Чураков Д. О. 

Среди
прочих государственных образований времени гражданской войны интерес историков
привлекают режимы, в которых у власти стояли представители так называемой третьей
силы (1). Но политика таких правительств изучена существенно хуже, чем
деятельность и большевистского и белых правительств.

Одно
из таких правительств властвовало на обширной территории в самом центре России
— на Урале, где в 1918 г. произошло крупнейшее за всю советскую историю
антибольшевистское восстание рабочих. Центром восстания был Ижевск — один из
важнейших промышленных центров страны. Установленный там режим пытался найти
особый, «третий путь» в революции и гражданской войне, лишенный
крайностей как большевистской, так и правой военной диктатуры. Изучение
Ижевского антибольшевистского рабочего восстания может многое прояснить и в
природе пришедшей к власти Ижевске «третьей силы», и в
закономерностях развития гражданской войны в целом.

Первыми
об этих событиях написали их непосредственные участники, сражавшиеся по разные
стороны фронта. В своих работах они как бы продолжали свое противоборство —
теперь уже при помощи пера и бумаги. На страницах советских изданий с
«разоблачением» «демократической контрреволюции» в Ижевске
вскоре после окончания гражданской войны выступили несколько большевистских
деятелей. Первостепенное внимание они уделили анализу «антисоветской
деятельности» местной социалистической оппозиции в Прикамье, а так же
проблемам белого террора (2). Со своей стороны, эмигрантские авторы в своих
работах об Ижевском восстании много писали о большевистской тирании и тяготах
комиссародержавия, которые, по их убеждению, и стали причиной восстания
ижевских рабочих (3). Литература того времени, несмотря на свою
содержательность, изобилует идеологическими штампами и ярлыками, искажающими
действительность, уводящими от сути происшедшего.

Но
и когда за дело взялись профессиональные историки, ситуация коренным образом не
переменилась. Несколько интересных, новаторских работ, написанных за последнее
время, с объективистских позиций, пока выглядят скорее исключением, чем
правилом (4). Как отмечает И.В. Нарский, историки кризисных эпох чаще других
подпадают под обаяние изучаемых ими людей и событий (5). В данном случае это
проявилось в том, что российские и зарубежные авторы в своих работах
заимствовали не только аргументы, но и язык героев своих исследований. Отсюда
проистекали «кулацкий мятеж», «бело-учредиловцы»,
«белые банды», а так же «интернационалистский сброд»,
«красные палачи» и многое другое (6).
					








Дискуссии
о событиях Ижевского восстания сохраняют свой драматизм и по сей день. С
феноменом живого общественного интереса к событиям далекого 1918 г. мне
пришлось столкнуться непосредственно, когда работал в Ижевске в местных
архивах. Стараниями К.И. Куликова, еще в 1970-е годы пытавшегося восстановить
правду об Ижевском восстании, несколько лет назад в городском краеведческом
музее была открыта диорама. Казалось бы, жителям города была возвращена часть
их богатейшей истории. Но это послужило поводом для сугубо идеологических
выступлений в местной печати нескольких краеведов. Самым принципиальным
вопросом в газетной дискуссии оказался вопрос о том, называть ли происшедшее в
Ижевске восстанием или мятежом (7). Между тем перед историками, изучающими
развитие революции и гражданской войны в Прикамье, до сих пор стоит немало
действительно важных, нерешенных проблем, требующих поисков в архивах и
размышлений.

К
числу наиболее спорных относится такой ключевой вопрос, как социальная база
Ижевского восстания. Существующие на этот счет в литературе оценки в
большинстве не столько проясняют, сколько запутывают ситуацию: эмигрантская
историография старалась представить Ижевское восстание делом рук одних только
рабочих, советские же авторы затушевывали их участие в восстании. До сих пор не
изучен вопрос об эволюции повстанческой власти, ее форм. Даже в самых
обстоятельных работах встречаются неточности и заблуждения на этот счет. В
частности, мемуаристы и историки выделяют лишь два этапа в развитии
повстанческих органов управления: советский и учредиловский, тогда как на самом
деле их было три. Слабо изучена внутренняя, гражданская политика ижевских
социалистов, возглавлявших повстанческую власть в городе от первого до
последнего дня восстания. Такие вопросы, как рабочая политика ижевцев,
рассмотрены в литературе тенденциозно и нуждаются в переосмыслении.

В
заводском поселке Ижевске (Сарапульский уезд Вятской губернии) насчитывалось
около 50 тыс. человек. Прославился Ижевск своим оружейным заводом — одним из
старейших предприятий России. Основателем Ижевского завода считается мастер
А.Ф. Дерябин. В середине XVIII в. он построил небольшой железоделательный
завод, из которого и вырос крупнейший завод старой России, где к 1917 г.
работало свыше 30 тыс. человек. История завода и прежде складывалась непросто.
В 1774 г. он был почти полностью разрушен. Рабочие завода присоединились к
восстанию и разделили участь многих сподвижников Пугачева. В 1807 г. завод
начал производить ружья, а с 1837 г. — высокопрочные сорта стали. Ижевский
завод был одним из трех заводов (наряду с Тульским и Сестрорецким), снабжавших
армию винтовками системы С.И. Мосина. Перед первой мировой войной в Ижевске
изготовлялось в год до 150 тыс. винтовок и еще около 350 тыс. стволов для
других оружейных заводов. По соседству располагался Боткинский завод, рабочие
которого в августе 1918 г. вместе с ижевцами поднялись на восстание против
большевистского правления в Прикамье.

В
Ижевске и Воткинске исстари складывался особый уклад жизни рабочих. На этих
заводах основное ядро составляли потомственные кадровые рабочие. Для воспитания
новых поколений рабочих в Ижевске существовали не только начальные школы, но и
ремесленные, где можно было получить навыки рабочей профессии. По достижении 56
лет рабочий мог уйти на покой и получать пожизненную государственную пенсию.
Были развиты различные формы социального страхования. Рабочие получали пособия
при несчастных случаях и больничные выплаты, составлявшие до половины оклада.
На заводе существовала бесплатная медицинская помощь, как для самих рабочих,
так и для их семей.

Материальный
достаток рабочих Ижевска основывался не только на промышленном труде.
Значительная часть рабочих имела земельные наделы, свой сад, огород, луговые
угодья. Часто рабочие держали лошадь, корову, а то и двух, домашнюю птицу. По
свидетельству современников, рабочий не знал, что такое покупать молоко, яйца
или овощи — все это он получал из своего хозяйства. Дополнительный доход
некоторые рабочие получали, сдавая часть своего жилья в наем. В массе своей
старожилы Ижевского завода были религиозны, законопослушны, жили интересами
своего крохотного хозяйствах.

Февральская
революция всколыхнула провинциальный уклад жизни. Началось строительство
партийных организаций. В первое время после Февраля большевистская организация
Ижевска входила в объединенную с меньшевиками социал-демократическую
организацию. Однако постепенно разногласия между двумя течениями усиливались, а
4 мая 1917 г. произошел окончательный разрыв. Первоначально в группу
большевиков объединилось лишь 36 человек (9). На своем совместном заседании
меньшевики и правые эсеры 6 мая постановили Красную гвардию на Ижевском заводе
не создавать. Вместо нее предполагалось организовать общегражданскую милицию.
Однако большевики и особенно их союзники слева эсеры-максималисты пренебрегли
принятым решением и осенью в Ижевске действовал один из наиболее мощных и
боевых отрядов Красной гвардии на Урале. Его бойцы устанавливали власть Советов
не только у себя в городе, но и в других заводских поселках Прикамья. Между
большевиками и максималистами в Ижевске отношения были далекими от идиллии.
Существовавшие между ними разногласия в апреле 1918г. привели даже к
вооруженному конфликту. Только с помощью отряда матросов, прибывших в Ижевск из
Казани, максималисты были разоружены. Наиболее активные участники конфликта
были взяты под стражу (10).

В
результате упорной политической борьбы, столкновений и компромиссов
весной—летом 1918г. в Ижевске окончательно сложились два политических блока.
Меньшевики и эсеры составили правую коалицию. Правая коалиция выступала против
власти Советов. Их лозунгом становится Учредительное собрание. Основу левой
коалиции составляли большевики и максималисты (11). И большевики и максималисты
твердо стояли на платформе Советской власти. Однако недавние столкновения между
двумя левыми партиями не прошли для них даром. Организация большевиков в
апреле-мае сократилась с 1700 до 250 членов. Кроме того, союз с максималистами
подталкивал ижевских большевиков к проведению многих левацких мероприятий,
непопулярных среди рабочих. И заводское население и, в еще большей степени,
жители прилегающих к Ижевску деревень были недовольны мероприятиями большевиков
в области земельной и аграрной политики (12).

К
маю 1918 г. правым социалистам окончательно удалось перехватить инициативу.
Свою критику политики большевиков блок эсеров и меньшевиков резко активизировал
после прошедшего в Москве в середине мая 1918 г. VIII Совета партии эсеров. На
нем было принято решение начать вооруженную борьбу с большевиками (13).

Эмиссары
ЦК ПСР устремились в разные города на востоке страны. Не был обделен вниманием
и Ижевск. Здесь летом 1918 г. побывали члены эсеровского ЦК Н.Н. Иванов и И.И.
Тетеркин (14). Позиции противников Советской власти в Ижевске существенно
усилились в результате перехода на их сторону городского союза фронтовиков
(15). В союзе фронтовиков объединялись солдаты и офицеры — участники первой
мировой войны. Первоначально союз занимался социальной поддержкой своих членов,
но постепенно втянулся в политическую борьбу на стороне эсеро-меньшевистского
блока. Хотя формально у руководства союза стояли рядовые солдаты и унтера,
реально его деятельность направлялась активным офицерским ядром, настроенным
еще более враждебно к большевикам, чем официальная правосоциалистическая
оппозиция. Дважды на перевыборах ижевского совета большевики потерпели
поражение: в конце мая и в конце июня. И если в мае ситуацию им удалось
разрешить мирно, то в июне ижевские большевики при помощи прибывших из Казани
подкреплений разогнали городской совет и арестовали около ста депутатов нового
совета, лидеров оппозиционных партий и организаций (16). Власть перешла
первоначально к новому исполкому, в котором преобладали большевики и
максималисты, а затем к ижевскому военно-революционному штабу во главе с
большевиком С.И. Холмогоровым (17).

Ижевские
большевики неоднократно информировали центр о положении в городе. В частности,
заместитель председателя ижевского исполкома Холмогоров предостерегал Наркомат
внутренних дел, что если на Ижевский завод не обратить самое серьезное
внимание, то создастся серьезная угроза: Ижевск — город оружейников, и
произведенное в нем оружие перейдет в руки антисоветских сил (18). Но
предостережения услышаны не были. Наоборот, после падения Казани командование
провело в Ижевске всеобщую мобилизацию и последние силы ижевских коммунистов
были отправлены на чехословацкий фронт. Вместе с большевиками на борьбу с
мятежом чехосло-ваков выступили и максималисты. В городе оставалось лишь
несколько десятков красноармейцев и милиционеров. Этот момент и был избран
антисоветской оппозицией для переворота (19).

Ударной
силой мятежа являлся союз фронтовиков. Насчитывая примерно 4 тыс. членов, у
многих из которых имелось припрятанное оружие, союз фронтовиков являлся
реальной политической силой. Однако восстание вряд ли победило бы, если бы иную
позицию заняли рабочие завода. Большинство из них проявило пассивность,
нейтральность по отношению и к большевикам и к лидерам восстания. Уставшие от
нескольких месяцев потрясений, они больше заботились о благополучии своих
семей, чем об организации власти. Как сказал один из ижевских рабочих (Е.Д.
Соболев), «я беспартийный, и мне все равно — та власть или другая»
(20). Вместе с тем немалое количество рабочих не только поддержало восстание,
но и приняло в нем активное участие. Задолго до Кронштадтского восстания 1921
г. ижевские рабочие выдвинули лозунг, который потом стал символом
демократического сопротивления большевизму: власть советам, а не партии (21).
Уже 8 августа 1918 г. власть в городе перешла в руки повстанцев. Вскоре, 17
августа, ижевцы заняли Воткинск, где их тоже  поддержали местные рабочие и Боткинский союз
фронтовиков, а 30 августа они овладели уездным городом Сарапулом (22).

Первое,
с чем столкнулись повстанцы после своей победы, была необходимость организации
власти. Этот процесс в Ижевске имел важные особенности в сравнении, например, с
Самарой, на короткое время ставшей столицей небольшевистской России, а так же с
многими другими мятежными территориями, сбросившими летом 1918 г.
большевистский режим. Прежде всего, в Ижевске поражение большевикам нанесли не
чехословацкие штыки, как почти повсеместно на востоке страны, а местное
коренное заводское население. И это имело свои важные последствия. Один из
военных лидеров повстанцев полковник Д.И. Федичкин начальные шаги в этом
направлении описывал так: «По окончании расстрелов (речь идет о расправе,
учиненной в день восстания над большевиками. — Д. Ч.) в Ижевске водворилась
тишина. Гражданская власть в городе, бывшая до сих пор в руках большевиков,
теперь перешла в руки Ижевского совета рабочих депутатов» (23). Федичкин
имел в виду тот состав городского совета, который всего три недели назад был
разогнан большевиками и максималистами.

В
соответствии с намеченным планом и достигнутыми договоренностями, обновились
исполком Ижевского совета и его президиум. Членами нового президиума стали
меньшевик Б.Н. Куценко, местный торговец Тюлькин, Санников и Горев. Кроме них в
состав президиума вошли бывший член Учредительного собрания от Вятской губернии
эсер В.И. Бузанов, а так же председатель союза фронтовиков Ижевска С.И.
Солдатов. При этом Бузанов был привлечен к работе совета по настоянию не только
исполкома, но и штаба, образованного союзом фронтовиков (24). Позже было
объявлено о перевыборах совета, к участию в которых ни большевики, ни
максималисты, ни анархисты не были допущены. Сами выборы проходили «по
знаменитой системе четыреххвостки», — то есть по той же схеме, что и
выборы в Учредительное собрание (25).

Восстановление
власти совета в Ижевске произошло уже после того, как на других
антибольшевистских территориях оказались реставрированы
«учредиловские» и дооктябрьские гражданские институты. Власть
Ижевского совета была, конечно, далеко не полной — за его спиной с самого
начала стоял штаб союза фронтовиков, а затем штаб Народной армии. В еще большей
зависимости от военных властей оказался Боткинский совет, исполком которого
принимал многие решения по предписаниям начальника воткинского штаба Г.Н.
Юрьева (26). Тем не менее зависимость повстанческого руководства от требования
рабочих «Власть совету, а не партии» следует признать второй
важнейшей чертой событий лета 1918 г. в Прикамье: практически везде в это время
свержение большевиков сопровождалось свержением и Советской власти, тогда как в
Ижевске, наоборот, свержение большевиков привело к кратковременной реанимации
власти совета.

Такое
положение не могло не быть промежуточным, хотя бы уже потому, что существование
центрального антибольшевистского правительства в Самаре предполагало унификацию
органов власти в подвластных ему регионах. Поэтому период, когда в Ижевске была
восстановлена власть демократически выбранного рабочего совета, оказался
непродолжительным. Уже в день присоединения к восстанию Воткинска, 17 августа,
Ижевский совет передал гражданскую власть органу, получившему название
Прикамского комитета членов Учредительного собрания. В обстоятельствах передачи
власти Прикамскому комитету много неясного, однако общая канва событий видна из
некоторых косвенных свидетельств. Еще в дни формирования нового совета штаб
восстания вел переговоры с Бузановым о создании твердой антибольшевистской
власти. Полковник А.А. Власов и капитан Н.Я. Цыганов предложили Бузанову
сформировать комитет Учредительного собрания наподобие Самарского либо, как
единственному члену Учредительного собрания на территории восстания, взять
верховную власть на себя. Бузанов от персональной ответственности за ход
восстания наотрез отказался, но о создании некого коллегиального органа обещал
поставить вопрос на собрании ГК ПСР. Совещание Власова, Цыганова и Бузанова
было частным и нигде не фиксировалось. Обещанного Бузановым заседания
эсеровского городского комитета собрать, впрочем, не удалось. Но Бузанов сумел
лично переговорить с некоторыми членами комитета и заручиться их согласием.

Прикамский
Комуч повторял в миниатюре Самарский Комуч и считал себя его местной
структурой. Было объявлено, что город Ижевск считается территорией, находящейся
под «властью комитета Всероссийского учредительного собрания, временно
находящегося в городе Самаре«. Декларировалось, что »все гражданские
и военные власти в Ижевске признают названный комитет единственной и законной
верховной властью в России и считают себя в полном и беспрекословном к нему
подчинении». Комитет располагался в Ижевске. В Воткинск и Сарапул, также
подконтрольные повстанцам, назначались особоуполномоченные на правах
комиссаров. При комитете было образовано агитационно-просветительское бюро,
сразу после своего возникновения обратившееся к населению с призывом встать на
защиту «завоеваний февральской революции и Учредительного собрания».
Провозглашалось, что организуемый орган местной власти в Ижевске будет
действовать «в интересах обеспечения всех гражданских свобод и истинного народовластия»
(27).

Новые
органы власти создавались и в других занятых повстанцами населенных пунктах. В
Воткинске переход власти к Прикамскому комитету членов Учредительного собрания
был оформлен с опорой на общественное мнение. В городе было проведено специальное
собрание граждан, на котором заслушивался вопрос об организации власти. Ораторы
доказывали насильственный характер установления всевластия советов в октябре
1917 г., подчеркивая, что все антибольшевистские восстания в стране в тот
момент происходили под лозунгами Учредительного собрания. Исходя из этого,
собрание сделало вывод, что «наиболее приемлемым и понятным для широких
народных масс в данной конкретной обстановке источником власти является комитет
членов Учредительного собрания, временно пребывающий в Самаре». По итогам
обсуждения была принята резолюция с недвусмысленным заявлением, что
«власть Советов кончилась». Далее провозглашалось, что в самом
Воткинске, так же как и Ижевске, и в их окрестностях, вся полнота власти временно
передается Прикамскому Комучу, представлявшему в крае общероссийскую власть
Самарского комитета членов Учредительного собрания (28).

В
те же дни вопросы организации власти обсуждались в Сарапуле. С началом
восстания он потерял свое прежнее значение уездного административного центра.
Политические решения теперь диктовал Ижевск. 2 сентября в Сарапуле собралась
воссозданная городская дума. Перед ее гласными выступил председатель П.П.
Михайлов, назначенный сюда из Ижевска (29). По его предложению было принято
решение, согласно которому временно власть в городе передавалась городскому
общественному управлению в лице его исполнительного органа — городской управы.
В ее распоряжение должны были поступать все денежные средства, поступающие на
содержание в Сарапуле Народной армии. Но по первому требованию штаба Народной
армии городская управа обязывалась предоставить ему требуемые средства.
Городской управой для изыскания средств избирался особый орган — финансовая
комиссия в составе двух гласных от городской думы (К.Г. Солов и Г.Е. Куликов),
председателя Сарапульской уездной земской управы (С.Ф. Ермолин) и двух
представителей от Центрального фабрично-заводского рабочего комитета Сарапула
(30).

Окончательно
система органов управления в ее республиканском варианте была сформирована в
повстанческом крае к середине сентября. Завершилось оформление и Прикамского
Комуча. Его председателем был Н.И. Евсеев, членами В.И. Бузанов и А.Д. Карякин;
с 9 сентября под документами Комуча начинала появляться подпись К.С. Шулакова
(в связи с этим в некоторых источниках за новым органом власти закрепилось
название «верховной четверки»). Тогда же, 9 сентября повстанческая
власть провела административную реформу с целью упорядочения системы
управления. Принятое в этот день постановление № 4 начиналось с декларации о
том, что «власть советов и их комитетов упраздняется». Сами советы,
по этому постановлению, сохранялись. Вместе с тем их реальная роль низводилась
до уровня сословных пролетарских организаций рабочих и трудового крестьянства.
Восстанавливались дооктябрьские порядки: органами власти становились городские
и земские органы местного самоуправления. Им предписывалось действовать
«на точном основании положений Временного правительства о земском и
городском самоуправлении». В селах, вместо распущенных советов, сельским
сходам предписывалось вплоть «до общего разрешения вопроса о сельском
управлении в общегосударственном масштабе» временно избрать комитет или
одного человека, которые пока могли бы выполнять функции, прежде возлагавшиеся
на сельского старосту. Служащим советских учреждений — «немедленно сдать
свои дела и имеющиеся у них деньги и ценности… местному восстановленному органу
самоуправления». Советским работникам — содействовать восстановлению
органов местного самоуправления. Восстановление земских и городских органов
предполагалось на началах всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного
права. В основу выборов должно было лечь положение Временного правительства о
волостном и уездном земстве. В выборах имели право принимать участие все жители
контролируемых восставшими селений, достигшие двадцатилетнего возраста.

В
постановлении имелось и еще одно важное для Ижевска нововведение:
«Ижевский завод, согласно неоднократно выраженному желанию граждан
Ижевска, признается городом». Преобразование Ижевска в город имело свой
смысл: на него распространялось действие реформы, и он теперь мог иметь свое
городское самоуправление. До избрания городских гласных, в этом звании состояли
гласные Ижевского волостного земства. Ижевская волостная земская управа
преобразовывалась в Ижевскую городскую управу, и ей предоставлялись «все
права и обязанности, предусмотренные городским положением 1915 года и
распоряжением Временного правительства от 29 сентября 1917 года». На
городского голову Ижевска возлагалась обязанность в ближайшее время провести
выборы новых гласных. Положения административной реформы появились в печати 13
сентября и сразу же начали претворяться в жизнь; тем самым окончательно
устранялась советская организация власти.

Однако
действие в крае демократических органов власти продолжалось недолго. Серьезные
передвижки в верхах повстанцев произошли вскоре после роспуска Комуча и
создания 23 сентября Уфимской директории. По решению Уфимского государственного
совещания все местные антибольшевистские правительства передавали свои функции
Директории. Эта судьба постигла и Прикамский Комуч, который подлежал
упразднению. С 14 октября Евсеев приступил к управлению Прикамьем уже в
качестве чрезвычайного уполномоченного Временного Центрального правительства России,
то есть Директории; Шулаков, Бузанов, и Карякин назначались его помощниками
(31). В поселки, находившиеся под властью Ижевска, направлялись особые
уполномоченные Евсеева, в чьих руках теперь сосредоточивалась вся полнота
гражданской власти. Военная же власть по-прежнему принадлежала штабу армии
(32). В таком виде органы власти в Ижевске сохранялись, видимо, вплоть до
вынужденной эвакуации повстанцев за Каму под напором наступающей Красной армии.

Тем
самым, в эволюции повстанческой республики четко выделяются три этапа: период
советской администрации, период общегражданской администрации и период
единоличной власти. Обращает на себя внимание также и тот факт, что гражданская
власть на всех этапах сосуществовала с военной. Притом военная власть изначально
доминировала или по крайней мере была столь же весомой, как и гражданская, лишь
на время уходя в тень. Очевидно, именно такой ход эволюции небольшевистского
режима в Прикамье был предопределен общими условиями гражданской войны, которые
быстро нивелировали некоторую специфику формирования местных органов власти,
проявившуюся в первые недели Ижевского восстания. В те годы и на советских и на
белых территориях демократические институты повсеместно уступали место
авторитарным, а гражданские — военным. Идеологические принципы, которыми
руководствовались правосоциалистические лидеры восстания, в условиях суровой
реальности быстро забывались. Вместе с тем эти принципы если и не смогли
повлиять на формы повстанческой власти, то нашли определенное отражение в ее политике.

В
прошлом изучение политики новых повстанческих властей Ижевска во многом
сводилось к вопросам строительства Прикамской Народной армии, а так же к
террору против большевиков. Такой выбор исследователей определялся не только
идеологическими клише, но и существом вопроса, а так же наличной источниковой
базой: обе эти линии политики повстанческого режима хорошо отражены в
документах. Кроме того, Прикамская Народная армия, впоследствии влившаяся в
колчаковскую армию, стала в ней одной из наиболее боеспособных частей.

Что
же касается режима террора, установившегося в Ижевске, то он действительно
отличался жестокостью даже по тем временам (33). О многочисленных жертвах
писали не только советские авторы, но и сами повстанцы. А.Я. Гутман сообщает о
«сотнях арестованных в импровизированных арестных домах» (34). Помимо
них около 3 тыс. человек содержались под арестом на баржах, приспособленных под
временные тюрьмы. Этих людей называли «баржевиками» (35). В Воткинске
заключенных содержали в доме П.И. Чайковского — для повстанцев он представлял
интерес не как памятник культуры, а как помещение с крепкими стенами и дверями,
пригодное для тюрьмы. Террор распространялся не только на большевиков, но и на
всех сочувствовавших им. Как вспоминал меньшевик А.В. Смирнов, «что бы где
ни сказали или ни сделали в пользу арестованных, даже за передачу и посылку
табаку, и те лица привлекались за сочувствие» (36).

Но
сводить деятельность повстанческого правительства только к военным и
полицейским мероприятиям было бы неверно. Размеренная провинциальная жизнь в
городе не прекращаюсь, и новым его властям приходилось поддерживать и
регулировать ее. Действовали различные гражданские, медицинские учреждения;
продолжалась оживленная религиозная жизнь городских обывателей и рабочих; по торжественным
случаям устраивались крестные ходы. Осенью начали работать учебные заведения.
Новому учебному году было посвящено специальное постановление Временного
Прикамского комитета членов Учредительного собрания, освобождавшее от военной
повинности учителей и учащихся учебных заведений, а так же об освобождении
помещений учебных заведений, временно занятых под военные нужды (37).

Главной
заботой повстанцев становится поддержание производства оружия на Ижевском
заводе. Кроме того, активное участие в восстании части рабочих подразумевало
необходимость для повстанческих властей выработать определенную рабочую
политику. Согласно приказу от 11 августа, в управление заводом вступило новое
правление. В его состав входили, помимо директора-распорядителя Я.И. Каневского,
административно-хозяйственного директора Г.К. Вильма, также и три представителя
рабочих — П.А. Барышников, Г.Ф. Коноваленко, П.Ф. Егоров. В приказе говорилось,
что представители от рабочих вводятся временно — впредь до проведения выборов.

Перевыборы
представителей правления от рабочих сыграли важную роль в укреплении
повстанческой власти. Вместе с тем, они показали рост абсентеизма и равнодушия
среди рабочих. В выборах приняли участие лишь 4137 рабочих, причем 325 человек
опустили незаполненные бюллетени. В члены коллегиального управления Ижевскими
заводами представителями от заводов были избраны Д.П. Крупин (1512 голосов),
В.И. Бузанов (1394 голоса), П.А. Барышников (1291). В последующем, когда
Бузанов стал членом Прикамского Комуча, его место в правлении занял В.Е.
Корепанов, который получил на выборах четвертый результат (288 голосов) (38).

Первоначально
вопросами, связанными с организацией труда, помимо заводской администрации, в
повстанческом крае занимались советы. 30 октября для централизации политики в
рабочем вопросе был учрежден отдел труда непосредственно при чрезвычайном
уполномоченном Евсееве. Заведующим отделом труда был назначен М.Н. Мартынов
(39).

Одновременно
с формированием нового руководства завода шла перестройка управления производством
— взамен порядков, существовавших при большевиках. Был разработан проект
основных положений об управлении артиллерийским заводом. В нем содержались
пункты о правах рабочих представителей в управлении заводом. Избирать их
планировалось «по четырехчленной формуле», то есть на демократической
основе. Однако права представителей рабочих были ограничены в пользу
администрации. В документе, например, специально отмечалось, что «в
мастерских, Хозяйственном комитете, лесничествах, на железных дорогах и прочих
отделах заводов дело должно вестись администрацией за полной ее
ответственностью, вследствие чего все комиссары и коллегии в заводах должны
сдать дела заведующим соответствующих отделов».

С
целью наладить работу предприятий, власти повстанческого края предприняли
несколько популистских мер. В приказе по ижевским оружейному и
сталеделательному заводам № 28 от 5 сентября объявлялось, что за те дни, когда
завод не работал (то есть за 8—10 августа), оплата будет произведена.

Кроме
того, отменялась предельная норма выработки, а все, что рабочие вырабатывали
сверх нормы, должно было оплачиваться дополнительно. Помимо материальных,
действовали и моральные стимулы. В одном из обращений к рабочим Прикамского
комитета членов Учредительного собрания подчеркивалось, что Ижевские заводы
дают «наиболее сильное средство» борьбы с «поработителями
русского народа« »для окончательного торжества народовластия».
«Рабочие, оставшиеся на заводе, — гласило воззвание, — должны помнить, что
только повышая производительность труда, в виде успешного выпуска необходимого
оружия, они этим самым принимают непосредственное участие в спасении нашей
Родины» (40).

Уступая
рабочим, новые власти сохранили ставки оплаты труда, существовавшие при
большевиках. Не были тронуты и декреты Советской власти, касавшиеся условий
работы, решения рабочего вопроса и социальных гарантий — все они оставались в
силе. Как и прежде, Ижевский оружейный завод работал в три смены — по 8 часов
каждая, хотя из интересов обороны можно было бы пойти на увеличение рабочего
дня. Повстанческие власти ограничились лишь тем, что ввели обязательные
сверхурочные работы. Но первоначально это новшество было введено только в
середине октября и распространялось только на мастерские, отстающие «в
подаче необходимых изделий для выпуска винтовок» (41). Многие
экономические мероприятия повстанческого руководства не лишены уравнительных
тенденций, столь характерных для всей русской революции 1917 года. Это
выразилось прежде всего в том, что и командные чины, и солдаты, и рабочие должны
были получать равное денежное довольствие. Прикамский Комуч по этому поводу
принял специальное постановление, требовавшее «всем работающим на заводах,
всем действовавшим против большевиков с оружием в руках и всем городским и
заводским служащим без различия должностей и старшинства — платить всем
одинаковое жалование: 420 рублей в месяц» (42).

После
того как власть в городе перешла к умеренным социалистам, изменилась положение
профсоюзов. Меньшевики, а также примыкавшие к ним в этом вопросе эсеры
выступали за независимость профсоюзов. Вопрос о независимости профсоюзов
обсуждался, в частности, на общем собрании делегатского совета Боткинского
союза металлистов. Выступивший с докладом по этому вопросу видный меньшевик
И.Г. Уповалов осудил практику большевиков, когда профсоюзы допускались к
управлению производством. «Союз превратили не в организацию экономической
или политической борьбы рабочих, а в какое-то правительственное учреждение,
которое ведет борьбу с рабочим классом, а не защищает его интересов», —
подчеркнул он и призвал покончить с подобной практикой. Собрание поддержало
предложенную меньшевиками резолюцию, которая заканчивалась словами: «Мы,
рабочие Боткинского завода, делегаты Союза металлистов, считаем необходимым,
что профессиональный союз должен порвать со всякою властью, откуда бы она ни
происходила, то есть стал нейтральным, и строго и определенно стоял
исключительно на страже интересов рабочего класса в его борьбе с
угнетателями« (43). Последовательно проводя линию »независимости»,
Союз металлистов при случае выступал и против повстанческих властей, подчас
завязывались острые конфликты. Особенно сильными позиции рабочих организаций
были в Сарапуле. Там распоряжения военных властей должны были подтверждать
делегаты от фабзавкомов, без чьей подписи никакие решения не имели законной
силы (44).

По
мере усложнения положения на фронте и в тылу, в проводимой повстанческими
властями рабочей политике возобладали иные подходы. «Этот грозный час
защиты наших интересов требует великого напряжения сил», — читаем в одной
из прокламаций союза фронтовиков, а значит «в настоящий момент нет речи о
всякого рода нормах, охраняющих наш труд в мирное время» (45). Призывы не
оставались только на бумаге. Демократические нормы труда были действительно с
течением времени усечены. Сверхурочные работы стали обязательными. В приказе №
63 председателя правления Ижевского завода от 18 октября по этому поводу
говорилось: «Ввиду невозможности в полной мере возвращения рабочих с
фронта в завод по военным соображениям и крайней необходимости в ружьях, во
всех мастерских на тех переходах, где вырабатывается меньше 1000 изделий,
ввести двухчасовые сверхурочные работы». При этом деньги за сверхурочные
не выплачивались, а числились как задолженность. Не выплачивалась рабочим и
зарплата. На руки им выдавалось в лучшем случае две трети причитающейся суммы,
а остальное удерживались. Когда эта мера вводилась в первой половине сентября,
многими она воспринималась как временная. Но и во второй половине сентября, и в
октябре лучше не стало. В последние дни существования повстанческой республики
в Ижевске принимались драконовские меры в области труда, о чем свидетельствует
приказ по заводу от 28 октября, подписанный главнокомандующим войсками
Прикамского района Юрьевым и директором-распорядителем завода Каневским. Этим
приказом фактически вводилась мобилизация рабочих. Приказ заканчивался суровым
предупреждением: «Неявка на работу будет рассматриваться как неисполнение
боевого приказа» (46). Ужесточилась политика и в отношении рабочих организаций.
Лидер Боткинского Союза металлистов А.К. Малков за свою позицию, неугодную
военным властям, был выслан из города (47).

Важное
значение приобрела политика повстанческого правительства Ижевска в области
взаимоотношений с крестьянством. Успехом восставших следует считать то, что
значительные слои прикамского крестьянства встретили Ижевское восстание с
сочувствием. Это существенно повысило потенциал антибольшевистского движения.
Отношения между повстанческими властями и жителями расположенных вокруг Ижевска
деревень, конечно, не всегда складывались идеально. Но сочувствие значительной
части крестьян облегчало повстанцам и формирование своих вооруженных сил, и
продовольственное снабжение рабочего населения. К числу первых мероприятий
новых ижевских властей относилось разрешение свободной торговли, запрещенной
при большевиках, встретившее полное понимание крестьян. Оживились опустевшие
при прежних порядках магазины и рынки. Открылись лавки, временно появились было
исчезнувшие, а точнее припрятанные до лучших времен, обувь, мануфактура,
посуда, металлические изделия хозяйственного потребления. Все эти шаги
повстанческих властей были предсказуемы: неслучайно среди лозунгов восстания,
наряду с политическими, были и такие, как лозунг: «Чай, сахар, белый хлеб
и ярмарка два раза в год» (48).

Чтобы
побудить крестьян помочь со снабжением восставших хлебом, Ижевский совет
неоднократно обращался к ним с воззваниями (49). Специальные районные и
квартальные уполномоченные ездили из Ижевска по деревням, и просили крестьян
дать зерна и муки кто сколько может. Хлеб покупали за деньги, но часто, как
признают даже большевистские источники, провизию восставшим рабочим крестьяне
отдавали в качестве добровольных пожертвований, «Христа ради». Деньги
к осени 1918 г. уже заметно обесценились, поэтому мероприятия Ижевских властей
иногда рассматривались крестьянами как реквизиции. Ижевцы расплачивались за
хлеб и своей продукцией: в обмен на хлеб и съестные припасы крестьяне получали
оружие и боеприпасы (50). Однако бывало и так, что крестьяне не получали за
хлеб ни оружия, ни даже денег, а лишь долговые обязательства.

Постепенно
продовольственный вопрос в повстанческом крае осложнялся. Свобода торговли,
введенная в первые дни восстания в качестве одной из первоочередных мер по
ликвидации большевистского наследия, вновь фактически ограничивалась. Вместо
нее появилось карточное снабжение (51). Оживился и неизменный спутник голода —
спекуляция; последовали попытки властей побороть ее. В сентябре в
«Боткинской жизни» появилось следующее распоряжение уполномоченного
С. Егорова: «Ввиду того, что за последнее время в г. Воткинске наблюдается
развитие спекуляции в чрезвычайных размерах, считаю необходимым предупредить
лиц, занимающихся таковой, что переворот совершен не для того, чтобы
потворствовать хищничеству и грабежу населения со стороны спекулянтов,
пользующихся всем, чтобы набить свои карманы, и что поэтому Прикамский комитет
членов Учредительного собрания в лице уполномоченных органов будет беспощадно
бороться со спекуляцией и спекулянтами, как врагами народа, предавая их суду по
всей строгости закона» (52).

Пришлось
жителям восставших городов испытать на себе и трудовые мобилизации. В описаниях
боев вокруг Ижевска можно встретить упоминания о мощной линии укреплений,
оборудованной повстанцами. О том, как она создавалась, дают наглядное
представление некоторые документы, изданные повстанческими властями. «Всем
гражданам без исключения (кроме рот (53)) в возрасте от 16 до 50 лет, —
говорится в одном из них, — завтра 7 сентября в 7 часов утра явиться с
топорами, лопатами и продовольствием на два дня на Михайловскую площадь. Не
имеющие лопаты и топора получат таковые от квартальных, которые на время работ
мобилизуют их у обывателей квартала… Немедля становитесь все на окопные
работы. Все за лопату! Лопата спасет Ижевск: чем глубже в землю, тем крепче
защита». Для тех, кто не хотел понимать серьезность переживаемого момента,
пояснялось, что любая «попытка уклониться от работ будет преследоваться со
всей строгостью» (54).

В
условиях острой нехватки средств на содержание повстанческой армии, постоянными
стали призывы к сознательности и патриотизму рабочих. Одно из воззваний
ижевских властей призывало население «немедленно жертвовать или сдать за
плату, по определенным ценам, теплые вещи, имеющиеся в двойном количестве или
те, без которых можно обойтись, как-то: шубы, полушубки, пальто, куртки,
сапоги, валенки, носки, портянки, рукавицы, белье, пиджаки, гимнастерки»;
«не стесняйтесь, если жертвуемые или сданные за плату вещи не совсем
новые; нужда очень велика, и за все Армия будет очень благодарна». Такие
же воззвания выпускали власти Воткинска: «Мы обращаемся с просьбою к
товарищам, рабочим и к остальным гражданам: помогите городу в бесплатном шитье
белья для Народной армии. Отцы семейств, попросите ваших жен, взрослых дочерей
сшить бесплатно хоть по одной паре белья… Зная отзывчивость рабочих масс и
граждан, льстим себя надеждой, что они отнесутся к нашей просьбе сочувственно и
помогут в трудную минуту государственного возрождения» (55).

Повстанческая
власть Ижевска, пытавшаяся найти в начавшейся гражданской войне свой,
«третий путь», продержалась всего три месяца — почти столько же,
сколько в свое время Парижская коммуна или первый совет рабочих депутатов в
Иваново-Вознесенске. Тем не менее вполне успели проявиться существенные черты
предложенного ею направления социально-политического развития. Основные
мероприятия — и в области административного устройства, и в области труда, и в
области налоговой системы, и др. — направлялись на возобновление развития страны
по тому пути, который был намечен в феврале и прерван в октябре 1917 года. При
этом ижевские власти пытались проводить политику, по возможности учитывающую
интересы рабочего люда. Но условия гражданской войны подрывали первоначальные
демократические импульсы движения, заставляя ижевские власти эволюционировать в
общем для того времени направлении.

Нараставшие
трудности подтачивали прочность повстанческой власти. Обострились трения между
группировками в повстанческом руководстве. Основу конфликта в их руководстве
составляли разногласия, существовавшие между входившими в него правыми
социалистами и представителями беспартийного офицерства. По утверждению А.Я.
Гутмана, союз фронтовиков согласился на руководство со стороны «четырех
членов бывшей учредилки« »весьма неохотно». Лишь позиция прочих
социалистических групп, поддержавших эсеров, заставила фронтовиков примириться
с их возвышением, да и то лишь временно — до соединения повстанцев с основными
белыми центрами. Уже то, в каких словах Гутман описывал формирование и
деятельность Комуча, показывает истинное отношение «товарищей по общей
борьбе« друг к другу: »Пример самарского Комуча соблазнил и ижевских
эсеров, и они поспешили объявить себя Верховной властью, под громким титулом
«Прикамский комитет Учредительного собрания», — с сарказмом писал он
в мемуарах. — …обаяние власти самарского Комуча было слишком сильно, чтобы
случайно оказавшиеся на поверхности общественной жизни несколько маленьких,
никому неведомых людей не соблазнились хоть на короткое время стать
«верховными правителями» одного уезда великого государства…
Социалистическая зараза, сделавшая свое злое дело в столицах и крупных городах
России, перешла на Каму. Вновь к власти пришли случайные, слабые и
бесхарактерные люди, проникнутые насквозь узкой партийностью. Пришли эсеры, на
сей раз третьестепенные, и померк огонь энтузиазма борьбы за Россию».
Результат «социалистического хозяйничанья», по мнению Гутмана, был
один: «болтали в Самаре, болтали и в Ижевске, пока не пришли красные и не
разгромили все и всех».

Идеалом
военных оставалась крепкая единоличная власть. Их не устраивало «второе
издание Учредиловки«. Они предпочитали »второе издание
корниловщины«. »Если бы в Ижевске пришел к власти энергичный и
твердый вождь и сумел бы движение подчинить себе и им руководить, все пошли бы
за ним, — полагал Гутман. — Все подчинили бы его разумной воле. Но в Ижевске к
моменту возникновения восстания оказались, к прискорбию, четыре партийных
деятеля, для которых догма была важнее, чем государство. Особенно, когда дело
шло о власти». По его мнению, Ижевско-Воткинское восстание вполне могло
вылиться во «всенародное движение», но для этого им должны были
руководить «люди, не связанные крепкими узами с той или иной политической
программой, а охваченные идеей спасения России от большевизма и восстановления
в стране государственного порядка» (56).

Не
оставались в долгу и социалисты. Пользуясь своим положением в органах власти,
они всячески стремились навязать противоположной стороне свои условия
политического сожительства. Офицерство, даже его представители, вышедшие из
местного заводского населения, рассматривались гражданскими властями как
«необходимое зло». На доверие могли рассчитывать лишь те из офицеров,
которые состояли в социалистических партиях, такие, как социал-демократ, член
заводского комитета Юрьев, долгое время командовавший Боткинской группой
повстанцев. Постепенно давала свои результаты пропаганда социалистов за
«прекращение братоубийственной войны». Некоторые социалисты готовы
были идти и дальше, считая, что лучше власть большевиков, «чем погоны и
порядки царской армии«, которые »навязывались» повстанцам из
Сибири. Накануне падения Сарапула уполномоченный Прикамского Комуча эсер
Михайлов, по свидетельству Гутмана, сказал ему: «Мы лучше примиримся с большевизмом,
чем с реакцией«. А »в кадры «реакции» социалисты, как и во
времена Керенского, в первую очередь относили «контрреволюционное
офицерство«» (57).

Результатом
соперничества между социалистами и офицерством становилось положение
своеобразного двоевластия, когда отношения между военной и гражданской
администрацией выливались в открытое противоборство. На таком фоне и разразился
скандал, ставший последним в цепи кризисов повстанческой власти и послуживший
предвестием ее падения. Его начало может быть отнесено к 20 октября, когда на
совместном собрании старших чинов армии и Прикамского комитета членов
Учредительного собрания Федичкин предложил начать экстренную эвакуацию раненых,
женщин и детей, а также ценного имущества и вооружения на восточный берег Камы.
Свое решение он обосновывал тем, что через неделю у ижевцев не будет ни одного
патрона и тогда им придется «бежать из Ижевска голыми по льду» (58).
Предложенный Федичкиным план понимания не встретил. Более того, Евсеев, к тому
моменту ставший гражданским руководителем повстанческого края, назвал
предложения Федичкина трусостью. Федичкину ничего не оставалось, как,
сославшись на «расстроенное состояние здоровья», подать в отставку.
Отставка была немедленно принята. В приказе Евсеева № 12 от 23 октября двусмысленно
говорилось, что Федичкин увольняется с должности командующего Прикамской
народной армии «ввиду его болезненного состояния, угрожающего крайне
опасными последствиями для обороны» (59). Однако страх перед возможностью
военного переворота был столь велик, что по завершении заседания весь состав
гражданского правительства немедленно удалился в неизвестном направлении. Через
некоторое время стало известно, что «верховная четверка» перебралась
в Воткинск. В результате решение об эвакуации принято так и не было, а в
руководстве Прикамской народной армией произошли серьезные перемены. На место
Федичкина был назначен социалист Юрьев. Командование ижевскими частями перешло
к штабс-капитану Н.И. Журавлеву — человеку, ижевцам почти неизвестному, даже в
кругах старших начальников. Тем самым изменения, по всей вероятности, шли по
линии «укрепления» командования повстанческой армии офицерами,
близкими или лояльными лично по отношению к Евсееву (60).

Неурядицы
в руководстве повстанческой республикой, усиление анархии и антидемократических
тенденций в жизни повстанческого края вызывали растущее недовольство населения
Ижевска, особенно среди рабочих. В середине сентября в защиту арестованных в
дни августовского восстания выступил Союз металлистов. Составленной Союзом
специальной делегации было поручено потребовать от военных властей улучшить
условия содержания узников и отпустить невиновных (61). В различных слоях
заводского населения усиливались большевистские настроения. Этому в немалой
степени способствовала деятельность подпольных групп из большевиков и
беспартийных рабочих. Агитаторы, снабженные большим количеством
коммунистической литературы и денег для привлечения населения на свою сторону,
проникали в восставшие районы и разрушали тыл повстанцев изнутри. Их деятельность
в Ижевске, Воткинске и особенно в Сарапуле велась, как с явным сожалением
отмечается в белых источниках, практически безнаказанно. Большевистские
настроения проникали и в Народную армию, усиливая процессы ее разложения. Целые
подразделения Народной армии начали переходить на сторону красных, что совсем
недавно было немыслимо (62).

Нараставший
внутренний кризис, а также заведомое превосходство сил центра делали поражение
Ижевско-Воткинского восстания неизбежным; по своему же характеру оно становилось
все менее рабочим. После взятия в начале октября Сарапула красные начали
готовиться к штурму Ижевска. Окружить и взять город было поручено особой
дивизии 2-й армии под командованием В.М. Азина. Приказ о начале операции был
подписан командармом В.И. Шориным и членом РВС армии П.К. Штейнбергом 3 ноября
1918 года (63).

Решающее
сражение произошло 7 ноября. С утра в этот день началась усиленная
артподготовка; повстанцы отвечали огнем своей артиллерии. Именно в этом бою
впервые в ходе гражданской войны большевикам пришлось столкнуться с применением
психической атаки, так красочно воссозданной в кинофильме «Чапаев».
Как всегда в минуты наибольшей опасности, над городом завыл заводской гудок,
зазвонили колокола Михайловского собора, а затем лучшие части ижевцев ровными
шеренгами в полный рост под своим красно-зеленым знаменем двинулись в атаку. По
словам участника этого боя А.П. Кучкина, по своей ожесточенности и даже
озверелости он может быть сопоставлен только с боями за Челябинск и Перекоп
(64). Только к вечеру красные смогли прорвать укрепления противника. На станцию
Ижевска ворвался бронепоезд «Свободная Россия» и своим огнем внес
расстройство в ряды обороняющихся. После этого в город вошли пехота и кавалерия
красных (65).

Упорство
боев за Ижевск 7—8 ноября и необходимость закрепиться в городе на некоторое
время приостановили наступление красных и позволили остаткам повстанческой
армии организовать эвакуацию Воткинска. Решение об экстренной эвакуации приняло
совещание, на котором присутствовали гражданские власти края, новый командующий
Ижевско-Воткинской армией капитан Юрьев, полковник Альбокринов и командующий
ижев-цами штабс-капитан Журавлев. 11 ноября Боткинский завод был покинут
повстанцами. Отряду поручика Болонкина был отдан приказ прикрывать отступление.
В ночь на 12 ноября через Каму перешли последние части повстанческой армии, а
саперы уничтожили понтонный мост, по которому шла переправа. Дальнейшая судьба
ижевских повстанцев была связана с историей белого движения на востоке страны
(66).

Так
закончилось крупнейшее антибольшевистское восстание рабочих за всю историю
гражданской войны. Оно было серьезным испытанием для советского государства.
Ижевские рабочие проявили незаинтересованность как в белом, так и в красном
режиме. Вместе с тем опыт правления в Ижевске «третьей силы» показал,
что демократическая власть в тех условиях была реальна только в виде
«демократической диктатуры», которая по своим методам и средствам
осуществления политики мало чем отличалась и от большевистской, и от военной
диктатуры. Развиваясь в этом направлении, политическая линия «третьей
силы» ижевских социалистов была если и не исчерпана, то сильно
дискредитирована. Демократические лозунги без демократического наполнения не
могли убедить в своей справедливости и полезности людей, поглощенных прежде
всего решением сложной задачи — выжить в условиях полного развала и разорения.
Не случайно поэтому, что в конечном счете повстанцам пришлось выбирать между
Москвой и Омском: гражданская война навязывала свои законы; оказалось, что у баррикады
могут быть только две стороны, а стоящие посередине оказываются под
перекрестным огнем.

Список литературы

1.
ЗИМИНА В.Д. Белое движение в годы гражданской войны. Волгоград. 1995; ФЕДЮК
В.П. Белые. Антибольшевистское движение на юге России. 1917—1918 гг. М. 1996;
Антибольшевистское правительство. Сб. док-тов. Тверь. 1999; ТРУКАН Г.А.
Антибольшевистские правительства России. М. 2000; БУТАКОВ Я.А. Белое движение
на Юге России. М. 2000. Подробнее о новейшей историографии государственного
строительства на территориях, неподконтрольных большевикам, см. в кн.: БОРДЮРОВ
Г.А., УШАКОВ А.И., ЧУРАКОВ Д.О. Белое дело: идеология, основы, режимы власти.
Историографические очерки. М. 1998.

2.
КРУГОВ Г. Памяти погибших борцов в дни Ижевского восстания. В кн.: К пятой
годовщине пролетарской революции в Прикамье. Ижевск. 1922; СЕРГЕЕВ В. Ижевск в
огне гражданской войны, 1917—1918 гг. Ижевск. 1927; ВЛАДИМИРОВА В. Год службы
социалистов капиталистам. М.-Л. 1927; МАКАРОВ Ф.П. Октябрь и гражданская война
в Удмуртии. Ижевск. 1932; МАКСИМОВ В.А. Кулацкая контрреволюция и Ижевское
восстание. Ижевск. 1933; и др.

3.
ЛЕБЕДЕВ В.И. Борьба русской демократии против большевиков. Нью-Йорк. 1919;
УПО-ВАЛОВ И. Рабочее восстание против Советской власти. — Заря (Берлин), 1923,
№№ 3—7; ГУТМАН (ГАНН) А. Два восстания. — Белое дело (Берлин), 1927, т. 3;
ГОЛОВИН Н.Н. Российская контрреволюция в 1917—1918 гг. Париж. 1936; ЕФИМОВ А.Г.
Ижевцы и вот-кинцы. Конкорд (Калифорния, США). 1975; и др.

4.
КАРЕВСКИЙ А.А. К истории антибольшевистского восстания в Ижевске и Воткинске. В
кн.: Ижевско-Воткинское восстание. М. 2000; БЕХТЕРЕВ С.Л. Эсеро-максималистское
движение в Удмуртии. Ижевск. 1997; УРАКОВА Т.Н. Музейная экспозиция
«Гражданская война в крае». В кн.: Музей: история и современность.
Ижевск. 2000; КУЛИКОВ К.И. «Молюсь за тех и за других». Там же. Среди
работ по отдельным аспектам ижевских событий выделяются исследования П.Н.
Дмитриева (ДМИТРИЕВ П.Н. Солдатские союзы в Удмуртии. Там же; ЕГО ЖЕ.
Коммунистическая революция и гражданская война в Удмуртии (1917—1920). —
Государство и общество. История. Экономика. Политика. Право, 2001, № 1; ЕГО ЖЕ.
Необходима проверка выводов на региональном материале. — Отечественная история,
2002, № 2).

5.
НАРСКИЙ И.В. Жизнь в катастрофе. М. 2001, с. 14.

6.
Подробнее о некоторых аспектах изучения Ижевского восстания см.: ВЕРЕЩАГИН А.С.
Парадоксы историографии Ижевске-Боткинского восстания. В кн.: Академик П.В.
Волобу-ев. Неопубликованные работы. Воспоминания. Статьи. М. 2000.

7.
См., напр.: АиФ в Удмуртии, 10.ХII.1998, 20.1.1999; Ижевск вечерний,
30.VI.1999.

8.
Центральный государственный архив Удмуртской Республики (ЦГА УР), ф. Р — 1061,
оп. 1, д. 17, л. 1—3 и др.

9.
Центр документации новейшей истории Удмуртской Республики (ЦДНИ УР), ф. 350,
оп. 3, д. 14, л. 2.

10.
ЦДНИ УР, ф. 352, оп. 1, д. 59, св. 2, л. 1.

11.
Подробнее см.: БЕХТЕРЕВ С.Л. Ук. соч., с. 52, 57 и др.

12.
ЦДНИ УР, ф. 350, оп. 3, д. 14, л. I.

13.
Партия социалистов-революционеров. Док-ты и мат-лы. Т. 3. Ч. 2. М. 2000, с. 15,
389—390.

14.
ЦГА УР, ф. Р — 1061, оп. 1, д. 17, л. 11.

15.
Подробнее см.: ДМИТРИЕВ П.Н. Солдатские союзы в Удмуртии. В кн.: Музей: история
и современность. Ижевск. 2000, с. 232—248.

16.
ЦДНИ УР, ф. 350, оп. 49, д. 6, л. 1; оп. 3, д. 14, л. 13-14.

17.
Ижевский защитник, 23.VIII.1918.

18.
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 393, оп. 1, д. 40, л.
314—319.

19.
ЦДНИ УР, ф. 350, оп. 49, д. 6, л. 2.

20.
См.: ДМИТРИЕВ Н. П., КУЛИКОВ К.И. Мятеж в Ижевско-Воткинском районе. Ижевск.
1992, с. 85–86.

21.
ЦДНИ УР, ф. 350, оп. 49, д. 6, л. 2.

22.
ЦГА УР, ф. Р — 1061, оп. 1, д. 13, л. 1, 5.

23.
Первопоходник (Лос-Анджелес), 1974, № 17.

24.
Октябрь и гражданская война в Вятской губернии. Сб. ст. и мат-лов. Вятка. 1927;
Ижевский защитник, 23.VIII.1918.

25.
ЦГА УР, ф. Р — 1061, оп. 1, д. 17, л. 20-21.

26.
ЛЕКОМЦЕВ В.Г. К истории Боткинского завода. Воткинск. 1998, с. 45.

27.
ЦГА УР. ф. Р — 1061, оп. 1, д. 17, л. 21, 22.

28.
Ижевский защитник, 1.IX.1918.

29.
В дальнейшем Михайлов представлял в Сарапуле чрезвычайного уполномоченного
Временного правительства по Прикамскому краю Евсеева (ЦГА УР, ф. Р — 460, оп. 1,
д. 1, л. 66).

30.
Ижевский защитник, 5.IX.1918.

31.
ЦДНИ УР, ф. 350, оп. 6, д. 50, св. 2, л. 16-20; Ижевский защитник, 13.IХ.1918;
ЦГА УР, ф. 460, оп. 1, д. 1, л. 64.

32.
ЦДНИ УР, ф. 350, оп. 6, д. 50, св. 2, л. 41. Первоначально Ижевская и
Боткинская Народные армии существовали независимо друг от друга, раздельно
действовали и их штабы. В дальнейшем повстанческие силы были объединены в
единую Прикамскую народную армию, а на штаб Ижевской армии были возложены
функции главного штаба Прикамского края (КАРЕВСКИЙ А.А. К истории
антибольшевистского восстания в Ижевске и Воткинске. В кн.: Ижевско-Воткинское
восстание. М. 2000, с. 9).

33.
В этой связи стоит говорить не только о его размахе или организованном
характере, но и о том, например, какой способ казни был наиболее
распространенным: приговоренных не расстреливали, а закалывали штыками — после
того как в Ижевск вошли красноармейские части, были вскрыты могилы погибших от
рук повстанцев, на трупах обнаруживалось по 50-60 колотых ран, следы побоев и
пыток (ЦГА УР, ф. Р — 1061, оп. 1, д. 37, л. 5об.—7об.; и др.).

34.
Белое дело (Берлин), 1927, № 3. Цит. по: Урал и Прикамье. Париж. 1982, с. 385.

35.
После окончания гражданской войны баржевиков приравняли к красноармейцам и
партизанам, поддерживали их материально. Поэтому власть не была заинтересована
в преувеличении их численности, хотя бы из сугубо финансовых соображений (ЦГА
УР, ф. Р — 609, оп. 1, д. 2, л. 1-110; д. 3, л. 1-139; д. 4, л. 1-126; и др.).

36.
ЦДНИ УР, ф. 352, оп. 1, д. 7, св. 2, л. 2.

37.
Ижевский защитник, 18.Х.1918.

38.
ЦГА УР, ф. Р — 543, оп. 13, д. 13, л. 1,9, 30.

39.
Там же, ф. Р — 460, оп. 1, д. 2, л. 148.

40.
Там же, ф. Р — 543, оп. 13, д. 13; л. 1 —1об., 28; Ижевский защитник, 15.Х.1918.

41.
Ижевский защитник, 15.Х.1918.

42.
Первопоходник (Лос-Анджелес), 1974, № 17.

43.
Боткинская жизнь, 15.IX. 1918.

44.
ЦГА УР, ф. Р — 1061, оп. I, д. 21, л. 160об.; Белое дело, 1927, № 3.

45.
Ижевско-Воткинское восстание, с. 57.

46.
ЦГА УР, ф. Р — 543, оп. 13, д. 13, л. 70, 34, 35, 79.

47.
ЦДНИ УР, ф. 352, оп. 1, д. 7, св. 2, л. 2.

48.
ЦГА УР, ф. Р — 1061, оп, I, д. 17, л. 20.

49.
См., напр. Ижевский защитник, 10.IХ.1918.

50.
Урал и Прикамье, с. 500; Пролетарская революция, 1924, № 8-9; Первопоходник,
1974, № 17.

51.
Состояние продовольственного снабжения в тс дни раскрывает примечательный
документ — обращение к жителям Воткинска председателя местной городской управы
Мельникова и председателя Продовольственной комиссии Быкова. В нем, в
частности, говорилось: «Доводим до сведения граждан города Воткииска, что
отпуск муки из Продовольственной комиссии будет производиться 17 сентября по 20
фунтов на едока по цене 25 руб. за пуд по разрешению квартальных на
сентябрьские карточки… Дайте разрешение прежде тем, кто крайне нуждается. Нам
известно, что многие семьи голодают, а следовательно, накормите в первую
очередь голодных. К вам, граждане, просьба, кто имеет запасы муки, не отнимайте
этот кусок от голодных масс, а дайте им возможность прожить в такое тяжелое
время» (Боткинская жизнь, 17.IX.1918).

52.
Боткинская жизнь, 29.IХ.1918.

53.
Имеются в виду рабочие, призванные в повстанческую армию и зачисленные в роты
Прикамской народной армии.

54.
ЦДНИ УР, ф. 350, оп. 6, д. 50, св. 2, л. 33.

55.
Ижевский защитник, 15.Х.1918; Боткинская жизнь, 17.1Х.1918.

56.
Цит. по: Урал и Прикамье, с. 377, 378, 383, 390, 382.

57.
См. последующие признания на этот счет Ю.О. Мартова (Социалистический вестник,
1922, № 16, с. 7).

58.
Цит. по: Ижевске-Вотки некое восстание, с. 77.

59.
ЦГА УР, ф. Р — 460, оп. 1, д. 1, д. 70.

60.
Урал и Прикамье, с. 394.

61.
Боткинская жизнь, 15.IX. 1918.

62.
ЦГА УР, ф. Р — 350, оп. 49, д. 6, л. 5; Подробнее см.: ДМИТРИЕВ Н.П., КУЛИКОВ
К.И. Ук. соч., с. 152-154.

63.
ЦГАУР, ф. Р — 1061,оп. 1,д. 3, л. 67.

64.
ДМИТРИЕВ Н.П., КУЛИКОВ К.И. Ук. соч., с. 267-268.

65.
См.: Документы по истории гражданской войны в СССР. Т. 1. М. 1941, с. 381—382 и
др.

66.
ЦГА УР, ф. Р — 1061, оп. 1, д. 17, л. 38-39.