя
императору Священной Римской империи Фердинанду (1560) на его предложение
посреднических услуг в заключении мира между Россией и Ливонией. Император был
в курсе, что Ливонская война началась «под предлогом каких-то податей, или
иных поборов от Дерптского епископства». Иван IV опять же ссылкой на
своего прародителя обосновывает законность действий России в Прибалтике, ибо
ливонцы «находились со времен великого (князя) Юрия и по настоящее время
под нашим подданством, в доказательство чего, предшественник наш русский царь
Юрии… построил… крепость по его имени прозванную Юрьев, иначе Дерпт, а также
многие иные города…«, но сейчас они нарушили »присягу и письменныя
обязательства скрепленныя печатьями… отказались платить денежные недоборы с
искони на них лежавшие» (41).
Русская
дипломатия обращалась к «старине» Ярослава Мудрого вплоть до
заключения Столбовского мира. В январе-июле 1575 г. на р. Сестре проходил съезд
шведских и русских послов. В царском «наказе» послам предписывалось
говорить, что «Лифлянская земля вотчина искони бе государей наших… великий
князь Ярослав в своей отчине в Вифлянской земле город Юрьев поставил, и от тех
мест много лет государям нашим дань давали…» (42). В январе 1616 г.
между Россией и Швецией начались Дедеринские переговоры. На встрече 7 января наши
послы потребовали возвращения лифляндских городов и Новгорода, потому как
«Лифляндия за нами от прародителей государей наших, от государя Георгия
Ярослава Владимировича, который построил Юрьев Ливонский в свое имя; а
Новгородское государство было за российскими государями во времена Рюрика и ни
за кем, кроме российских царей не бывало» (43).
Приведенный
материал показывает, что, во-первых, речь о варягах эпохи Ярослава Мудрого
завела русская сторона, а не шведская, которая при этом никак не поддержала разговора
на «варяжскую» тему, и, во-вторых, что Грозный не считал варягов
своего прародителя за шведов. Но тогда кого следует понимать под
«заморскими немцами» и «варягами-немцами» великого
киевского князя посланий Ивана IV к Юхану III?
Еще
М.В.Ломоносов указывал, что варягами «назывались народы, живущие по
берегам Варяжского моря«, что они »от разных племен и языков состояли
и только одним соединялись обыкновенным тогда по морям разбоем» (44). С.М.
Соловьев, серьезно критикуя Ломоносова, вместе с тем в особую заслугу ему
ставил именно то, что он отрицал этническое содержание термина
«варяги», и вслед за ним под варягами разумел либо «все
прибалтийские жители, следовательно, и славяне», либо в основном
европейские дружины, «сбродную шайку искателей приключений» (45).
Историк А.Г. Кузьмин установил, что собственно варягами были
«варины», «вары», «вагры», населявшие Вагрию,
затем варягами стали называть на Руси всю совокупность славянских и
славяноязычных народов, проживавших на южном побережье Балтики от польского
Поморья до Вагрии включительно, а еще позднее ѕ многих из западноевропейцев
(46).
Как
свидетельствует обширный материал, термин «варяги» начинает со второй
половины Х в. отрываться от своей основы и обозначать собой принадлежность к
определенной части западноевропейского мира, которую в XI в. уже олицетворяет
«не только в географическом, этническом, но после крещения Руси, а
особенно после 1054 г. ѕ и в вероисповедальном смысле», став полностью
адекватным по смыслу выражениям «немцы», «римляне»,
«латины» (47). Вот почему летописец начала XII в., вносивший в
Повесть временных лет (ПВЛ) Сказание о призвании варягов, вынужден был сделать
специальное пояснение и выделить из числа «варяжских» (как бы сейчас
сказали западноевропейских) народов именно русь, назвать ее как особое,
самостоятельное племя, не имеющее отношения к шведам, норвежцам,
англам-датчанам и готам: «идоша за море к варягом, к руси; сице бо тии
звахуся варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне,
друзии гъте, тако и си» (862) (48). С рубежа XIIѕXIII вв. термин
«варяги» надолго исчезает из светской письменной традиции, и вместо
него летописцы, при описании современных им событий, в коих была задействована
известная часть западноевропейцев, употребляют абсолютно равнозначное ему слово
«немцы» (49).
Вместе
с тем термином «немцы» наши книжники начинают оперировать при
обращении к прошлому Руси, в результате чего, начиная со второй половины XV в.,
многие летописи говорят о выходе варяжских князей «из немец»
(Софийская первая, Псковская первая и третья, Холмогорская летописи, Тверской
сборник (50) и другие). Некоторые из этих летописей дают примеры как
дублирования «варягов» «немцами» («избрашася от варяг
от немец три брата с роды своими», Псковская третья летопись), так пояснения
«варягов» «немцами» («восташа кривичи, и словяни, и
чюдь, и меря на варягы, рекше на немци и изгнаша я за море», Тверской
сборник). Имеются случаи обратной замены «немцев» на
«варягов». Например, в Рогожском летописце (свод второго десятилетия
XV в., список 40-х гг. XV в.) в рассказе под 986 г. о приходе к Владимиру
посольств вместо «немцев» (католиков) к князю явились уже
«варяги»: «приидоша к Владимиру бохмичи и варязи и жидове»
(51). В ранних летописях в этом случае сказано иное: «придоша немьци… от папежа»
(Лаврентьевская), «немци от Рима» (Ипатьевская) (52).
А.Л.
Шлецер, сославшись на современную ему ситуацию, когда «бульшая часть
славянских народов называет так (т.е. немцами. — В.Ф.) собственно
германцев«, придал указанию о выходе варягов »из немец» силу
аргумента в пользу того, что «варяги суть германцы (немцы)» (53).
Хотя ему хорошо была известна работа шведа Ф.-И. Страленберга, после Полтавы 13
лет проведшего в русском плену и писавшего в 1730 г.: «Под имянем немца
прежде россиане почитай всех европеиских народов разумели, которыя по словенски
или по руски говорить не знали. Ныне же сие об однех… германах
разумеется». Эту же традицию еще раньше зафиксировал швед Ю.Г.
Спарвенфельд, бывший в Москве в 1684—1687 гг. и в своем «Славянском
лексиконе« слово »немчин« пояснивший как »иноземец»
(54). Согласно со Шлецером думали многие авторитетные ученые XIX—XX вв. (А.Х.
Лерберг, М.П. Погодин, А.А. Куник, М.С. Грушевский, А.А. Шахматов, и др.) (55).
Причем Куник уверял, что «нельзя доказать, чтобы в древнейшие времена
славянское название германцев немцы было употреблено и не к германским
народам». Немец Г. Эверс в 1814 г. первым опротестовал точку зрения своего
учителя Шлецера, подчеркнув, что раньше слово «немцы» «имело
общее значение по отношению ко всем народам, которые говорили на непонятном для
словен языке«. Н.М. Карамзин также говорил, что »предки наши
действительно разумели всех иноплеменных под именем немцев…» (56).
Анализ
русских обличительных сочинений XI—XII вв. против западной церкви, известий ПВЛ
и внелетописных памятников XI в., Лаврентьевской (список 1377 г., отражает
владимирский свод конца XII в., который затем неоднократно редактировался) и
Ипатьевской (список 1425 г., отражает южнорусский свод конца XIII — начала XIV
вв.) летописей показывает, что на Руси применительно к католикам использовались
термины «латина», «римляне» и «немцы» (как в
общем, так и в частном порядке). Под 1263 г. в Лаврентьевской летописи читается
первая редакция «Жития Александра Невского», составленная в 80-х гг.
XIII в., где в рассказе о битве на Неве шведский король представлен как
«король части Римьское», а его многоплеменное войско названо
«римляны». Вместе с тем Лаврентьевская (и продолжение Суздальской
летописи по Академическому списку конца XV в.) и Ипатьевская летописи в рамках
XII—XIV вв. оперируют понятиями «немцы» и «земля Немечкая»
в отношении многих европейцев, а также территорий, занятых ими: это в целом все
народы (германские и негерманские) Священной Римской империи, собственно немцы,
ливонские немцы (1234, 1242, 1268), датчане (1268), шведы (1302, как
«свеи» они выступают в описании «Афетова» колена и Сказании
о призвании варягов). Ипатьевская летопись, говоря под 1190 г. об участниках
третьего крестового похода (император Священной Римской империи, короли Франции
и Англии), подчеркивает, что «царь немецкыя со всею своею землею битися за
гроб Господень…». Полемическая византийская литература XI в., летописи и
памятников Куликовского цикла свидетельствуют, что русские вместе с тем
именовали «немецкие» («латинские») народы
«фрягами» (но не только итальянцев) (57). Выше было сказано об
абсолютной тождественности, начиная с конца X—XI вв., терминов
«немцы», «римляне», «латины» термину
«варяги».
Эти
данные дополняют показания новгородско-псковских летописей XIII—XVII вв. и
актовый материал последней четверти XVI — 30-х гг. XVII века. Новгородская
первая летопись (НПЛ) старшего (Синодальный список второй четверти XIV в., в
котором утеряно начало до 1016 г. и часть с 1273 по 1298 г., текст 1016ѕ1233
гг. датируют 30-ми — 80-ми гг. XIII в.) и младшего (списки середины ХV в.)
изводов начинает активно использовать термин «немцы», при этом почти
его не поясняя, со второго десятилетия ХIII века. До этого времени он очень
мало представлен на ее страницах (в статьях под 986ѕ987 гг. о выборе Владимиром
вер, в неопределенном значении под 1058 г., под 1188 г. одновременно с термином
«варяги» приложен к готландцам: «варязи на гътех, немьце»
(58)). С 1217 и по 1445 г. летопись многократно называет «немцами»
прибалтийских немцев (59), а территорию, занятую ими, «Немецкой
землей». Причем, это понятие не сразу появляется в летописи. Так, если под
1214, 1223, 1237 и 1242 гг. она ведет речь о «Чюдьской земле», то под
1268 г. оба извода уже применяют к ней название «земля Немецьская»
(60) (оно затем читается в статьях младшего извода под 1343, 1367, 1406, 1407 и
1444 гг.). Точно также этот извод именует владения прусских немцев: под 1410 г.
они одновременно фигурируют как «Прускоя земля» и «Немечкая
земля». Вместе с тем земли ливонских и прусских немцев младший извод
называет «Немцы»: отъехал «в Немци», приехал «из
Немець» (1381, 1412, 1420) (61).
О
шведах как о «немцах» летопись начинает говорить с 1283 года. Затем
так она их именует (а их владения ѕ «Немецькой землей» и
«городом немецьским») без какого либо пояснения под 1284, 1311, 1313,
1314, 1317, 1322, 1337, 1350, 1377, 1392, 1396 и 1397 годами (62). Оба извода
впервые фиксируют шведов под 1142 г., где они выступают под своим родовым
именем. Именно о «свеях», «Свейской земле» и «свейском
короле» речь идет под 1164, 1240, 1251, 1256, 1292, 1293, 1295, 1300,
1323, 1338, 1339, 1348, 1350, 1395 и 1411 годами. В некоторых из этих статей
младшего извода вместе с тем присутствует термин «немцы». Так,
например, под 1350 и 1411 гг. летопись, информируя о «свеях»,
параллельно называет их «немцами», а в статье под 1395 г. употреблена
фраза «немци свея» (63). НПЛ называет «Немецкой землей»
пределы Швеции, точнее территорию финских племен, но также лишь по прошествию
некоторого времени после их захвата шведами-«немцами». Так, если под
1191, 1256 и 1292 гг. летопись использует понятие «Емьская земля», то
под 1311 г. обоих изводов в отношении той же территории уже сказано, что
«ходиша новгородци воиною на Немецьскую землю за море на емь». Под
1350 г. в младшем изводе повествуется о походе новгородцев «на Немечкую
землю… к городу к Выбору» (64). В Софийской первой летописи (списки конца
XV—XVI в.) под 1271 и 1272 гг. «латиной» названы ливонские немцы
(65), а в Псковской первой летописи (списки второй половины XVI в. и первой
половины XVII в.) под 1548 г. шведы. Она же к Ливонии и Швеции применяет
обозначение «Латина» (1519, 1611) (66). Надо сказать, что
наименование западноевропейцев «римлянами» и «латинами»
особенно возрастает после Флорентийской унии (1439) и захвата Константинополя
турками (1453), а также в годы и после Смутного времени.
НПЛ
дает самые незначительные и весьма расплывчатые сведения о других
европейцах-«немцах», заслоненных прибалтийскими немцами. Под 1204 г.
в обоих изводах читается написанная близко к этой дате «Повесть о взятии
Царьграда фрягами«, в которой назван »цесарь немечьскыи
Филипови» (германский король Филипп Швабский). Под 1231 и 1237 гг. они
сообщают без каких-либо уточнений о тех «немцах» Западной Европы,
выходцы из которых обосновывались тогда в Восточной Прибалтике. В двух статьях
летописи (1268 и 1391) вместе с ливонцами под «немцами» понимаются
соответственно датчане и «немецкие» послы из Любека и Готланда. В
1362 г. (младший извод) псковичи принимали «гость немечьскыи и поморьскыи
и заморьскыи», т.е. представителей всего Ганзейского союза (67). В том же
изводе под 1348 г. говорится о битве русских с «немцами» «короля
свейского» Магнуса. Шведский источник (написанный вскоре после 1452 г.)
дает некоторое представление о составе «шведского» войска: король
собрал «немцев и датчан, а также герцога Гольштинского и других подобных
же…» (68).
Исчерпывающую
информацию по вопросу, как широко русские понимали термины «немцы» и
«Немецкая земля», дает актовый материал. Так, в описи Царского архива
(1575 — 1584) читается «аглинские немцы». В грамоте царя на Двину
(1588) указывается, «а с немец с аглинских, и с барабанских (брабантских.
— В.Ф.), и с шпанских, и с иных немец, имати судовая проезжая пошлина…»
(69). В жалованной грамоте (1590) кольским жителям названы «датцкие»
и «аглинские немцы» (70). В грамотах 1609—1610 гг. сообщается, что
«неметцких людей идет… из Выбора, Свейския земли, и шкотцких, и дацких,
и фрянцовских, и аглинских, и голанских, и боробанских и иных земель…»,
«разных земель немец» (71). В расспросных речах пленных
«немцев» (1611) — англичанина и шотландца — упомянуты
«францовские немцы» (72). В грамотах (1629, 1633) речь идет о
«торговых немцах» из Англии и Голландии«, о »немецких
людях», нанятых на русскую службу в Англии (73). В декабре 1634 г. был
заключен договор России и Голштинии о торговле Голштинской компании с Персией,
где предписывалось «иных немецких государьств торговых людей, агличан и
галанцев, и цесарской области (Священная Римская империя. — В.Ф.) и свеян и
датчан… с собою не имати…» (74). В русско-английской переписке термины
«немцы» и «иноземцы» даются в одном значении: «с-ыных
иноземцов, со всех со францовских, с-ышпанских, с нидерлянских и с-ыных немец…»,
«немцы розных земель, агличане, и Францовские земли, и Нидерлянские земли
и иных земель« (1585—1586), »в Аглинскую де и в ыные немецкие
земли« (1596—1599), »корабли придут сего лета из за моря…
барабанские, и голанские, и нидерлянские, или иных которых земель, и тех бы
земель немцы торговали» (1601) (75).
Термин
«немцы» прилагался в русских источниках к определенной совокупности
западноевропейских народов, в том числе и не германцам. Этот термин также
обозначал территорию Западной Европы (но не всю), т.е. являлся географическим
понятием. Поэтому вывод поздних летописей Рюрика «из немец»
«служил указанием не на его этнос, а лишь на пределы Западной Европы,
откуда вышли варяги» (76). Если думать иначе, то к немцам-германцам
надлежит тогда отнести англичан, шотландцев, французов, испанцев, прибалтийские
народы, порабощенные западноевропейцами-«немцами», в связи с чем их
коренные земли русские называли «Немецкой землей». Немцами в таком
случае надо считать и финнов, коль Тверской сборник под 1227 г. сообщает, что
Ярослав Всеволодович с новгородцами ходил на «имь, на немци, ратию за
море; и поплени всю землю их…» (77). Говоря так, летописец современную ему
ситуацию, когда финские земли уже несколько столетий входили в состав Швеции,
перенес на далекое прошлое, в котором финское племя емь еще не было подвластно
шведам-«немцам». И карелу надо тогда полагать германским народом,
т.к. под 1338 г. в НПЛ младшего извода помещено известие, что новгородцы
«воеваша городецьскую корелу немечкую, и много попустошиша земли их…»
(78). Речь здесь идет о той части карел, которая проживала в Западной Карелии и
находилась под властью все тех же «немцев»-шведов, поставивших на ее
землях в 1293 г. крепость Выборг, т.е. о выборгской или иначе
«городецьской кореле».
И
все же царь, обратившись к варягам XI в. и назвав их под влиянием поздней
летописной традиции «немцами», имел в виду какой-то определенный
народ. Какой именно, понять можно из свидетельств иностранцев той поры.
Саксонец Г. Шлитте, в 1547 г. направленный Грозным для вербовки за границей
специалистов (где и был задержан), около 1556 г. сочинил проект царского письма
императору Священной Римской империи Карлу V, где от имени русского монарха
говорится, что «мы одного корня и происхождения с германцами…» (79).
Д. Флетчер (посол Англии в Москве в 1588—1589 гг.), отмечая, что царь
«часто гордился, что предки его не русские», привел слова своего
соотечественника, которому Грозный как-то сообщил: «я не русский, предки
мои германцы» (80). По свидетельству немца Г. Шульца, очевидца
завершившихся в июне 1570 г. переговоров Грозного и герцога Магнуса, царь в
присутствии Боярской думы и иностранцев сказал «королю» Ливонии:
«…Сам я германского происхождения и саксонской крови…» (81). В 1566
г. со слов немца Г. Писспинга, вернувшегося из России, стало известно мнение царя,
что «род его происходит из баварских владетелей, и что имя наших бояр
означает баварцев«. Карамзин информирует, что »любимцы» Грозного
ливонские дворяне И. Таубе и Э. Крузе, в 1569 г. склоняли жителей Ревеля
признать власть царя тем доводом, что «он любит немцев, сам происходит от
дома Баварского…» (82).
Карамзин,
что показательно, не принимал в буквальном смысле известия о
«германском» происхождении царя и склонен был объяснять их
стремлением Грозного путем устройства браков своих детей с княжескими фамилиями
Священной Римской империи германской нации укрепить дружеские отношения с нею
(83). Определенную роль в этом мог сыграть и тот факт, что в все знатные
фамилии Империи выводились из Италии и Рима (84), откуда, согласно
«августианской» легенде, вышел и Прус, предок Рюрика и,
следовательно, царя. Возможно также, что своими «германскими корнями»
Грозный пытался в борьбе за Ливонию по крайней мере нейтрализовать Священную
Римскую империю, в которую номинально входил Ливонский орден. Как подчеркивает
А.В. Виноградов, в ходе Ливонской войны «большие надежды Иван IV возлагал
на благожелательность Габсбургов» (85). В целом же мнение царя о своих
«германских корнях» проистекало из «августианской» легенды
«Сказания о князьях владимирских» (вторая половина ХV в.), в качестве
родины Рюрика называвшей Южную Балтику — «Прусскую землю», давно
занятой немцами-германцами, и увязывающей его с родом «римска царя
Августа» (86). Под влиянием этой легенды многие чисто русские боярские и
дворянские фамилии начинают выводить свое начало от знатных иноземцев (от
германцев 186), якобы в давние времена выехавших на Русь, с этой целью изменяя
существовавшие родословные и сочиняя подложные грамоты. В результате чего из
915 знатных родов лишь 91 (10%) считались русскими по происхождению (87).
Какая-то часть русской элиты действительно была связана с инородцами, но
«иноземность» остальных — плод выдумки, навеянной легендой об
Августе.
Грозный,
увязывая начало своей династии либо с саксонцами, либо с баварцами, мог при
этом руководствоваться дополнительными соображениями. Саксонцы, несколько веков
наступая на земли южнобалтийских славян, в 40-х — 60-х гг. XII в. захватили
земли вагров и ободритов и включили их в состав Священной Римской империи. А
именно из Вагрии имперский посол С. Герберштейн, чьи «Записки о
Московии» были широко известны всей Европе, выводил варягов (88).
Иностранцы на русской службе могли передать царю слова Герберштейна о Вагрии, а
немцы-саксонцы (тот же Шлитте) сообщить ему предания, перешедшие к ним от
вагров. Именно эти предания слышал Герберштейн, посещая Саксонию, Бранденбург,
Мекленбург (89), включавшие в себя земли полабских и балтийских славян, а 1516
г. он побывал в самой Вагрии (90), входившей в состав Шлезвиг-Голштинского
германского герцогства, связанного личной унией с Данией. Эти же предания
отразил выехавший в России датчанин А.Селлий (ум.1746), уроженец г. Тондера,
что в Шлезвиге, также увязав Рюрика с Вагрией (91). В 1840 г. француз К.
Мармье, посетив Мекленбург, расположенный на землях славян-ободритов и
граничащий на западе с Вагрией, записал легенду, что у короля ободритов Годлава
были три сына ѕ Рюрик, Сивар и Трувор, переселившиеся на Русь (92). На Баварию
же Грозного мог вывести материал, отголосок которого слышится в ПВЛ:
«нарци, еже суть словене» (93). Эта фраза указывает на Норик (район
Верхнего Дуная). В V—VIII вв. западноевропейские источники называли эту
территорию Ругиланд или Ругия, а в X—XII вв. — Ругия, Рутения, Руссия,
Рутенская марка. Как подытоживает А.Г. Кузьмин, в Норике славян «не нашли,
но страна ругов-русов-Ругиланд находилась именно там» (94). С.А. Гедеонов
и Н.К. Никольский заметили, что в конце ХI и начале ХII в. западноевропейские
писатели нориками называли именно баварцев, т.к. часть древнего Норика входила
в состав Баварии (95). Царь, имея богатейшую библиотеку, содержащую редкие
рукописи и книги, и славившийся, по свидетельству иностранцев, знанием русской
и мировой истории, несомненно, обладал не дошедшей до нас информацией о
Руссии-Баварии (96). Какую-то роль при этом могли сыграть немцы-баварцы. Как
выразился Кузьмин, в последнем случае царь по-своему следовал «версии
иллиро-дунайской прародины славян и руссов в «Повести временных лет»
(97).
Наши
северо-западные поздние памятники в ряде случаев называют шведов
«варягами», чему также придавали большое значение норманисты прошлого
и современности (98). В Софийской первой летописи (список конца XV — начала XVI
в.) находится общерусская летописная редакция 40-х гг. XV в. «Жития
Александра Невского», где в известии о Невской битве шведы и их союзники —
норвежцы и финны — названы уже не только «римлянами», но и «сила
варяжьска« (99). Фраза »сила варяжьска» присутствует на
страницах других летописей (100), но ее нет в первой редакции Жития (80-е гг.
ХIII в.), и где шведский король назван «король части Римьское», а его
воинство «римляны» (101). В ряде памятников, наряду с терминами
«римляне» и «король части Римьское» («король
римский»), к многоплеменному воинству использованы также выражения
«свея», «немцы», «немцы швеяне», «свеичи»,
«свеистии же немцы», «латины», «римская сила»
(102). В статье «А се князи русьстии», находящейся перед Комиссионным
списком младшего извода НПЛ, сказано, что Александр бился на Неве «с
немци«. И в частном родословце XVII в. говорится о битве на Неве с »немецким
королем« и »немцами» (103). Списки Новгородской Погодинской
летописи второй редакции (XVIII в.) содержат статью «О Александре Невском
како победи немец на реке Неве«, где речь идет только о »немцах»
(104).
В
пространной редакции «Сказания об осаде Тихвинского монастыря в 1613
г.» к шведскому войску, во главе которого стоял Я.П. Делагарди, восемь раз
приложен термин «варяги». Но в большинстве своем они именуются
«немцами» и очень редко «свийскими немцами» из «Свийской
земли«. О самом командующем говорится как о »немецком воеводе»,
да один раз подчеркнуто, что «он латынянин» (105). Краткая редакция
«Сказания» читается в Новгородской третьей летописи краткой редакции,
и в ней воины Делагарди именуются «немцами» и «еллинами».
Летописец заостряет внимание на «еллинской вере» командующего и лишь
в нескольких случаях называет его «свейским воеводой» (106).
Пространная редакция «Сказания» извлечена из рукописи 1658 г.,
написанной в Тихвинском монастыре (107). По оценке С.Ф. Платонова, обе редакции
«Сказания» близки между собой. Краткая, написанная очень просто и
принадлежащая очевидцу осады, переделана в пространной версии «в
риторически напыщенную повесть», где не внесено ничего нового из истории
обороны монастыря, но имеются прибавления из Хронографа 1617 г. и Нового
летописца (около 1630 г.) (108). В последнем, надо отметить, участники осады
обители именуются исключительно «немцами» (109).
В
свете равнозначности терминов «варяги», «немцы» и
«латины», употребляемых в пространной редакции «Сказания»,
выражение «варяги» совершенно лишено в ней качества этнической
атрибуции, в связи с чем под этим именем выступает весьма пестрый по
национальному составу контингент, прибывший в Россию на помощь по условиям
Выборгского договора (1609), а затем начавший войну против своего союзника.
Абсолютную нейтральность термина «варяги» подтверждают также слова
«еллины» и «еллинская вера», прилагаемые в краткой редакции
«Сказании» к войску Делагарди. В «Сказании о Мамаевом побоище»
«еллинами» несколько раз названы татары (они даже говорят на
«еллинском» языке) (110), а один раз применительно к языческому
прошлому так охарактеризованы сами русские (111). Придя на Русь из Византии,
где «еллинами» именовали язычников вообще, на русской почве этот
термин приобрел еще значение «неправославный, нерусский», их
смертельный враг. Исходя из сказанного, а также из того, что в списках
Воскресенской летописи и «Сказания о Мамаевом побоище» (все они
XVI—XVII вв.) «варягами» именуются соответственно половцы и турки (112),
а разные редакции последнего говорят о наличии в войске Ягайло, спешащего на
помощь к Мамаю, «литвы много и варяг и жемоти…» (113), то слово
«варяги» в XV—XVII вв. обозначало как неправославных вообще, так и
врага русских, независимо от того, где тот находился: на Западе или на Востоке.
Давнее
бытование в России термина «варяги» именно в широком значении
зафиксировал в начале XVII в. швед П. Петрей. Интересуясь этносом летописных
варягов и признаваясь, что нигде не может отыскать, к какому народу они
принадлежали, он констатировал: «…Русские называют варягами народы,
соседние Балтийскому морю, например, шведов, финнов, ливонцев, куронов,
пруссов, кашубов, поморян и венедов». Хорошо видно, что перечень народов,
относимых русскими к «варяжским» и включавший шведов, финнов, немцев,
куршей, пруссов и славян южного побережья Балтийского моря (кашубов, поморян,
венедов), Петрем не закончен. В 60-х гг. XVII в. Ю. Крижанич, следуя в русле
той же традиции, что ранее была подмечена Петреем, варягами назвал
восточноприбалтийские народы («от варягов, илити чудов, литовского языка
народов… варяжеский литовский язык…»). В 1730 г. швед Ф.-И. Страленберг
указал, что «варяги есть имя общественное, которым называлися… народы,
обитавшия около Балтийскаго моря» (114). И сделал он свой вывод, также опираясь
на живую традицию, с которой познакомился в России.
Термины
«варяги», «немцы», «римляне», «латины»,
«еллины», увязанные в памятниках со шведами, нельзя, конечно,
понимать в буквальном смысле. Как нельзя видеть в Рюрике одновременно и немца,
и пруса, и римлянина, хотя в латинском переводе «Родословия великих князей
русских», осуществленном в 1576 г. для ознакомления с ним
западноевропейцев, читается, что «приде на Русь из немец, из прус, муж
честен от рода римска царя Августа кесаря, имя ему князь Рюрик» (115). Все
это говорит, что терминология средневековых отечественных памятников,
прилагаемая к европейским и азиатским народам, причем в разных временных
срезах, не так прозрачна, как это может казаться на первый взгляд, и в разное
время она наполнялась разным звучанием, что должно учитываться учеными и что
позволит им избежать при прочтении источников модификаций и тенденциозности. Их
правильному прочтению мешают вместе с тем и ложные стереотипы, являющиеся
питательной средой для многих заблуждений.
Список литературы
1.
Сборник Русского исторического общества (Сб.РИО). Т.129. СПб., 1910. С.238.
2.
Древняя Российская Вивлиофика. М., 1773. Август. С.110-141 (рассматриваемый
фрагмент расположен на с.133-134).
3.
Latvakangas A. Riksgrundarna. Varjagproblemet i Sverige frеn runinskrifter till
enhetlig historisk tolkning. Turku, 1995. S.127.
4.
Карамзин Н.М. История государства Российского. Т.IХ. СПб., 1821. С.219.
5.
Кunik Е. Die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slawen.
Bd.I. St.-Petersburg, 1844. S.113-114; Томсен В. Начало Русского государства.
М., 1891. С.101.
6.
Kunik E. Op. cit. S.114-115; Дополнения А.А.Куника // Дорн Б. Каспий. СПб.,
1876. С.430; Замечания А.Куника. (По поводу критики г. Фортинского). СПб.,
1878. С.2-3.
7.
Лекции по историографии профессора Бестужева-Рюмина за 1881ѕ1882 года. СПб.,
[б.г.]. С.6.
8.
Гедеонов С.А. Варяги и Русь. Историческое исследование. Ч.2. СПб., 1876.
Примеч.48.
9.
Кузьмин А.Г. Об этнической природе варягов (к постановке проблемы) // Вопросы
истории (ВИ). 1974. № 11. С.58-59; Откуда есть пошла Русская земля. Века VIѕХ /
Сост., предисл., введ. к документ., коммент. А.Г.Кузьмина. Кн.2. М., 1986.
С.584, 654.
10.
Кузьмин А.Г. История России с древнейших времен до 1618 г. Кн.1. М., 2003.
С.90; он же. Начало Руси. Тайны рождения русского народа. М., 2003. С.220-221;
Славяне и Русь: Проблемы и идеи. Концепции, рожденные трехвековой полемикой, в
хрестоматийном изложении / Сост. А.Г.Кузьмин. М., 1998. С.214.
11.
Latvakangas A. Op. cit. S.127.
12.
Дьяконов М. Власть московских государей. Очерки из истории политических идей
древней Руси до конца ХVI века. СПб., 1889. С.156, 158-160; Откуда есть пошла
Русская земля. Кн.2. С.24.
13.
Дьяконов М. Указ. соч. С.150; Пронштейн А.П. Великий Новгород в XVI в. Харьков,
1957. С.13, 206-208; Хорошкевич А.Л. Русское государство в системе
международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980. С.167-168.
14.
Сб.РИО. Т.129. С.207; Послания Ивана Грозного / Подгот. текста Д.С.Лихачева и
Я.С.Лурье. Перевод и комм. Я.С.Лурье. М., Л., 1951. С.622, примеч.3.
15.
Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т.XIII. Ч.2. СПб., 1906. С.369.
16.
Сб.РИО. Т.129. С.228-229; Послания Ивана Грозного. С.145, примеч.3 на
с.617-618; Карамзин Н.М. Указ. соч. Т.IX. Примеч.398; Иван Грозный / Под ред.
С.В.Перевезенцева / Сост. Д.В.Ермашов, С.В.Перевезенцев, В.В.Фомин. М., 2002.
С.126.
17.
Сб.РИО. Т.129. С.213; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн.3.
Т.5-6. М., 1993. С.670, 672.
18.
Далин О. История шведского государства. Ч.3. Т.2. Кн.1. СПб., 1807. С.44-45;
Андерссон И. История Швеции. М., 1951. С.161.
19.
Сб.РИО. Т.59. СПб., 1887. С.535-536.
20.
Там же. Т.71. СПб., 1892. С.721.
21.
Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544—1648). Борьба из-за
Ливонии. Т.I. СПб., 1893. С.650.
22.
ПСРЛ. Т.XIII. Ч.2. С.407; Соловьев С.М. История России… Кн.3. Т.5-6. С.616-617;
Похлебкин В.В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах
и фактах. IХ—ХХ вв. Вып.2. Войны и мирные договоры. Кн.I: Европа и Америка.
Справочник. М., 1995. С.163-165.
23.
Карамзин Н.М. Указ. соч. Т.IХ. С.126.
24.
Там же. Т.IХ. С.123.
25.
Сб.РИО. Т.129. С.232; Карамзин Н.М. Указ. соч. Т.IX. С.192, примеч.374;
Соловьев С.М. История России… Кн.3. Т.5-6. С.617, 670, 672.
26.
Сб.РИО. Т.129. С.232; Иван Грозный. С.127.
27.
Сб.РИО. Т.129. С.228; Далин О. Указ. соч. С.40.
28.
Сб.РИО. Т.129. С.207.
29.
Карамзин Н.М. Указ. соч. Т.IХ. С.217-218.
30.
Магнус Эрикссон в 1319 г. был избран на шведский престол. В договоре между
Россией и Швецией 1537 г. Магнус титулуется князем не только в русском, но и в
латинском тексте договора («dux») (Послания Ивана Грозного. С.627,
примеч.14). В летописях же он именуется королем. Королем его назвал царь в
послании к Юхану III в октябре 1571 г. (Иван Грозный. С.127).
31.
Сб.РИО. Т.129. С.234, 236-237.
32.
Магнус Эрикссон в 1323 г. заключил с Новгородом Ореховецкий договор.
33.
Иван Грозный. С.123.
34.
Энциклопедический словарь / Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Т.XXVIII. СПб., 1895.
С.542.
35.
Ковалевский С.Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М.,
1977. С.23-24.
36.
Форстен Г.В. Борьба из-за господства на Балтийском море в XV и XVI столетиях.
СПб., 1884. Примеч.2 на с.256, примеч.1 на с.257; История Швеции. М., 1974.
С.78, 81.
37.
Иван Грозный. С.126.
38.
Sweden Riksarkivet. Muscovitica 671. Письмо Юхана III Ивану IV. 31 июля 1572
года. Л.45.
39.
Сб.РИО. Т.59. С.582; там же. Т.129. С.60, 65, 70, 86.
40.
Соловьев С.М. История России… Кн.3. Т.5-6. С.524.
41.
Бумаги Флорентийского центрального архива, касающиеся до России. Ч.II. М.,
1871. С.257, 261-262.
42.
Сб.РИО. Т.129. С.290.
43.
Соловьев С.М. История России… Кн.5. Т.9-10. М., 1995. С.87.
44.
Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т.6. М., Л., 1952. С.36, 65-66, 203-204, 293,
295.
45.
Соловьев С.М. Писатели русской истории // Он же. Сочинения. Кн.XVI. М., 1995.
С.224; он же. История России… Кн.1. Т.1-2. М., 1993. С.87-88, 100, 198,
250-253, 276, примеч.142, 147, 148 к т.1.
46.
Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // ВИ.
1970. № 10. С.31-32, 34, 37; он же. Об этнической природе варягов… С.56-57; он
же. Падение Перуна. М., 1988. С.155-156; он же. Об этнониме «варяги»
// Дискуссионные проблемы отечественной истории. Арзамас, 1994. С.7-9; он же.
История России… С.88-90; он же. Начало Руси. С.187, 203-222, 236-242; Откуда
есть пошла Русская земля. Кн.1. М., 1986. С.696-697; там же. Кн.2. С.26,
582-583, 588; Славяне и Русь. С.287, 290, 433, примеч.38 на с.412.
47.
Фомин В.В. Запад и западноевропейцы в русской письменной традиции (XѕXVIII вв.)
// Копелевские чтения 1999. Россия и Германия: диалог культур. Липецк, 2000.
С.85-92; он же. Наименование западноевропейцев в ранних русских источниках //
Вехи минувшего. Ученые записки исторического факультета ЛГПУ. Вып.2. Липецк,
2000. С.214-227; он же. Норманская проблема в западноевропейской историографии
XVII века // Сб.РИО. Т.4 (152). М., 2002. С.312-313.
48.
Летопись по Лаврентьевскому списку (ЛЛ). СПб., 1897. С.18-19.
49.
Фомин В.В. Запад и западноевропейцы… С.87-88; он же. Наименование
западноевропейцев… С.218-221.
50.
ПСРЛ. Т.V. Вып.1. СПб., 1851. С.88; там же. Т.15. М., 1965. Стб.13, 29-30, 142;
там же. Т.33. М., 1977. С.13; Псковские летописи (ПЛ). Вып.1. М., Л., 1941.
С.8; там же. Вып.2. М., 1955. С.73.
51.
ПСРЛ. Т.15. Вып.1. М., 1965. Стб.15.
52.
ЛЛ. С.83; ПСРЛ. Т.2. М., 1962. Стб.72.
53.
Шлецер. Нестор. Ч.I. СПб., 1809. С.104-105, 317-318, 330, 335, 344, 421; он же.
Там же. Ч.II. СПб., 1816. С.167, 188.
54.
Записки капитана Филиппа Иоганна Страленберга об истории и географии Российской
империи Петра Великого. Северная и восточная часть Европы и Азии. Ч.1. М., Л.,
1985. С.159, примеч.А; Мыльников А.С. Картина славянского мира: взгляд из
Восточной Европы. Представление об этнической номинации и этничности XVI ѕ
начала XVIII века. СПб., 1999. С.287.
55.
Лерберг А.Х. Исследования, служащие к объяснению древней русской истории. СПб.,
1819. С.214, примеч.1 на с.144; Погодин М.П. О происхождении Руси.
Историко-критическое рассуждение. М., 1825. С.43-45; он же. Исследования,
замечания и лекции о русской истории. Т.2. М., 1846. С.33-34, 38, 98-102, 110,
214; Кunik Е. Op. cit. S.114, anm.*; Грушевський М.С. Iсторiя Украiни-Руси.
Т.1. Львив, 1904. С.579; Шахматов А.А. Сказание о призвании варягов. СПб.,
1904. С.47; и др.
56.
Эверс Г. Предварительные критические исследования для российской истории.
Кн.1-2. М., 1826. С.68-69; Карамзин Н.М. Указ. соч. Т.I. СПб., 1818. Примеч.42;
он же. Там же. Т.II. СПб., 1818. Примеч.64.
57.
Фомин В.В. Наименование западноевропейцев… С.214-227.
58.
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (НПЛ). М., Л., 1950.
С.39, 132-134, 148-149, 183.
59.
Там же. С.66, 72-73, 77-78, 80, 86-88, 98, 258, 261, 264, 272, 282-283,
294-297, 307, 316, 318-319, 329, 341, 346, 354-356, 362, 368-371, 374, 378,
383-384, 399-404, 408, 412, 423-425.
60.
Там же. С.52, 61, 74, 78, 86, 251, 263, 285, 295, 316.
61.
Там же. С.356, 370, 378, 399-401, 404, 412, 424.
62.
Там же. С. 93-96, 325, 333-335, 337-339, 348, 361-362, 374, 385, 387, 389.
63.
Там же. С.26, 31, 77, 81, 91, 97, 212, 218-219, 291, 304, 308, 327-328, 330,
339, 348-350, 359-362, 387, 402-403.
64.
Там же. С.81, 93, 230, 309, 327, 333, 361-362.
65.
ПСРЛ. Т.V. Вып.1. С.197-198.
66.
ПЛ. Вып.1. С.101, 117, 124.
67.
НПЛ. С.46, 47, 71, 74, 86, 241, 243, 280, 285, 316, 368, 384.
68.
Там же. С.360-361; Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IХѕХIV вв. //
Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1978 год.
М., 1978. С.127.
69.
Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою
экспедициею императорской Академии наук (ААЭ). Т.1. СПб., 1836. С.351, 410-411.
70.
Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографическою
комиссиею. Т.1. СПб., 1846. С.213-214.
71.
Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной
коллегии иностранных дел (СГГД). Ч.2. М., 1819. С.358, 372; ААЭ. Т.2. СПб.,
1836. С.219, 226, 248; Акты XIIIѕXVII вв. представленные в Разрядный приказ
представителями служилых фамилий после отмены местничества / Собрал и издал А.
Юшков. Ч.I. М., 1898. С.318.
72.
ААЭ. Т.2. С.316-317.
73.
СГГД. Ч.3. М., 1822. С.306, 338-339.
74.
Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т.3. СПб.,
1841. С.331.
75.
Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными.
Т.I. СПб., 1883. С.183, 226, 422.
76.
Фомин В.В. Запад и западноевропейцы… С.91-92; он же. Наименование
западноевропейцев… С.220-223.
77.
ПСРЛ. Т.15. Стб.347.
78.
НПЛ. С.348-349.
79.
Щербачев Ю.Н. Копенгагенские акты, относящиеся к русской истории. Вып.1.
1326—1569 гг. // Чтения в Обществе истории и древностей российских при
Московском университете (ЧОИДР). Кн.4. М., 1915. С.290-291, 314.
80.
Флетчер Д. О государстве Русском. СПб., 1905. С.19.
81.
Щербачев Ю.Н. Указ. соч. Вып.2. 1570—1575 гг. // ЧОИДР. Кн.2. М., 1916.
С.32-33, 34.
82.
Карамзин Н.М. Указ. соч. Т.IX. С. 171, примеч. 166.
83.
Там же. С.91, 172.
84.
Шлецер. Указ. соч. Ч.1. С.280-281; Иконников В.С. Опыт русской историографии.
Т.2. Кн.1. Киев, 1908. С.66; он же. Там же. Т.2. Кн.2. Киев, 1908. С.1402.
85.
Виноградов А.В. Внешняя политика Ивана Грозного // История внешней политики
России. Конец XVѕXVII век. (От свержения ордынского ига до Северной войны). М.,
1999. С.189.
86.
Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских. М. Л., 1955. С.162.
87.
Загоскин Н.П. Очерки организации и происхождения служилого сословия в
допетровской Руси. Казань, 1877. С.177-179; Иловайский Д.И. Вторая
дополнительная полемика по вопросам варяго-русскому и болгаро-гуннскому. М.,
1902. С.34-35.
88.
Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С.60.
89.
Там же. С.53, примеч.б-б.
90.
Adelung F. Siegmund Freiherr von Herberstein. St.-Petersburg, 1818. S.30-32,
36.
91.
Зерцало историческое государей Российских // Древняя Российская Вивлиофика.
СПб., 1891. С.29, 51.
92.
Marmier X. Lettres sur le Nord. T.I. Paris, 1840. P.30-31.
93.
ЛЛ. С.5.
94.
Кузьмин А.Г. Русь в современной исторической науке // Тысячелетие крещения
Руси. Международная церковно-историческая конференция. Киев, 21-28 июля 1986
года. Материалы. М., 1988. С.92-93; он же. Падение Перуна. С.129-136; он же.
История России… С.93-96.
95.
Гедеонов С.А. Указ. соч. Ч.1. СПб., 1876. С.82; Никольский Н.К. Повесть
временных лет как источник для истории начального периода русской письменности
и культуры. К вопросу о древнейшем русском летописании. Вып.1. Л., 1930. С.16.
96.
Карамзин Н.М. Указ. соч. Т.IX. С.90; Лихачев Д.С. Стиль произведений Грозного и
стиль произведений Курбского // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским.
М., 1981. С.186-187; Шмидт С.О. Российское государство в середине ХVI столетия.
М., 1984. 135, 157..
97.
Кузьмин А.Г. Облик современного норманизма. С. 248.
98.
Погодин М.П. О происхождении Руси. С.48; Kunik E. Op. cit. S.110-118;
Дополнения А.А.Куника. С.430; Томсен В. Указ. соч. С.101; Latvakangas A. Op.
cit. S.132; Петрухин В.Я. Легенда о призвании варягов в средневековой книжности
и дипломатии // Норна у источника Судьбы / Под ред. Т.Н.Джаксон. Сборник статей
в честь Е.А.Мельниковой. М., 2001. С.300.
99.
ПСРЛ. Т.V. Вып.1. С.177-178.
100.
ПСРЛ. Т.VIII. СПб., 1859. С.147; там же. Т.10. М., 1965. С.121; там же. Т.15.
Стб.378.
101.
ЛЛ. С.454, 456; ПЛ. Вып.2. М., 1955. С.11-12.
102.
ПСРЛ. Т.15. Вып.1. Стб.29; там же. Т.31. М., 1968. С.72; ПЛ. Вып.1. С.13,
117-118; там же. Вып.2. С.80.
103.
НПЛ. С.468; Лихачев Н.П. Разрядные дьяки ХVI века. Опыт исторического
исследования. СПб., 1888. С.379.
104.
Библиотека Российской Академии наук (БАН). Отдел рукописей. 21.6.13. Л.36об 37;
Российская национальная библиотека (РНБ). Отдел рукописей. F.IV.888. Л.65-66;
Эрмитажн. собр. № 444. Л.66об 67об; Собр. Погодина. № 1474. Л.42-42об;
F.XVII.22. Л.75-76.
105.
ПСРЛ. Т.III. СПб., 1841. С.283-305.
106.
Там же. С.267-273; БАН. Успенск. № 210. Л.83об 89об; 32.3.16. Л.253-268об; РНБ.
Собр. Титова. 3250. Л.170-184об; Собр. Погодина. № 1416. Л.172-181; Q.IV.78.
Л.145об 153об; Российский государственный архив древних актов. Рукописный отдел
библиотеки Моск. главн. архива МИДа. Ф.181, 1161. Л.207-219.
107.
ПСРЛ. Т.III. С.206; Тихвинские монастыри. Т.III. СПб., 1854. С.32, примеч.х;
Новгородские летописи. СПб., 1879. С.XX-XXI.
108.
Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века, как
исторический источник. СПб., 1913. С.426-427.
109.
ПСРЛ. Т.14. Кн.1. М., 1965. С.132.
110.
Повести о Куликовской битве. М., 1959. С.43, 44, 49, 55, 64, 71, 79-80, 64, 89,
103, 111, 112, 119, 129, 143, 150, 190, 197; Памятники Куликовского цикла.
СПб., 1998. С.137, 172, 226, 229, 241, 244, 247, 253, 257, 281, 288.
111.
Повести о Куликовской битве. С.50, 124, 174; Памятники Куликовского цикла.
С.148, 231, 264.
112.
ПСРЛ. Т.VII. СПб., 1856. С.334, примеч.г; Повести о Куликовской битве. С.93;
Памятники Куликовского цикла. С.163.
113.
Повести о Куликовской битве. С.58, 92; Памятники Куликовского цикла. С.161,
236; ПСРЛ. Т.11. М., 1965. С.55.
114.
Петрей П. История о великом княжестве Московском. М., 1867. С.90; Крижанич Ю.
Экономические и политические его взгляды. СПб., 1914. С.109; Записки капитана
Филиппа Иоганна Страленберга об истории и географии Российской империи Петра
Великого. Северная и восточная часть Европы и Азии. Ч.1. М., Л., 1985. С.75,
примеч.2 на с.73.
115.
Жданов И.Н. Былевой эпос. Исследования и материалы. СПб., 1895. С.115.