Командование,
управление и командные кадры советской армии в 1941 году
Хотя
система советского стратегического командования и управления в целом нормально
функционировала в мирное время, это ни в коем разе не делало ее отвечающей
требованиям военного времени. В мирное время не существовало ни Ставки, ни
Главного Командования, ни каких-либо иных стратегических систем командных
постов или центров связи. За проведение частичной мобилизации отвечали сразу
три организации, гарантирующие боеготовность войск и выполняющие стратегическое
развертывание вооруженных сил накануне войны.
Народный
Комиссариат Обороны под руководством маршала С.К. Тимошенко, но тщательно
контролируемый Сталиным и Политбюро Коммунистической партии, формулировал общую
военно-оборонительную политику и одобрял или отвергал конкретные меры по
повышению боеготовности вооруженных сил. Возглавляемый генералом армии Г. К.
Жуковым Генеральный штаб, который вчерне разработал планы полной мобилизации,
развертывания войск и ведения первых операций, играл ключевую роль в их
осуществлении, но мог действовать лишь с одобрения НКО. Наконец, военные советы
в военных округах отвечали за поддержание боеготовности вооруженных сил округов
и выполнение планов Генерального штаба — но только тогда, когда им специально
приказывал это делать НКО.
Накануне
войны НКО совместно с Генштабом и командующими округами пребывал в самом
разгаре выполнения широкой и сложной программы военных реформ. Генеральный штаб
активно трудился над равно сложным пересмотром как мобилизационных, так и
военных планов. Обе организации работали в рамках очень запутанного
внешнеполитического контекста, когда определяемая Сталиным военная политика
Советского Союза прокладывала извилистый путь между миром и войной.
Сталинское
управление политикой в 1940 и 1941 годах, часто отражавшее противоречивые
политические устремления, полное резких поворотов, а зачастую даже
неуверенности в результатах его влияния на безопасность страны, влияло и на
работу НКО и Генерального штаба. Фактически эта политическая неопределенность
вызывала заметную путаницу в самих программах военных реформ, а во многих
отношениях сводила на нет предполагаемую выгоду от этих реформ.
					







Отчетливей
всего паралич управления был виден в военных округах вдоль западной границы.
Там командующие военными округами и их военные советы напрямую отвечали за
поддержание боеготовности, выполняя все аспекты программы реформ, осуществляя
текущие оборонительные и мобилизационные планы и обеспечивая безопасность
границ Советского Союза. Эти добросовестные руководители были обременены
ответственностью за множество вещей, а неразбериха и неопределенность «наверху»
сильно затрудняли им выполнение их задач. В 1941 году из-за того, что их войска
занимали относительно открытые для ударов позиции вдоль границ Советского
Союза, эти командующие остро осознавали нарастающие внешние угрозы и прекрасно
понимали необходимость ускоренного завершения реформ, повышения боеготовности и
осуществления необходимых оборонительных планов. Прекрасно зная степень боеспособности
своих сил и равно хорошо осведомленные о боеспособности вероятного противника,
эти командующие усиленно старались выполнить свои задачи в рамках наложенных
сверху ограничений.
Хотя
весной 1941 года частичная мобилизация в Советском Союзе шла вовсю,
мобилизационный план работал плохо и был полон недостатков, а военные планы,
которые обусловливали эту мобилизацию, тоже страдали множеством изъянов.
Вдобавок частые смены фигур на уровне высшего военного руководства порождали
неопределенность в планировании и понижали общее качество стратегического
управления.
Командование
действующими силами и органы управления, а также создаваемые фронты и армии
военного времени тоже были недостаточно подготовлены к войне — как в плане их
организационной структуры, так и в отношении обучения и подготовки кадров. С
1937 года чистки в среде военных создали громадную «турбулентность» среди
командных кадров, и большинство тех, кто занимал командные посты, были
недостаточно обучены и недостаточно опытны для эффективного выполнения
порученных им функций. Подготовленные командовать полками и батальонами, они
были теперь призваны командовать фронтами, армиями и корпусами. Те же факторы
снизили и эффективность штабов на всех уровнях.
И
наконец, накануне войны в большинстве частей отсутствовали полные и
подновленные мобилизационные и оперативные планы, поскольку эти планы постоянно
пересматривались. Сдерживаемые вышестоящими властями, штабные структуры военных
округов не провели тщательного анализа существующего военного положения и не
учредили необходимых органов управления. Они оказались не в состоянии проводить
должным образом сбор и анализ разведданных, учреждать требующуюся сеть
управления и связи или соединять войска из различных родов в единые действенные
боевые силы. Вследствие этого, когда разразилась война, командные органы
вынуждены были импровизировать в боях против самой опытной армии в Европе — со
вполне понятными катастрофическими последствиями.
Продолжающиеся чистки
Ничто
так не ослабило довоенную Красную Армию, как начавшиеся в 1937 году и не
утихавшие вплоть до 1941 года чистки в среде военных. Эти чистки были частью
продолжающегося процесса «очищения рядов», восходящего к концу Гражданской
войны и ставившего целью искоренение из рядов Красной Армии «старорежимного мышления».
После образования в 1918 году Красной Армии в ней имелся высокий процент
«военспецов», чья служба в царской армии обеспечила новообразованное воинство
существенной закваской опыта, необходимого для успешных действий Красной Армии.
В 20-е и в начале 30-х годов шли бурные споры по поводу присутствия этих
офицеров в армии — которая, предположительно, являлась «авангардом» революции.
После изгнания из советского руководства Л. Д. Троцкого, который был главным
защитником «военспецов», и прихода к власти И. В. Сталина началась чистка
армейских рядов.
Процесс
этот развивался медленно, но становился все более бурным. С середины 20-х и
вплоть до середины 30-х годов были вынуждены уйти со службы 47 ООО офицеров, в
большинстве своем служивших раньше в царской армии.* Более 3000 из них было
«репрессировано» — эвфемизм, означающий объявление виновным в преступлениях или
правонарушениях. Когда в 30-е годы советское руководство охватили политические
и экономические чистки, связанные в основном с укреплением власти Сталина, то
чистки эти неизбежно должны были в конечном итоге распространиться и на армию.
И это случилось в 1937 году, когда внезапно начались массовые процессы над
военными.
Официальное
объявление о первых тайных процессах над крупными военачальниками стало
неожиданностью. Менее двух лет назад, казалось, началась эра благоденствия для
военных.
22
сентября 1935 года (30 декабря — для флота) постановлением Совета Народных
Комиссаров в вооруженных силах вновь были введены воинские звания — от маршала
Советского Союза, командарма, комкора и комбрига (первого и второго рангов) до
лейтенанта. В ноябре того же года В. К. Блюхер, С. М. Буденный, К. Е.
Ворошилов, А. И. Егоров и М. Н. Тухачевский получили маршальские звания, а И.
П. Белов, С. С. Каменев, И. П. Уборевич, Б. М. Шапошников и И. Е. Якир стали
командармами первого ранга. К 1936 году в Красной Армии числилось 16
командармов (5 первого и 11 второго ранга), 62 комкора, 201 комдив, 474
комбрига, 1713 полковников, 5501 майор, 14 369 капитанов, 26 082 старших
лейтенанта и 58 582 лейтенанта.
Все
эти старшие и во многих случаях младшие командиры были испытанными боевыми
ветеранами, некоторые из них являлись выдающимися военными теоретиками,
дирижировавшими интеллектуальной революцией в Красной Армии и сделавшими ее
одной из самых крупных и (по крайней мере потенциально) технически самых
передовых армий в Европе. В начале 1937 года, когда участились производимые
НКВД аресты политических руководителей «за пропаганду контрреволюционных
троцкистских взглядов», первые менее крупные военные фигуры исчезли без
объявления в прессе. Однако эти аресты ни в коей мере не подготовили военных к
тому, что последует.
1
июня 1937 года в разделе хроники нескольких газет появилось объявление, что
начальник политуправления РККА и первый заместитель народного комиссара обороны
СССР Я. Б. Гамарник «запутался в своих связях с антисоветскими элементами и,
очевидно страшась разоблачения, 31 мая покончил с собой». Через
несколько дней, 11 июня, прокурор СССР сделал такое заявление для прессы:
«Расследование дела арестованных в разное
время органами НКВД Маршала Союза ССР Тухачевского, командармов 1-го ранга И.
Е. Якира и И. П. Уборевича, командарма 2-горанга А. И. Корка, комкоров. М.
Примакова, В. К. Путны, Б. М. Фельдмана и Р. П. Эйдемана закончено и передано в
суд. Поименованные обвинялись в нарушении воинского долга (присяги), измене
Родине, измене народам СССР, измене Рабоче-крестьянской Красной Армии. В тот же
день состоялось закрытое судебное заседание Специального судебного присутствия
Верховного Суда СССР. Все подсудимые были лишены воинских званий и приговорены
к высшей мере уголовного наказания —расстрелу».
Это
подтверждало и донесение военного атташе армии США в Москве, подполковника
Филипа Р. Файмонвиля:
«В советской прессе И июня 1937 года
появились сообщения, сводящиеся к тому, что восемь важных командиров Красной
Армии были арестованы по обвинению в поддерживании изменнических связей с
органами шпионажа иностранного правительства. Данное объявление было
неожиданным, хотя слухи о тайных расследования ходили по Москве уже не одну
неделю. Иностранное правительство, агенты которого якобы вступили в контакт с
обвиняемыми, названо не было. Однако из редакционных статей и не оставляющих
сомнений ссылок стало ясно, что арестованные обвинялись в изменнических связях
с германской тайной полицией…
Все дело, похоже, было решено на тайном
заседании суда 11 июня. В 11:4511 июня по радио сообщили, что все обвиняемые
признали себя виновными и были приговорены к лишению всех воинских званий и расстрелу.
Советская пресса нынешним утром, 12 июня, повторяет эту информацию. Хотя пока
еще не было сделано никакого объявления о том, что приговор приведен в
исполнение, не может быть больших сомнений, что обвиняемые уже казнены».
14
июня Народный Комиссариат Обороны (НКО) опубликовал приказ № 96, датированный
12 июня, который адресовался всем военнослужащим РККА и объявлял, что с 1 по 4
июня проходил военный совет в присутствии НКО и членов правительства. Участники
заседания заслушали и обсудили доклад народного комиссара обороны К. Е.
Ворошилова о раскрытой НКВД «изменнической контрреволюционной военной
фашистской организации». Организация эта была «строго законспирированной и существовала
долгое время и вела подлую подрывную деятельность и шпионскую работу в Красной
Армии». Донесение военного атташе
США в Москве от 17 июня вкратце подытожило потенциальное воздействие этой новой
чистки. В предисловии к новому донесению атташе писал: «Недавняя казнь восьми бывших
высокопоставленных командиров Красной Армии и самоубийство девятого
свидетельствуют о кризисе в вооруженных силах Советского Союза, который
вероятно серьезней любых беспорядков в Красной Армии со времен революции»?
Последовавшая
затем чистка не закончилась в июне 1937 года. Она постепенно разрасталась
вширь, охватывая всех, кто принадлежал к прежнему окружению первоначально
приговоренных. На армию это подействовало катастрофически — особенно ввиду
общего увеличения вооруженных сил, которое происходило одновременно с чистками.
Потери были столь серьезными и стремительными, что в 1937 году для заполнения
командных и штабных вакансий пришлось пойти на ранний выпуск учащихся Академии
Генерального штаба имени Ворошилова. Из выпуска в 188 учащихся 68 были
назначены на ключевые командные и штабные посты; еще 60 сами угодили под чистку
и оказались расстреляны.
Была
сделана попытка компенсировать потери ускоренным повышением в чинах младших
офицеров. С 1 марта 1937 года по 1 марта 1938 года Красная Армия повысила в
чине 39 090 офицеров, в том числе 12 — до командующих военными округами, 35 —
до командующих корпусами, 116 — до командующих дивизиями и бригадами и 490 — до
командующих полками и эскадрильями. После этого оптового перехода к новым
командирам средний возраст полковых командиров стал от 29 до 33 лет, командиров
дивизий — от 35 до 38 лет и командующих корпусами и армиями от 40 до 43 лет.
Одновременно примечательно возросла быстрота выдвижения на более высокие
командные посты. С 1 марта 1937 года по 1 марта 1938 года 1 офицера повысили до
командарма 1-го ранга, 5 — до командармов 2-го ранга, 30 — до комкора, 71 — до
комдива, 257 — до комбрига, 1346 — до полковника и 5220 — до майора. С другой
стороны, с 9 февраля 1939 года по 4 апреля 1940 года 20 комкоров произвели в
командармы 2-го ранга (правда, уже во время Финской войны). 7 мая 1940 года НКО
присвоил С. К Тимошенко, Г. И. Кулику и Б. М. Шапошникову звание маршалов
Советского Союза. Не считая этих новых маршалов, мало кто из новых командиров
обладал хоть каким-то боевым опытом.
Чистки
также создали огромную текучесть в среде командного состава, что неизбежно
оказало негативное действие на военное планирование и боеготовность войск.
Например, в ВВС командарм 2-го ранга Я. И. Алкснис был в 1937 году казнен, а
сменивший его генерал-полковник А. Д. Локтионов арестован в 1939 году.
Сменивший его генерал-лейтенант П. В. Рычагов тоже был арестован; оба они были
расстреляны без суда в октябре 1941 года. В самый канун войны была арестована
(и расстреляна в октябре) группа выдающихся старших офицеров.
Вдобавок
к Локтионову, командующему Прибалтийским особым военным округом, и Рычагову в
эту группу также входили генерал-лейтенант Я. В. Смушкевич — заместитель
начальника Генерального Штаба Красной Армии, генерал-полковник Г. М. Штерн,
начальник Управления Противовоздушной Обороны Красной Армии, генерал-майор Г.
К. Савченко — заместитель начальника Артиллерийского Управления Красной Армии,
генерал-лейтенант Ф. К. Арженухин, начальник Академии ВВС, генерал-майор И. Ф.
Сакриер — заместитель начальника главного управления ВВС по вооружениям, а
также генерал-майор И. И. Проскуров — бывший начальник Главного
разведывательного управления Красной Армии (ГРУ).
В
список подвергшихся чистке командиров входили два заместителя народных
комиссаров обороны (Тухачевский и Егоров) начальники подготовки Красной Армии,
противовоздушной обороны, разведки, артиллерии, войск связи, мобилизационного,
образовательного и медицинского управлений; все 16 командующих военными
округами; 90 процентов заместителей командующих военными округами помощников
командиров, начальники штабов и командующие родов войск; 80 процентов
командующих корпусами и командующих дивизиями; 91 процент командиров полков, их
заместителей и начальников штабов. Эти ужасные потери унесли 3 из 5 маршалов
Советского Союза, 2 из 4 командармов 1-го ранга, 12 из 12 командармов 2-го
ранга, 60 из 67 командиров корпусов, 136 из 199 командиров дивизий и 221 из 397
командующих дивизиями. Даже НКВД не избежал сталинского гнева — более 20 000
сотрудников этого ведомства попали под чистку, в том числе 10 000 человек из
внутренних и пограничных войск.
Некоторые
командующие чудом спаслись только для того, чтобы сразу оказаться в горниле
советско-германской войны. 17 августа 1937 года был арестован командующий
Ленинградским военным округом К. К. Рокоссовский — предположительно за связь с
подвергшимся чистке маршалом Блюхером, первоначально обвиненный в саботаже и
ослаблении боеготовности. Позже Рокоссовского обвинили в работе на польскую и
японскую разведку, но нелепость данных обвинений была на его процессе настолько
очевидной, что он избежал смерти. Тем не менее Рокоссовский почти три года
просидел в тюрьме НКВД и был освобожден только 22 марта 1940 года. Затем НКО,
сделав поразительный, но характерный поворот, назначил Рокоссовского
командующим 5-м кавалерийским корпусом, а в 1941 году — новообразованным 9-м
механизированным корпусом. Везение Рокоссовского разделили будущий генерал
армии А. В. Горбатов, комкор Л. Г. Петровский и еще несколько командиров,
избежавших мрачной сталинской косилки.
Когда
в 1941 году началась война, чистки все еще продолжались. Это хорошо
иллюстрирует причудливое и ныне хорошо известное дело генерала Мерецкова. К. А.
Мерецков, ветеран гражданской войны в Испании, начальник штаба многих военных
округов, осенью 1940 года занимавший пост начальника Генерального штаба Красной
Армии, был арестован в июле 1941 года за былую дружбу с дискредитированным и
расстрелянным командующим Западным фронтом генералом Д. Г. Павловым. Мерецкову
повезло больше, чем подавляющему большинству других. Хотя в тюрьме НКВД с ним
обращались весьма жестоко, Мерецкову, как и Рокоссовскому, улыбнулась судьба, и
он избежал расстрела. Более того, в сентябре 1941 года он был реабилитирован и
вернулся на фронт. Мерецков пережил и Сталина, и войну, в 1945 году закончив
войну командующим фронтом в звании маршала Советского Союза.
Продолжающаяся
чистка поглощала также офицеров из аннексированных Советским Союзом государств
(например, Латвии, Литвы и Эстонии). После захвата Советами этих прибалтийских
государств местные офицеры получили офицерские звания Красной Армии. В их число
входили генерал-майор А. Н. Крустыньш, командующий 183-й стрелковой дивизии
24-го территориального стрелкового корпуса, генерал-майор И. К. Черниус еще
один командир дивизии, и генерал-лейтенант Р. И. Клявиньш, командующий
корпусом. Многих командиров из других прибалтийских государств чистка поглотила
уже во время войны.
Окончательная
цифра той дани, которую взяли чистки с офицерского корпуса Красной Армии, все
еще неизвестна. На заседании НКО 29 ноября 1938 года протокол зафиксировал
слова Ворошилова: «В
ходе очищения Красной Армии в 1937-1938 годах мы подвергли чистке более 40 ООО
человек». Эта цифра конечно
включала в себя все виды наказания — от расстрела до устного порицания. Более
свежий анализ основанный на архивах Верховного Суда СССР и связанных с ним
военных трибуналов дает общее число репрессированных с 1937 по 1941 год в 54
41716.
Чистки
сокрушительно подействовали на боевой дух и боеготовность Красной Армии.
Относительно беспристрастные иностранные наблюдатели были откровенны в своих
суждениях и, как показали последующие события, не ошибались в оценках.
Файмонвиль, военный атташе США в Москве, сообщал:
«Казнь выдающихся военных руководителей
Красной Армии и самоубийство Гамарника вызвали в Красной Армии чувство
удивления, доходящее чуть ли не до остолбенения. Боевой дух получил серьезный
удар… Вероятно, Красной Армии потребуется целиком обучить вновь призванных
новобранцев, прежде чем она вновь обретет тот высокий уровень боевого духа,
которого она достигла до этого процесса».
Военный
атташе США в Риге цитировал из аналитического доклада латвийской разведки, что «боевая эффективность советской армии
настолько сильно пострадала от недавних расследований и казней, что советский
режим и сам сознает, что ему нельзя оказаться втянутым в войну, и будет делать
в данное время неограниченные уступки, лишь бы предотвратить большую войну». Латыши
были правы в своем суждении, что Советы будут любой ценой избегать войны с
великой державой (вроде Германии), но чистки не удержали Советский Союз от
действий против малых держав вроде Польши или Финляндии или от ограниченных
боевых действий против Японии. К ужасу латышей, чистки не удержали Советы и от
действий в 1940 году против них. Однако, как они и считали, и как
продемонстрировала Финская война, боеспособность Красной Армии серьезно
снизилась.
Чистки
также явно побудили немцев к военным действиям против Советского Союза.
Согласно одному ретроспективному советскому анализу, «гитлеровская военщина пришла в экстаз.
Начальник Германского Генерального штаба, генерал фон Бек, анализируя военное
положение летом 1938 года, сказал, что Красную Армию нельзя считать вооруженной
силой, так как кровавые репрессии подорвали ее боевой дух и превратили ее в
инертную военную машину». Последующее
выступление Красной Армии в Польше и Финляндии никак не развеяло данного
впечатления.
Внутри
Красной Армии на ужасное состояние боевого духа указывали четкие индикаторы.
Согласно данным Красной Армии, число самоубийств и несчастных случаев среди
солдат и офицеров во второй четверти 1937 года резко возросло по сравнению с
предыдущим годом: на 26,9 процента в Ленинградском военном округе; на 40
процентов в Белорусском военном округе; на 50 процентов в Киевском военном
округе; на 90,9 процента в Особой Краснознаменной Дальневосточной армии; на 133
процента на Черноморском флоте; на 150 процентов в Харьковском военном округе;
на 200 процентов в Тихоокеанском флоте. Соответственно возросло и число
несчастных случаев. Вдобавок пьянство стало к 1937 году в Красной Армии такой
проблемой, что в декабре этого года НКО пришлось издать приказ «О борьбе с
пьянством в РККА». Приказ требовал от всех полков собрать совещания всех
командных и надзорных кадров, на которых «с нажимом» описать все пьяные
безобразия и заклеймить пьянство и пьяниц как недопустимое и позорное явление.
Письмо,
отправленное позже советскому писателю Илье Эренбургу знаменитым публицистом
Эрнстом Генри, запечатлело чувство, разделяемое многими: «Ни одно поражение никогда не приводило к
таким чудовищным потерям в командном составе. Такая убыль могла быть только
следствием полной капитуляции страны после проигранной войны. Как раз накануне
критического столкновения с вермахтом, накануне величайшей из войн, Красную
Армию обезглавили. И сделал это Сталин».
Нет
никаких сомнений, что Сталин и советская политическая иерархия хорошо сознавали
вред, нанесенный чистками Красной Армии. На совещании в Москве в мае 1940 года
под председательством новоназначенного народного комиссара обороны маршала С.
К. Тимошенко заместитель наркома И. И. Проскуров смело заявил: «Как бы ни было тяжело это сделать, я
должен прямо сказать, что такой расхлябанности и такой низкой дисциплины нет ни
в какой другой армии, кроме нашей (голоса смеет: Верно!)». И
отнюдь не случайно сам Проскуров незадолго до начала войны угодил в ряды
попавших под чистку.
Для
противодействия некоторым из вредоносных последствий чисток Президиум
Верховного Совета СССР издал постановление «Об усилении единоначалия в Красной
Армии и флоте». Это постановление отменяло введенный в мае 1937 года
непопулярный институт военных комиссаров и возлагало «полную ответственность за все сферы
жизни и деятельности подразделений, частей и соединений, в том числе за
политработу, политпросвещение и дисциплину, на командиров». Однако
следует заметить, что на случай если командиры будут отклоняться от надлежащего
исполнения своих обязанностей, на всех уровнях командования были сохранены
посты заместителей командиров по политической части.
Безусловно,
прошедшие чистки создали Красную Армию, чья верность Сталину не вызывала
сомнений. Однако эта верность основывалась в основном на малодушном и
парализующем страхе, который душил в рядах Красной Армии любое творчество,
инициативу или гибкость. Избавляя Красную Армию от ее наиболее творческих
военных мыслителей и наиболее опытных военных практиков, чистки одновременно
гасили те революционные традиции, которые зажигали энтузиазм и в командирах, и
в солдатах Красной Армии. Лишившись этого боевого духа, безжизненная и
сделавшаяся чисто механической Красная Армия неуклюже боролась с врагом и
обильно истекала кровью на полях сражений Финской войны. Летом 1941 года она
будет действовать точно так же и на тот же лад на западе Советского Союза. И в
конечном итоге только немецкое высокомерие, унизительные советские поражения и
угроза уничтожения страны зажгут в обновленной Красной Армии боевой энтузиазм,
да и то после катастрофических потерь и страданий. И даже тогда чистки оставят
в советских душах неизгладимый след, который нельзя будет полностью стереть
вплоть до произошедшей в конечном итоге смерти советского государства.
Командные кадры и подготовка
Чистки
и массовое увеличение Красной Армии между 1937 и 1941 годах подвергли огромному
напряжению систему боевой подготовки. Требовалось не только заменить десятки
тысяч опытных вычищенных офицеров и солдат, но и подготовить кадры для
командования, управления и службы в армии, более чем удвоившейся в размерах.
Многие из новобранцев обладали только самой начальной подготовкой, полученной
ими во время службы в резервных или территориальных частях. Подготовленный в
декабре 1939 года военным атташе США в Хельсинки доклад подытоживает западные
впечатления о новых советских солдатах, основанные на уроках Финской войны:
«Боевой дух русских войск в настоящее
время трудно проанализировать. Солдаты — практически все крестьяне или простые
рабочие, привыкшие к скудному существованию, которое само по себе было бы
невыносимым почти для любых других представителях белой расы. Их пичкают постоянным
потоком пропаганды, превозносящей достоинства коммунизма и заверяющей их, что
они приносят сейчас некоторые жертвы во имя того, чтобы он мог восторжествовать
о всем мире. Будучи невероятно простодушными и находясь благодаря стараниям
своего правительства в полнейшем неведении об условиях жизни за пределами
России, многие из них действительно почти фанатичны в своем рвении отправиться
в то, что их убедили считать священным крестовым походом для освобождения своих
братьев по классу от злодеев-угнетателей…
Финский Генеральный штаб докладывает, что
русские солдаты, с которыми они пока сталкивались, отчетливо делились на две
категории. Более половины из них отличается плохой подготовкой, плохо одеты и
оснащены. Это тли, как я считаю, так называемые недавно мобилизованные
обученные резервы. Эти донесения подтверждаются ранее полученными донесениями о
советских солдатах, сражающихся с японцами во Внешней Монголии. С другой стороны,
определенные русские части, согласно донесениям, хорошо обучены и снаряжены. Их
используют как ударные войска при более важных атаках или главных ударах; они,
как говорят, очень хорошо ведут себя в бою, атакуя храбро (умело, проявляя
существенное тактическое мастерство в своих уловках с целью захватить финнов
врасплох».
Особенно
проницательное недавнее исследование ученого отметило недостатки подготовки как
офицер, так и солдат:
«Основная масса новобранцев, призванных в
ходе частичной мобилизации, состояла из прошедших военную подготовку в территориальных частях и не обладающих
твердым профессиональным умением. Неопытный командный состав и постоянный отрыв
рядовых от боевой подготовки для хозяйственных нужд крайне отрицательно
сказывались на результатах боевой и оперативной подготовки. Фигурально говоря,
было некому обучать, некого обучать и нечему обучать».
Это
массовое увеличение численности армии было бы и при нормальных обстоятельствах
пугающе тяжелой задачей. Опасный международный климат, необыкновенные боевые
успехи немецкой армии, менее чем блестящее вовлечение в войну Красной Армии и
охвативший Красную Армию страх сделали ее еще более трудной.
С
1939 года до середины июня 1941 года число сухопутных дивизий Красной Армии
увеличилось с 98 до 303, а общая численность вооруженных сил возросла с 1,6
миллиона до 5,3 миллиона бойцов. В 1937 году были сменены 69 ООО офицеров, за
десять месяцев 1938 года 100 ООО получили новые назначения, а в 1939 году
назначили на новые должности 246 626 офицеров (68 процентов от общего числа).
Во многих случаях командиры батальонов повышались до командиров дивизий, а
командиры отделений — до командиров полков. В речи на заседании Центрального
Комитета партии, посвященной последствиям Финской войны, нарком обороны
Ворошилов отметил, что «многие старшие командиры оказались не на должном высоком уровне.
Ставка Главного Военного Совета вынуждена была снять многих высших командиров и
начальников штабов».
Представленный
НКО 20 марта 1940 года пространный и основательный доклад Е. А. Щаденко,
начальника Управления по начальствующему составу Красной армии, ярко обрисовал
кадровые проблемы Красной Армии. Щаденко проанализировал ситуацию в 1937 году:
«Красная Армия начала свое увеличение с
1932 года, темп расширения постоянно ускорялся, и к 1939 году она увеличилась
почти в четыре раза. Это увеличение численности не поддерживалось нормально
подготовленными армейскими кадрами, поскольку возможности готовящих эти кадры
учреждений осталась прежней. Эти условия вынудили нас обратиться к резервам,
которые состоят из:
а. 31 процента младших лейтенантов
запаса, прошедших прежде годичную подготовку в войсках;
б. 24,3 процента младших лейтенантов
прошедших гражданскую военную подготовку в гражданских школах, весь курс
обучения которых состоял из 360 часов теоретических занятий и двухмесячных
лагерей в РККА (четыре месяца — 768 часов) и у которых нет совершенно никакого
опыта командования;
в. 13,2 процента младших лейтенантов,
прошедших подготовку на двухмесячных курсах подготовки младшего командного
состава по 384-часовой программе; и
г. 4,5 процента командиров, закончивших
краткосрочные курсы в училище в период Гражданской войны.
В целом 73 процента офицеров запаса — это
младшие лейтенанты, то есть командиры с краткосрочной подготовкой, не имевшие
возможностей для систематической переподготовки.
В училищах, как теперь стало очевидным,
время обучения преступно разбазаривалось; только 66 процентов его посвящалось
изучению военных наук и необходимым видам деятельности, а остальное время (127
дней в году) учащиеся проводили вне организации, в перерывах, увольнениях и на
каникулах. Учащиеся выпускались без требуемых полевых учений и подготовки. В
результате приходится признать, что подготовка кадров, особенно пехоты, была
крайне неблагоприятной… Такое же положение существует и с подготовкой младших
офицеров в армии.
За шесть лет (с 1932 по 1937 год) из
резервов было призвано 29 966 человек, еще 19147младших лейтенантов были
оставлены в кадрах из бывших односрочников. Итого мы получили за шесть лет 49
113 человек — то есть столько же, сколько произвели за тот же срок военные училища.
Эти меры не покрыли быстро растущие потребности армии ни в количественном, ни,
особенно, в качественном отношении.
Образовался большой некомплект, который
на 1 января 1938 года достиг 39 100 человек, или 34,4 процентов от
установленных потребностей в командных кадрах. Организационные меры в 1938 году
требовали 33 900 человек и еще 20 ООО для замены уволенных из рядов РККА и в
целом 93 ООО человек. Таким образом, совершенно ясно, что в 1938 году армии
недоставало почти 100 ООО начсостава.
Призыв большого количества солдат и
офицеров запаса с краткосрочной подготовкой совершенно не отвечает растущим
требованиям технического переоснащения армии и приводит к резкому падению
качества армейских кадров, что не может не сказаться отрицательным образом на
подготовке солдат и младших офицеров, особенно в пехоте».
Обрисовав
проблему, с которой столкнулась Красная Армия. Щаденко рассмотрел сведения о
выпусках учреждений военной подготовки и впрямую сосредоточился на вредоносном
действии чисток:
«За эти десять лет [1928-1938 годы] ряды
армии покинули 62 ООО человек (из-за смерти, инвалидности, по суду или по иным
причинам), а 5670 военнослужащих были забраны или переведены в ВВС. В целом
сухопутные войска покинуло 67 670 военнослужащих. Отсюда следует, что выпуск военных
училищ едва покрывает реальные потери и не создал никаких резервов для
поддержания роста армии и ее резервов».
Щаденко
подчеркнул особенно тревожную нехватку пехотных командиров. Он указал, что
выпуск пехотных училищ на самом деле упал, в то время как потребности армии
резко возросли и будут повышаться. Более того,
«Если принять в расчет, что за
1937—1938годы 35 ООО военнослужащих, включая 5000 политработников, были
арестованы, исключены из партии и таким образом покинули РККА в связи с
очищением армии, положение с пехотой еще более усугубляется».
Согласно
Щаденко, состояние резервов было еще более опасным, так как оно угрожало
расстроить мобилизацию, если та станет необходимой:
«Положение с начсоставом запаса еще более
острое, и пехоты [в резерве] недостаточно даже для частичной мобилизации. В то
же время, как показал опыт боев на Хасане, Халхин-Голе, в Западной Белоруссии и
Украине и на финском фронте, качество командиров запаса очень низкое. Более
того, 14,5 процента из 73 процентов командиров запаса с краткосрочной
подготовкой и даже 23 процента пехотных люди 40 лет и старше. Последние не могут
быть использованы строевых частях в качестве командиром взводов или рот,
которыми они были в запасе.
В отношении кадров офицеров запаса, они
совершенно не покрывали и, в настоящее время, не покрывают потерь первого года
войны и новых соединений создаваемых в ходе войны.
В итоге к 1938 году Красная Армия в
отношении обеспечения подготовленными кадрами оказывается в исключительно
трудном положении; армии недостает 93 ООО кадров и 300 000-350 ООО резервов».
Далее
Щаденко предлагал комплекс подробно расписанных мер для исправления положения в
1939,1940 и 1941 годах. Предложенный им трехлетний план ставил целью произвести
полностью обученный и компетентный начсостав для Красной Армии и ее резервов,
но не раньше 1942 года.
5
мая 1939 года Щаденко представил НКО еще один доклад, который подробно описывал
работу, проделанную в 1939 году Управлением по начальствующему составу. Начал
он доклад с подытоживания главных изменений, произошедших в Красной Армии за
тот год:
«За отчетный период, и особенно за август
и сентябрь, в армии было введено существенное число новых образований, а именно
4 управления фронтами, 2 управления военными округами, 8 армий, 19 стрелковых
корпусов, 111 стрелковых дивизий (имеющих в своем составе 333 стрелковых полка,
222 артиллерийских полка и 555 отдельных батальонов), 16 танковых бригад, 12
резервных стрелковых бригад, 42 военных училища, 52 курса переподготовки
офицеров, 85резервных полков, 137 отдельных батальонов, не включенных ни в
корпуса, ни в дивизии, 345 эвакуационных госпиталей и множество баз служб тыла
(передовых складов, мастерских, санитарных поездов, санитарных бригад и т.д.).
Для осуществления этих мер требовалось 117 188 лиц начальствующего состава или
увеличение на 40,8 процента численности, существующей на 1 января 1939 года…
Для доведения до полной численности новых
соединений, так же, как для пополнения армейских полевых частей на востоке,
западе и северо-западе, требовалось большое количество вновь назначенных и
переведенных командных кадров, чье общее число составляло 246 626
военнослужащих или 68, 8 процента от установленных требований.
Для
удовлетворения этого спроса выпуск военных училищ возрос в целом до 101 147
кадров в год (с 13 995 в 1937 году и 57 ООО в 1938 году). Хотя нехватка
по-прежнему существовала, эффективность системы несколько улучшилась. С этими
цифрами контрастировало число «вычищенных» офицеров: 18 658 в 1937 году (4474
арестованных), 16 362 в 1938 году (5032 арестованных), и 1878 в 1939-м (73
арестованных).
Доложив
обо всем этом, Щаденко заключил: «Задачи поставленные вами [Ворошиловым] перед Управлением по
начальствующему составу Красной Армии, в основном выполнены». Он
утверждал, что план полготовки кадров и пополнения полевых частей был удачным,
а управление готово разработать план на 1940 год.
Однако,
учитывая приведенные цифры, было ясно, что в 1941 года Красная Армия будет не
готова к боям. Равным образом не было никаких гарантий, что качество офицерского
состава, производимого на ускоренных курсах подготовки, будет отвечать
требуемым стандартам. Доказательство чрезмерного оптимизма Щаденко появилось в
документе, составленном год спустя и подписанном покидающим свой пост наркомом
обороны совместно с его преемником.
8
мая 1940 года уходящий с поста наркома обороны К. Е. Ворошилов предоставил
своему преемнику С. К. Тимошенко акт о сдаче/приеме должности. Этот акт был
официальным документом, подробно описывающим состояние вооруженных сил, когда
руководство ими перешло в руки Тимошенко. Хотя и подписанный Ворошиловым, этот
доклад явно был подготовлен его критиками, креатурами у принимающего дела
наркома. В разделе «Оперативная подготовка» акт начинал с уничтожающей критики:
«1. К моменту приема и сдачи Наркомата
Обороны оперативного плана войны не было — по Западу — в связи с занятием
Западной Украины и Западной Белоруссии; по Закавказью — в связи с резким
изменением обстановки; по Дальнему Востоку и Забайкалью — ввиду изменения
состава войск — существующий план требует переработки.
Генеральный штаб не имеет точных данных о
состоянии прикрытия госграницы.
2. Руководство оперативной подготовкой
высшего начсостава и штабов выражалось лишь в планировании ее и даче директив.
Народный Комиссар Обороны и Генеральный штаб сами занятий с высшим начсоставом
и штабами не проводили.
Контроль за оперативной подготовкой в
округах почти отсутствовал. Наркомат Обороны отстает в разработке вопросов
оперативного использования войск в современной войне. Твердо установленных
взглядов на использование танков, авиации и авиадесантов нет.
3. Подготовка театров военных действий к
войне во всех отношениях крайне слаба. В результате этого:
а) в железнодорожном отношении театры
военных действий не обеспечивают быстрое сосредоточение войск, их маневр и
снабжение;
б) пропускная способность железных дорог
к новым западным границам низка и не обеспечивает требования обороны границ;
в) положения об управлении железными
дорогами на театре войны, четко определяющего функции органов НКПС и органов ВОСО,
а также порядок перевозок, нет;
г) строительство шоссейных дорог идет
медленно и ведется многими организациями (Гуждор, Главдорупр, Гулаг НКВД), что
приводит к распылению сил и средств и отсутствию общего плана дор.
строительства;
д) строительство связи по линии НКС
сильно отстает, а по линии НКО в 1940 г. сорвано совершенно, вследствие
позднего представления Генштабом и Управлением Связи заявок на строительные
материалы и неотпуска таковых. Каблирование и использование уплотненных
бронзовых проводов ведется в крайне ограниченном размере;
е) в аэродромном отношении крайне слабо
подготовлена территория Западной Белоруссии, Западной Украины, ОДВО и ЗакВО;
ж) ясного и четкого плана подготовки
театров военных действий в инженерном отношении, вытекающего из оперативного
плана, нет. Основные рубежи и вся система инж. подготовки не определены;
з) план строительства УРов в 1940 г. не утвержден. Исчерпывающих директив по строительству УР в 1940 г. округам к моменту приема Наркомата не дано. Система предполья окончательно не разработана, и
в округах этот вопрос решается по-разному. Нет окончательного решения и
указаний НКО и Генштаба о содержании в боевой готовности старых укрепрайонов и
укрепрайонов строительства 1938-1939годов., которые должны быть использованы
как сильно укрепленный тыловой рубеж. Новые укрепленные районы не имеют
положенного им вооружения, а именно недостает: коробов НПС — 3, пулеметных —
1114, ДОТ — 4, для 45-мм пушек— 80, для пушек Л-П—222, заслонов для ручных
пулеметов — 940, ружейных заслонов — 2451; установок: пулеметных —1208, 45-мм
пушек — 520, пушечных Л — 17 — 543.
4. В топографическом отношении театры
военных действий подготовлены далеко не достаточно и потребность войск в картах
не обеспечена».
Акт
продолжает и продолжает в том же духе, порицая плохую работу комиссариата
Ворошилова. Он критикует «недостаточную» сеть аэродромов в приграничных военных
округах, отсутствие «ясного и четкого плана подготовки театров военных действий
в инженерном отношении», отсутствие директив для осуществления плана 1940 года
по строительству укрепрайонов и отсутствие необходимых карт для оперативной
поддержки на ТВД.
Еще
более критическими были замечания по структуре сил Красной Армии,
мобилизационному планированию и состоянию кадровой армии. Акт признает, что
«точно установленной фактической численности Красной Армии наркомат… не
имеет», «по вине Главного Управления Красной Армии учет находится в
исключительно запущенном состоянии», кадровый состав войск неясен, а план
увольнения приписного состава находится в процессе разработки. Акт отмечал, что
все недавние планы замены кадров и создания частей были незавершенными и плохо
осуществлялись.
Мобилизационные
планы пребывали в схожем состоянии. Так, «в связи с войной и значительным перед
дислоцированием войск мобилизационный план нарушен». Акт определял причины
многих недостатков в мобилизационных планах и делал вывод, что «наставления по
мобилизационной работе в войсках и военкоматах, признанные устаревшими, не
переработаны». А относительно оптимистических докладов Щаденко по формированию
кадров Красной Армии он констатировал, что «некомплект начсостава в армии
составляет 21 проц. к штатной численности». Более того, он считал, что
ежегодные пополнения не создадут необходимых военных резервов для поддержания
требуемого роста Красной Армии. И продолжал, подтверждая подозрения о плохом
качестве офицерского состава: «Качество подготовки командного состава низкое,
особенно в звене взвод-рота, в котором до 68 проц. имеют лишь краткосрочную
6-месячную подготовку курса младшего лейтенанта». После порицания и других
аспектов системы акт делал вывод: «Плана подготовки и пополнения комсостава
запаса нет».
Противореча
утверждениям Щаденко об улучшении подготовки, акт далее перечислял огромное
количество недостатков в подготовке войск, отмечая «низкую подготовку среднего
командного состава», «слабую тактическую подготовку во всех видах боя и
разведки», «неудовлетворительную практическую полевую выучку», «крайне слабую
выучку родов войск по взаимодействию на поле боя», «слабую отработку применения
маскировки… управления огнем… необученность войск атаке укрепленных
районов, устройству и преодоления заграждений и форсированию рек». Наконец, акт
приводил подробный список многих недостатков, обнаруженных во всех видах
вооруженных сил и в службах тыла. Хотя он был подготовлен в 1940 году, и новый
нарком обороны Тимошенко впоследствии начал развернутую программу реформ,
предназначенных искоренить данные проблемы, содержащийся в нем подробный список
недостатков Красной Армии точно предсказал те трудности, с которыми она
столкнется в июне 1941 года — особенно в отношении численности, качества и
состояния подготовки кадров Красной Армии.
После
совместного документа Ворошилова и Тимошенко и в ходе дальнейших «реформ
Тимошенко» НКО попытался улучшить систему обучения и подготовки Красной Армии.
На самом высшем своем уровне наркомат пытался расширить обучение в Академии
Генштаба имени Ворошилова. Серия краткосрочных курсов высших командиров,
которую НКО добавил к программе обучения между 1938 и 1940 годами, дала только
в 1939 и 1940 годах 400 выпускников. Вдобавок приказ НКО от 25 февраля 1941
года расширил Военно-воздушную академию имени Жуковского, создал в Ленинграде
Военно-воздушную академию имени Можайского и образовал новое училище ПВО. К маю
1941
года существовало 18 военных академий, дополняемых сотнями военных училищ более
низкого уровня. Общая штатная численность преподавательского состава военных
академий возросла с 8189 офицеров в 1937 году до 20 315 в 1940 году.
В
период с 1937 по 1949 год общее число учреждений, занятых военным обучением и
подготовкой, поднялось с 49 до 114, а число выпускников увеличилось с 36 085 до
169 62043. Несмотря на это увеличение производства подготовленных офицеров и на
вызванные чистками ускоренные повышения в чинах (а, возможно, как раз из-за
них), лишь немногие офицеры обладали боевым опытом, а большинство только-только
приступило к своим новым обязанностям. В 1941 году только 5,8 процента
командных кадров обладало опытом Гражданской войны (ценность которого была
зачастую сомнительной), а еще 29 процентов имели боевой опыт, полученный с 1938
по 1940 год. Таблица 2.1 показывает относительный командный опыт командиров в
июне 1941 года.
Основываясь
на этих данных о командном военном опыте, в одном недавнем российском анализе
делался вывод:
«В предвоенные годы была проделана
огромная работа по подготовке военных кадров по всем специальностям. В
результате большое число офицеров имело приличную профессиональную подготовку и
было предано коммунистической партии и социалистическому Отечеству. Среди них
были выдающиеся военные руководители и командиры, которые во время войны
покроют себя немеркнущей славой победы. В то же время массовые репрессии против
кадровых военных и гибель многих военных руководителей высокого уровня привели
к ослаблению офицерского корпуса, сказались на боеспособности вооруженных сил и
были одной из причин поражения в начальный период войны. И оно ощущалось на
всем протяжении войны».
Программа
подготовки командных кадров и солдат для Красной Армии, которую в 1938 и 1939
годах поддерживали лишь на словах, впоследствии ускорилась — большей частью
благодаря тягостному впечатлению от того, как проявили себя советские войска в
боях Финской войны. Надвигающиеся международные угрозы и происходящее из-за них
расширение Красной Армии придали этой задаче настоятельность. Программы
Тимошенко были амбициозными и хорошо продуманными, но они тоже слишком
запоздали. Человеческих и технических ресурсов для программы не хватало, а
переформирования в Красной Армии, произведенные в 1940-1941 годах сперва при
оккупации части польской и румынской территории и стран Прибалтики, а затем в
ходе частичной мобилизацией весной 1941 года, нарушили целостность всей системы
военной подготовки.
В
результате командующие были незнакомы со своими войсками и с современной
тактической и оперативной техникой ведения боя, штабы — недоукомплектованы и не
привыкли работать как единые команды, части и соединения — не сплавлены в
настоящие боевые части, а рода войск — неспособны действовать совместно.
Военнослужащие боевых частей и частей боевого обеспечения не овладели
поступившей на склады новой техникой (танками, самолетами, артиллерией) и не были
подготовлены действовать в современной войне. Вдобавок к этим проблемам все
командные звенья слабо представляли себе технологию ведения оборонительных
боев, поскольку все они были пропитаны традиционным наступательным духом
Красной Армии. Они этому научатся — но лишь ценой громадных потерь и личных
жертв. В целом, как писал проницательный критик:
«Советское военное и политическое
руководство, считая военное столкновение с мировым империализмом неизбежным и
оснастив армию огромным количеством основных средств вооруженной борьбы, не
потрудилось создать необходимый резерв командных кадров, а вместо этого
занялось истреблением их, что привело не только к дефициту этих кадров, но и
создало в армии атмосферу страха, подозрительности, недоверия и Опасения любого
проявления независимости и инициативы».
Ключевые командные и штабные
кадры
В
июне 1941 года Красной Армией командовали большей частью клевреты Сталина и
неопытные или малоопытные командиры и штабные работники, уцелевшие после
чисток. Первые были обязаны своей карьерой и благополучием своим давним связям
с диктатором. Уцелевшие после чисток, отлично зная о судьбе своих товарищей,
пребывали в состоянии постоянного беспокойства.
Несомненно,
многие из них были вполне компетентными и ненавидели обстоятельства, при
которых им приходилось жить; большинство этих командиров продемонстрирует свою
компетентность и преданность во время войны. Другие же, как А. А. Власов,
воспользуются первой же возможностью нанести режиму ответный удар. Но в июне
1941 года все они разделяли общее состояние — фаталистическую решимость любой
ценой пережить наступившие времена.
Наверное,
имелась определенная ирония судьбы в том, что в 1941 году, несмотря на чистки,
офицерский корпус Красной Армии, по счастью, обладал некоторым скромным числом
талантливых, пусть и малоопытных штабных офицеров, а также ядром способных
боевых командиров. Эти люди пережили первоначальное кровопускание и
впоследствии привели Красную Армию к победе. Но важно помнить, что на каждого
из тех, кто достиг успехов и добился славы, пришлось много других, равно
талантливых, которые погибли, — а также множество подхалимов (или просто менее
компетентных командиров), которые делали эту задачу для Красной Армии намного
более трудной и дорогостоящей. Большинство компетентных военачальников начали
свое восхождение к известности в ходе реформ Тимошенко и благодаря этим
реформам.
В
июне 1941 года на вершине советской военной иерархии находился маршал
Советского Союза Семен Константинович Тимошенко, который 8 мая 1940 года сменил
бездарного К. Е. Ворошилова на посту народного комиссара обороны. Свои звезду
Наркома Обороны (и героя Советского Союза) Тимошенко заслужил во время
бесславной Финской войны. Как организатор наступления в феврале 1940 году,
выбившего финнов из войны, он частично восстановил поблекшую репутацию Красной
Армии. Бывший кавалерист и приятель Сталина во время Гражданской войны,
Тимошенко получил пугающую своей сложностью задачу вновь укрепить Красную Армию
накануне войны. Он попытался провести реформы, которые с тех пор носят его имя,
и сделать это посреди парализующих его работу чисток сильнейшей
неопределенности международного положения, донимаемый личными предубеждениями
Сталина.
Г.К.
Жуков, тогдашний начальник Генерального штаба Красной Армии, позже защищал Тимошенко
как старого и опытного военачальника, упрямого, наделенного сильной волей и
хорошо разбирающегося в тактических и оперативных вопросах. «Как нарком обороны он был, — говорил Жуков, — намного лучше Ворошилова, и за короткое
время, которое он занимал этот пост, армия начала меняться к лучшему». Жуков
добавлял, что Тимошенко никогда не заискивал перед Сталиным, и несмотря на
серию поражений, которые Тимошенко потерпел позже в 1941 году и в мае 1942 года
под Харьковом, он все же уцелел и в конце войны получил орден «Победы» за
заслуги перед Отечеством.
Тимошенко
помогал заместитель наркома обороны Борис Михайлович Шапошников. Этот бывший
офицер царской армии, хорошо известный своим талантом военного теоретика и
независимостью, сыграл первейшую роль в создании после Гражданской войны
Красной Армии и вступил в конфликт с Тухачевским по поводу интерпретации
неудачной кампании последнего на Висле в 1920 году. Это, вкупе с его репутацией
«военачальника высшей
марки… не знающего равных по части эрудиции, профессионального мастерства и
интеллектуального развития», да еще его любовь к
кавалерии обеспечил его выживание в разгар чисток и назначение весной 1937 года
на высокую должность начальника Генерального штаба Красной Армии — пост который
он с короткими перерывами занимал вплоть до августа 1940 года. В 1930 году
Шапошников был принят в коммунистическую партию, и XVII съезд партии избрал его
кандидатом в члены ЦК КПСС. Фундаментальный научный труд Шапошникова «Мозг
Армии» подтолкнул к созданию в 1935 году Генерального штаба Красной Армии.
Всегда далекий от идеологии (в партию его приняли в 1939 году)*, Шапошников
часто не соглашался со Сталиным в отношении советской оборонной стратегии, в
том числе и по вопросам предвоенного планирования советской обороны. Тем не
менее он все же уцелел — вероятно, потому, что Сталин не боялся этого
эрудированного штабного офицера и даже уважал его за подобную неугрожающую
прямоту. У Шапошникова сложились странные отношения со Сталиным: он был одним
из немногих, к кому Сталин обращался по имени и отчеству.
Шапошников
вернулся на пост начальника Генштаба в июле 1941 года, и после этого, вплоть до
своей замены по болезни в мае 1942 года, служил архитектором заново
организованного Генштаба, который обеспечил победу в войне. Во время войны он
оказывал умеренное влияние на Сталина, и хотя его имя связывалось с катастрофой
под Киевом в сентябре 1941 года, именно влияние Шапошникова в конечном итоге
побудило Сталина считаться в руководстве войной с мнением Генерального штаба.
В
июне 1941 года начальником Генштаба Красной Армии был генерал армии Георгий
Константинович Жуков — кавалерийский офицер, ветеран Мировой и Гражданской
войн, бывший командующий Киевским особым военным округом, где у него служил
начальником штаба Ватутин, и герой сражения с японцами на Халхин-Голе в августе
1939 года. После 1937 года Жуков резко поднялся в высший командный состав,
несмотря на контакты с такими попавшими под чистку командирами, как Уборевич и
Егоров, под началом которых он служил. В июне 1940 года Жуков стал командующим
Киевским особым военным округом и в январе 1941 года сыграл значительную роль в
московских военных играх. Благодаря энергичным и умелым действиям в ходе этих
игр по их завершении он сменил К. А. Мерецкова на посту начальника Генштаба. После
этого назначения Жуков, под внимательным присмотром Шапошникова и в тесном
сотрудничестве со своими заместителями Н. Ф. Ватутиным, Г. К. Маландиным и А.
М. Василевским, первым заместителем начальника оперативного управления, работал
над созданием более согласованных военных и мобилизационных планов. Несмотря на
угрожающий пример чисток, Жуков обращался к Сталину с максимально возможной
настойчивостью, и именно благодаря его побуждениям Сталин провел перед войной
тайную частичную мобилизацию. Очевидно, Жуков призывал и к более активным мерам
— но их Сталин отверг.
Командующим
Жуков был энергичным, но упрямым. Он под ходил к войне с упрямой
решительностью. Его сила воли, иной раз с примесью безжалостности и полнейшего
нежелания считаться с потерями, провела советские войска через тяжелые
испытания в начальный период войны и в конечном итоге привел их к победе.
Подобно американскому генералу Гранту, он пони мал страшную природу современной
войны и был психологи чески готов вести ее. Он требовал и добивался абсолютного
повиновения приказам, распознавал и защищал военные таланты среди своих
подчиненных и временами даже противостоял Сталину, навлекая на себя его гнев.
Его операции не отличались особым хитроумием, но он умело пользовался Красной Армии
как дубиной. Его характер идеально подходил к природе войн! на
советско-германском фронте, и Сталин это знал — ведь лишь поэтому он и вся
Красная Армия, несмотря на громадные потери, вышли из войны победителями.
Первым
заместителем Жукова был Н. Ф. Ватутин — предводитель из ускоренного выпуска
Академии Генштаба в 1937 год; бывший начальник штаба Киевского особого военного
округа бывший начальник оперативного управления Генерального штаба. Описываемый
своими современниками как человек, являющийся квинтэссенцией штабного офицера,
Ватутин втайне горячо желал командовать войсками. Именно энергичный Ватутин
составил в сентябре 1939 года план вторжения в Польшу, а июне 1940 года — в
румынскую Бессарабию: Благодаря свое блестящей службе он был затем переведен в
Генштаб, где сыграл видную роль в составлении под руководством Жукова, Тимошенко
и Шапошникова военных и мобилизационных плана и переработке уставов Красной
Армии. Сталин, невзирая на протесты Ватутина, использовал его качестве своего
личного представителя на тех ключевых участках фронта, где положение
становилось угрожающим.
Жуков
описывал Ватутина «как человека исключительно талантливого и обладателя
большого стратегического ума». Когда Ватутин поднялся наконец до командующего
фронтом, Василей отметил его огромное мастерство по части проведения
комбинированных операций. Ватутин, показавший себя одним из самых компетентных
и смелых командиров Красной Армии, был смертельно ранен весной 1944 года.
Начальником
оперативного управления Генштаба был выпускник Академии Генштаба 1938 года
генерал-лейтенант Герман Капитонович Маландин, профессиональный штабной офицер,
занимавший посты начальника штаба в пехотных частях на всех командных уровнях,
а под конец прослуживший четыре года начальником штаба корпуса на Дальнем
Востоке с 1930 по 1935 год. После окончания Академии Генерального штаба он в
1938-1939 годах занимался в ней преподавательской работой, а затем был назначен
к Жукову заместителем начальника штаба Киевского Особого Военного округа (под
начало Ватутина). Здесь в 1939 и 1940 годах он помогал составить планы военных
операций в Польше и Бессарабии. После этого в феврале 1941 года Маландин
перешел вместе с Жуковым в Генеральный штаб, где работал в тесном
сотрудничестве с Ватутиным и Василевским над составлением предвоенных оперативных
планов Красной Армии. Когда началась война, Тимошенко взял Маландина с собой в
качестве начальника штаба Западного направления. Позже, во время обороны
Москвы, Маландин служил начальником штаба у Жукова.
О
работе этого профессионально компетентного штабного офицера нам лучше всего
известно из уцелевших донесений, подготовленных им в период службы начальником
штаба Западного направления и Западного фронта во время тяжелых боев 1941 года.
Будущий начальник Генерального штаба С. М. Штеменко так описывал Маландина:
«Очень уравновешенный, всегда корректный
человек, необычайно скромный и душевный. До самозабвения отдавался работе и умел
ее выполнять, какой бы сложной она ни была. Герман Капитонович пользовался в
Генштабе большим уважением за свою пунктуальность и глубину анализа обстановки.
Он тоже вырос в крупного военного ученого и руководил Академией Генштаба».
Однако,
хотя все эти качества требовались Маландину для выживания, они не обеспечили
ему длительной славы.
Заместителем
Маландина в оперативном управлении был Александр Михайлович Василевский —
вероятно, наиболее способный офицер, какого произвела Красная Армия за время
войны. Пехотинец, не пользующийся выгодами принадлежности к «кавалерийскому
лобби», Василевский поднялся лишь благодаря своим достоинствам и пришел в
Генеральный штаб после ускоренного выпуска учащихся Академии Генштаба в 1937
году. В предвоенные месяцы он тоже работал над оборонительными и
мобилизационными планами. Поднявшись за четыре года в чинах от полковника до
генерал-полковника, Василевский был любимцем Шапошникова и фактически стал его
прямым наследником в Генштабе. Ровный характер и интеллектуальная острота
Василевского уравновешивали голую силу и грубость Жукова, и за время войны из
этой пары вышла превосходная «пожарная команда» эффективных представителей и
командиров Ставки. В конце войны Василевский дорос до командующего театром
военных действий, он спланировал и провел Манчжурскую операцию против японцев.
Из штабных офицеров никто не внес большего вклада в разгром нацистской
Германии, чем Василевский, Ватутин и их протеже А. И. Антонов.
В
то время как Ватутин, Маландин и Василевский начинали войну на ключевых штабных
постах, Алексей Иннокентьевич Антонов, будущая ведущая фигура в Генштабе
Красной Армии, начал войну в относительной безвестности. Ветеран Мировой и
Гражданской войн, Антонов оставался относительно незаметным до своего
поступления в начале 1930-х годов на курсы академии имени Фрунзе, где в нем
распознали «блестящего оперативного штабного работника». Превосходно проявив
себя на посту начальника оперативного отдела Харьковского военного округа во
время киевских маневров 1935 года, Антонов заслужил похвалу наркома обороны
Ворошилова и принятие в Академию Генштаба — где он тоже попал в ускоренный
выпуск 1937 года. После выпуска Антонов ненадолго сделался начальником штаба
Московского военного округа под началом сталинского фаворита Буденного, а затем
был назначен в академию имени Фрунзе на замену попавших под чистку
преподавателей.
Произведенный
в июне 1940 года (вместе с Василевским и многими другими) в генерал-майоры,
Антонов во время массовых замен командующих в январе 1941 года сменил Маландина
на посту заместителя начальника штаба Киевского особого военного округа, где и
служил до начала войны. После того, как Антонов принял участие в неудачных боях
1941 года и в закончившемся поражением сражении под Харьковом в мае 1942 года,
Василевский в декабре 1942 года привел его в Генштаб на пост начальника
оперативного управления. Именно здесь Антонов впоследствии заслужит своей
работой уважение и похвалу со стороны всех, кто его знал или работал с ним.
Трагический
ход начального периода войны подверг тяжелому испытанию довоенных советских
командующих военными округами. Немногие пережили это испытание.
Генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос поднялся с командира 70-й стрелковой
дивизии во время Финской войны до командующего Киевским особым военным округом.
Ветеран Первой Мировой войны, он был в Гражданскую войну начальником штаба
знаменитой 51-й стрелковой дивизии во время штурма Крыма, посещал в 1923 году
Академию Генштаба, а с 1934 по 1939 год был начальником Казанского пехотного
училища. После участия в боях на Дальнем Востоке (у озера Хасан и на
Халхин-Голе) и в Финской войне Кирпонос командовал корпусом, Ленинградским
военным округом, а в феврале 1941 года — Киевским особым военным округом, где и
служил, когда началась война. Жуков в своих воспоминаниях хвалил Кирпоноса:
«Я был рад, что Киевский особый военный
округ поручается такому достойному командиру. Конечно, у него, как и у многих
других, еще не было необходимых знаний и опыта для руководства таким большим
приграничным округом, но жизненный опыт, трудолюбие и природная смекалка
гарантировали, что из Михаила Петровича выработается первоклассный командующий
войсками».
Кирпонос
доказал правоту Жукова. Он боролся (большей частью тщетно) с Главным
командованием, добиваясь увеличения готовности к войне, а когда война началась,
его войска вели себя в зачастую неудачных боях много лучше, чем войска других
командующих фронтами. В сентябре 1941 года Кирпонос погиб в окружении в Киеве
вместе с большей частью своего фронта и был лишен славы, которую он столь
сильно заслужил.
Соседним
Западным особым военным округом командовал генерал армии Дмитрий Григорьевич
Павлов, тоже ветеран (и военнопленный) Первой мировой и участник Гражданской
войны. Павлов был кавалерийским офицером, посещавшим в 1928 году академию имени
Фрунзе ив 1931 году — Военно-техническую академию, где он, согласно рапорту,
«активно боролся с троцкистами». После выпуска Павлов командовал одной из
первых механизированных частей Красной Армии — 4-й механизированной бригадой.
Затем в 1937 году, он поднялся до главы Автобронетанкового управления Красной
Армии, где заслужил неуместное прозвище «советский Гудериан». Во время
Гражданской войны в Испании, Павлов был отправлен в Испанию для получения опыта
боевого применения танковых войск и вернулся оттуда с более трезвым взглядом на
использование бронетанковых сил в современной войне. Эти взгляды способствовали
тому, что Красная Армия в конце 1939 года отказалась от громоздких
механизированных соединений. В 1940 году Павлов стал командующим Западным
особым военным округом, а в январе 1941 года принял участие в московских
военных играх — где проявил себя, по оценке наблюдателей, не очень блестяще.
Когда
началась война, Павлов пал жертвой сталинского гнева за то, что потерял
контроль над обстановкой — которую, наверное, не смог бы контролировать никто.
Сталин обвинил
Павлова
в измене, снял с поста командующего и велел расстрелять. Трагическая судьба
Павлова стала одним из последних проявлений дотянувшихся до войны безжалостных
чисток.
Генерал-полковник
Федор Сидорович Кузнецов был накануне войны третьим командующим крупным
приграничным военным округом. Пехотный офицер и ветеран Первой Мировой и
Гражданской войн, Кузнецов посещал в 1926 году академию имени Фрунзе, где в нем
распознали присущие ему боевое мастерство и большой потенциал. В июле 1938
года, после службы преподавателем в Московском пехотном училище и в академии
имени Фрунзе, он был назначен заместителем командующего Белорусским особым
военным округом и помогал организовать вторжение в Восточную Польшу. Позже в
том же году он командовал корпусом на Финской войне. Являя собой типичный
пример «турбулентности» в советском командовании, Кузнецов на короткое время
возглавил в 1940 году Академию Генерального штаба, затем принял командование Северокавказским
военным округом, и наконец, в конце того же года, Прибалтийским особым военным
округом.
Получивший
в феврале 1941 года звание генерал-полковника, Кузнецов тоже тщетно боролся с
Главным командованием, добиваясь увеличения боеготовности войск округа.
Накануне войны он самостоятельно принял меры для улучшения боеготовности войск
округа. Хотя его войска были в июне-июле 1941 года разбиты, а Кузнецова
освободили от командования армией, он все же пережил это испытание и позже
служил заместителем командующего фронтом и возглавлял Академию Генштаба.
Командование
армией было в Красной Армии 1941 года задачей неблагодарной, а зачастую и
гибельной. Среди уцелевших командующих армиями должно хватить двух примеров. 22
июня 1941 года генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин командовал 16-й армией
из резерва Ставки, сформированной на Дальнем Востоке и переброшенной в
апреле-мае 1941 года на запад в качестве части стратегического резерва. Карьера
Лукина может служить примером довоенной и военной судьбы многих командующих
советскими армиями. Бывший в Первую Мировую войну унтер-офицером, Лукин в
Гражданскую войну командовал стрелковым полком и бригадой, в начале 1920-х
годов был заместителем командующего 7-й, а потом 99-й стрелковой дивизии и
посещал в 1926 году академию имени Фрунзе. После выпуска из академии имени
Фрунзе он командовал 23-й стрелковой дивизией и московским гарнизоном. В 1937 году
чистки вознесли его на пост помощника начальника штаба, а потом и в начальники
штаба Сибирского военного округа, а в 1938 году — в заместители командующего
этого военного округа.
В
июне 1940 году Лукину доверили формировать и возглавить 16-ю армию, а в апреле
1941 года он занимался перед дислоцированием этой армии на запад.
Предназначавшаяся первоначально для поддержки Киевского особого военного
округа, армия Лукина был с началом войны развернута к северу и вступила в бои в
бурлящем котле к западу от Смоленска. Уцелевшие боевые донесения Лукина четко
запечатлели то угнетающее положение, в которое попала его армия до ее окружения
и уничтожения под Смоленском. К счастью, Лукин избежал судьбы, постигшей его
армию. Позже, в таких же тяжелых боях под Вязьмой, Лукин сам был тяжело ранен и
попал в плен, и, хотя первоначально Сталин объявил его предателем, Лукин
пережил и немецкий плен, и гнев Сталина, заслужив уважение своих боевых
товарищей и страны. Жуков считал, что доблестная оборона Смоленска Лукиным и
его войсками внесли немалый вклад в итоговое поражение немцев под Москвой.
Коллегой
Лукина по резервному эшелону был командующий 20-й армией генерал-лейтенант
Павел Алексеевич Курочкин — участник штурма Зимнего дворца в 1917 году, а также
ветеран боев на Западном фронте в Гражданскую войну. Кавалерийский офицер,
Курочкин сначала учился и преподавал в Академии имени Фрунзе, а потом
командовал кавалерийской бригадой и дивизией. В Финскую войну он командовал
28-м стрелковым корпусом, а в 1941 году закончил Академию Генштаба. После
выпуска он был назначен командовать сперва Забайкальским, а потом, всего за
несколько часов до начала войны, Орловским военным округом. По его словам, он
«вступил в войну с марша». Известие о начале войны Курочкин получил по пути из
Читы в свою новую штаб-квартиру. Когда он сделал остановку в Москве, Генштаб
приказал ему набрать из войск военного округа 20-ю армию и «вести
оборонительные операции на одном из решающих направлений на Западном фронте».
Курочкин
так и поступил, и через неделю его армия, впервые теперь действовавшая в боевых
условиях под началом незнакомого командующего, развернулась на линии Днепра
западнее Смоленска, чтобы дать бой передовым частям двух немецких танковых
групп. Армия Курочкина сражалась храбро, но была большей частью уничтожена в
Смоленском котле. Курочкин уцелел и впоследствии командовал армиями и фронтом,
а в послевоенные годы стал плодовитым и талантливым автором работ по структуре
и теории вооруженных сил.
Это
лишь два примера из многих, которые иллюстрируют шоковую и парализующую
обстановку, в которой оказались командующие фронтами и армиями. Многие из них
погибли, но другие пережили это испытание и впоследствии воевали на более
высоких постах. Схожий шок испытали и офицеры на более низких командных уровнях,
где потери были еще более высокими. Именно из этих более низких уровней
впоследствии вышли самые лучшие командиры корпусов и армий. Одним из них был
Павел Алексеевич Ротмистров — кавалерийский офицер, участник Гражданской войны
и армейский командир нижнего звена в 1930-е годы. Он начал войну в должности
начальника штаба недавно сформированного 3-го механизированного корпуса в
Прибалтийском особом военном округе. Ротмистров уцелел и позже командовал
танковой бригадой под Москвой, танковым корпусом под Сталинградом и 5-й
гвардейской танковой армией на более позднем этапе войны, а закончил войну в
должности заместителя начальника автобронетанковых и механизированных войск
советской армии.
Михаил
Ефимович Катуков, начавший воевать полковником в должности командира 20-й
танковой дивизии, впоследствии стал командующим 1-й гвардейской танковой
армией. Полковник Семен Ильич Богданов схожим образом поднялся из командующего
30-й танковой дивизией до командующего 2-й гвардейской танковой армией. Та же
картина проглядывает во всех родах войск. Уцелевшие при чистках и в первые
кровавые месяцы войны не ударили в грязь лицом и в итоге победили. К чести Тимошенко,
его реформы и та защита, которую он и другие обеспечили этим офицерам, дали
возможность им и Красной Армии уцелеть и выйти из войны триумфаторами.
Однако
на каждого из этих победителей хватало некомпетентных командиров и различных
креатур Сталина, чьи положение и влияние создавали компетентным военачальникам
массу проблем и затрудняли достижение победы. Шаблон их деятельности заложил
непригодный для своего поста Ворошилов — и даже после замены на Тимошенко
Ворошилов продолжал оказывать отрицательное влияние на доверенную ему часть
военного руководства и распространять свою непригодность на весь доверенный ему
фронт.
Однако
больше всего вреда причиняли злобные и мстительные политработники, окружавшие
Сталина, которых он использовал в качестве своих личных «инспекторов» для
гарантирования дальнейшей преданности и повиновения всем его желаниям. Лишь
самые сильные командующие могли противиться им, да и то с изрядным риском. Тут
хватит и одного примера.
Лев
Захарович Мехлис, который в 1944 году получил звание генерал-полковника, служил
в Красной Армии партийным активистом со времен Гражданской войны, когда у него
и завязались тесные отношения со Сталиным. Став выпускником Института Красной
Профессуры, он с 1937 по 1940 год в звании армейского комиссара первого ранга
являлся начальником Главного Политического Управления (ГлавПУР) Красной Армии,
которое надзирало за проведением чисток. Назначенный в 1940 году народным
комиссаром госконтроля СССР, он вскоре также стал заместителем наркома обороны.
Во время войны, хотя Мех-лис проявил некомпетентность, служа представителем
Ставки (в Крыму в 1942 году) и был смещен с поста начальника ГлавПУРа, он не
лишился милости Сталина как партийный сторожевой пес и продолжал досаждать
командующим.
Хотя
мало кто из командующих чувствовал в себе достаточно уверенности, чтобы даже в
послевоенные годы критиковать Мехлиса, у Жукова нашлось для него мало добрых
слов, а Штеменко впоследствии писал:
«Донесения его часто проходили через мои
руки и всегда оставляли в душе горький осадок: они были черны как ночь.
Пользуясь предоставленными ему правами, Мехлис снимал с командных постов
десятки людей, тут же заменяя их другими, привезенными с собой. Для комдива
Виноградова он потребовал расстрела за потерю управления дивизией [в 9-й армии
во время Финской войны]. Позже мне не раз приходилось встречаться с Мехлисом и
тут я окончательно убедился, что человек этот всегда был склонен к самым
крайним мерам»».
Тот
факт, что Штеменко смог даже во времена, когда вовсю свирепствовала советская
цензура, столь открыто обратить внимание читателей на эти и другие деяния
Мехлиса, служит подтверждением той ненависти, которую советские командующие
испытывали к своим мучителям вроде него.
Были,
однако, и те, кто подтверждал наихудшие страхи Сталина и чье недовольство
состоянием Красной Армии и страны побуждало их отвергнуть советское
государство. Тоже явившиеся продуктами чисток, они прореагировали на них иначе,
чем их коллеги, и из-за этого в памяти людей остались лишь немногих из них.
Самым известным среди таких командиров был Андрей Андреевич Власов — еще один
ветеран-кавалерист, участник Первой Мировой и Гражданской войн, чьи карьера и
послужной список мало чем отличались от карьеры его товарищей. Он вступил в
коммунистическую партию в 1930 г, до того как это стало необходимым для всех
офицеров, служил под началом Тимошенко в Киевском особом военном округе, а
затем в 1938 и 1939 годах в Китае в качестве военного советника Чан Кайши. В
конце 1939 года он вернулся и стал командовать 99-й стрелковой дивизией в
Киевском особом военном округе, где был награжден за наведение порядка в этой
славящейся своей расхлябанностью части. За проявленные им блестящие способности
к руководству его назначили командовать новым 4-м механизированным корпусом, и
он командовал этой сильной частью в первые недели войны.
Избежав
со своим корпусом окружения, а потом и окружения под Киевом с 37-й армией,
которой он тогда командовал, Власов в качестве командующего 20-й армией принял
участие в обороне Москвы. За выдающиеся достижения Ставка произвела его в
генерал-лейтенанты, и в марте 1942 года Власова направили под Ленинград помочь
восстановить успехи недавно окруженной 2-й ударной армии. В последующей
катастрофе, постигшей Советы,
Власов
и армия, которую его послали спасти, были уничтожены — а Власов сдался в плен
немцам, где и основал Русскую Освободительную Армию. Хотя мало кто из других
последовал по пути Власова, все же верно, что и он сам, и его действия тоже
были, по крайней мере частично, продуктом чисток.
Таким
образом, накануне войны компетентные и некомпетентные командиры служили бок о
бок, чистки и те, кто организовывал их, никуда не делись — и все, как опытные,
так и неопытные, вместе с частично реформированной Красной Армией, столкнулись
с суровым испытанием войны.