План
Введение
1. Положение крестьян в России в начале 19 века
2. Проблема
рассмотрения крестьянского вопроса в России в начале 19 века в российской историографии
Литература
Введение
Проблема истории крестьянского вопроса
в правительственной политике России предреформенного времени достаточно хорошо изучена.
Вместе с тем, остаются и серьёзные лакуны, оставляющие достаточно места для исследователя.
В особенности это относится, на наш взгляд, к истории рассмотрения этого вопроса
в первом из секретных комитетов николаевского времени — Комитете 6 декабря 1826
года, оставившем большое наследие для занимавшихся крестьянским вопросом в последние
десятилетия перед реформой 1861 года, так как выдвинутые там идеи, да и предложенная
форма их осуществления неоднократно впоследствие использовались николаевскими реформаторами,
правда, без особого успеха. Крестьянский вопрос также имеет важное значение для
понимания причин нарастании эмансипационных настроений в правящем сословии, особенно
в высшей бюрократии, в последние десятилетия перед отменой крепостного права, что
сыграло, как известно, весьма значительную роль в проведении самой крестьянской
реформы. Истоки её хорошо видятся из 1826 года.Цель контрольной работы – рассмотреть
особенности развития крестьянского вопроса в начале 19 века.Освещение любого вопроса будет достаточно
интересным, если при его разработке рассматривать ряд альтернативных точек зрения.
Нам представляется интересным рассмотреть проблему крестьянского вопроса в России
в начале 19 века на основе анализа российской историографии.1. Положение крестьян в России в начале 19 века
Дворянские и буржуазные историки России
XIX — XX вв. не могли вскрыть исторической необходимости отмены крепостного права
и закономерностей становления буржуазного строя в России. Они считали, что исторические
факты в силу своей неповторяемости не поддаются теоретическим обобщениям, а следовательно,
исключают возможность установления объективных закономерностей. Так, Д. М. Петрушевский
утверждает, что всякая мысль открыть «законы между явлениями такой колоссальной
сложности, как явления социальные, и видеть их обязательно осуществляющимися, чтобы
не сказать — несущими свою обязательную службу во всяком человеческом обществе,
во всем его исторически обусловленном своеобразии, должна быть признана, по меньшей
мере, опрометчивой».2 Многотомный труд буржуазных историков России, посвященный
отмене крепостного права, изданный в 1911 г., не содержит теоретических обобщений.
Авторы этого труда рассматривают реформу 1861 г. как законодательный акт, дарованный
самодержавной властью, как результат благодеяния царского правительства.Кризис крепостного права и закономерность
его падения отрицал и М. Н. Покровский, хотя отдельные стороны крестьянской реформы
получили в его работах правильное освещение. М. Н. Покровский считал реформу 1861
г. лишь одним из эпизодов буржуазной политики русского самодержавия. Этим самым
отрицалось значение реформы как начала новой эпохи в истории общественного развития
России.Первый по времени, кто разглядел закономерность,
буржуазную сущность и антинародный характер реформы 1861 г., был выдающийся мыслитель
— революционер-демократ Н. Г. Чернышевский. Он писал: «Ход великих мировых событий
неизбежен и неотвратим, как течение великой реки… Совершение великих мировых событий
не зависит ни от чьей воли, ни от какой личности. Они совершаются по закону столько
же непреложному, как закон тяготения или органического возрастания».В. И. Ленин высоко оценил заслуги Н.
Г. Чернышевского. Он писал: «Нужна была именно гениальность Чернышевского, чтобы
тогда, в эпоху самого совершения крестьянской реформы (когда еще не была достаточно
освещена она даже на Западе), понимать с такой ясностью ее основной буржуазный характер,
— чтобы понимать, что уже тогда в русском „обществе« и „государстве» царили
и правили общественные классы, бесповоротно враждебные трудящемуся и безусловно
предопределявшие разорение и экспроприацию крестьянства».В своих замечательных статьях «По поводу
юбилея», «Пятидесятилетие крепостного права», «Крестьянская реформа и пролетарско-крестьянская
революция» и в ряде других работ В. И. Ленин наряду с такими вопросами, как соотношение
реформы и революции, классовая природа крестьянской реформы, пути ее осуществления,
показал историческую неизбежность крушения феодальных форм хозяйства и закономерность
зарождения капиталистического строя в России. Он указывал, что падение крепостного
строя и становление буржуазного общества в России было подготовлено всем ходом исторического
развития страны и являлось следствием поступательного развития человеческого общества
как закономерного естественноисторического процесса. Основное содержание этого процесса
составляет смена общественно-экономических формаций, каждая из которых является
«особым социальным организмом, имеющим особые законы своего зарождения, функционирования
и перехода в высшую форму, превращения в другой социальный организм». Таким образом,
опираясь на учение К. Маркса, В. И. Ленин дал подлинно научный критерий для разграничения
феодальной и буржуазной эпох в истории России, для установления закономерностей
их возникновения, развития и падения.Руководствуясь марксистско-ленинской
методологией, советские историки создали ряд капитальных работ, в которых на основе
новых архивных материалов раскрываются причины крушения феодальных форм хозяйства,
зарождения и развития капиталистических отношений в недрах феодального общества,
а также вопросы падения крепостного права в России.Вместе с тем теоретические проблемы
закономерности падения крепостного права советскими историками почти не исследованы. Отсутствуют также исследования кризиса политического строя дореформенной России
и эволюции царского самодержавия в сторону буржуазной монархии. В историко-правовой
литературе нет специальных работ, посвященных падению крепостного права и показу
значения отмены крепостного права для развития государственно-правового строя России.
В работах акад. Н. М. Дружинина, проф. Л. И. Дембо и других историков СССР и историков
права СССР дается лишь правовой анализ отдельных сторон крестьянской реформы. Существенным
пробелом в историко-правовой науке является отсутствие марксистского-юридического
понятия крепостного права, имеющего большое практическое значение как для изучения
процесса закрепощения, так и процесса раскрепощения крестьян.Феодально-крепостнический строй, существовавший
на Руси в течение тысячелетия, находился в XIX в. в состоянии кризиса, в основе
которого лежали противоречия между развивающимися производительными силами и феодальными
производственными отношениями. По поводу этих противоречий Ф. Энгельс писал: «…сельскохозяйственное
и промышленное развитие достигло такой степени, при которой существующие социальные
отношения больше не могут продолжаться. Устранение их, с одной стороны, необходимо,
а с другой — невозможно без насильственного изменения».12Уже в первой половине XIX в. в России
происходит относительно быстрый рост производительных сил. Это хотя и не в равной
мере относится как к промышленному, так и к сельскохозяйственному производству.
В области промышленности этот рост выразился в развитии машинного производства,
появлении ряда технических изобретений, частично внедряемых в производство. Применение
системы машин во многих отраслях обрабатывающей промышленности и вызванные этим
существенные изменения в социальной организации промышленности положили начало промышленному
перевороту в России.3 Хотя промышленный переворот характеризовался прежде
всего революцией в технике производства, он потребовал также уничтожения крепостных
форм труда, замены их капиталистическими формами труда.В отличие от промышленного переворота
в Западной Европе, происходившего после падения крепостного права, промышленный
переворот в России начинается еще в недрах феодального общества и, как правильно
полагает большинство советских историков, завершается в конце 70-х — начале 80-х
годов, т. е. после отмены крепостного права.Новые производительные силы оказались
в вопиющем противоречии с существовавшими в стране феодальными производственными
отношениями не только в промышленности, но и в сельскохозяйственном производстве.
Однако в сельском хозяйстве это противоречие выражалось не столь отчетливо. Несмотря
на господство рутинной техники, намечается тенденция повышения культуры производства
в отдельных помещичьих имениях и зажиточных хозяйствах. В сельскохозяйственном производстве
все чаще применяются сельскохозяйственные машины и усовершенствованные орудия труда,
увеличиваются и становятся разнообразнее посевы сельскохозяйственных культур. Но
все эти успехи были незначительны по сравнению с рутинными способами хозяйствования,
преобладавшими в стране.Серьезной преградой на пути роста производительных
сил как в сельском хозяйстве, так и в промышленности были феодальные производственные
отношения, в основе которых лежала феодальная собственность на землю и покоящееся
на ней крепостное право. Огромные? земельные массивы находились в монопольной собственности
помещиков и были изъяты из свободного обращения. Соотношение помещичьего землевладения
и крестьянского землепользования в 45 губерниях Европейской России накануне реформы
1861 г. характеризуется следующими данными: 103 тыс. помещиков считались верховными
собственниками 105 млн. десятин земли. В непосредственном владении у них находилось
69,4 млн. десятин земли, а у 97 млн. крестьян в наделе числилось 35,7 млн. десятин.
На каждого помещика в среднем приходилось 673 десятины, а на крестьянскую ревизскую
душу — 3,6 десятин.Кризис феодально-крепостнических отношений
резко проявился в связи с ростом товарно-денежных отношений. «Производство хлеба
помещиками на продажу, особенно развившееся в последнее время существования крепостного
права, — писал В. И. Ленин,— было уже предвестником распадения старого режима».
Стремление помещиков, увеличить производство товарного хлеба при низком уровне производительности
труда приводило к усилению эксплуатации крепостного крестьянства. Акад. М. В. Нечкина
совершенно справедливо указывает, что известные положения об «усилении крепостнической
эксплуатации» и даже «крайнее усиление» в равной степени применяется для характеристики
уровня феодальной эксплуатации в XVI, XVII, XVIII и первой половине XIX вв. Этим,
несомненно, подчеркивался процесс роста феодальной эксплуатации, т. е. количественная
мера. Но не выявлены качественные отличия эксплуатации на различных этапах развития
феодального общества. Для такого рода разграничения необходимы иные критерии. Таким
критерием является возможность простого воспроизводства крестьянского хозяйства.
В первой половине XIX в. помещик, увеличивая барщину с 3—4 до 6 дней в неделю, тем
самым не оставлял крестьянину даже минимального времени для простого воспроизводства
крестьянского хозяйства. Рост барщины сопровождался расширением барской запашки,
сокращением крестьянских наделов или же обезземеливанием крестьян и переводом их
на месячину, т. е. происходил процесс частичного и полного отделения непосредственного
производителя от средств производства. Крестьянин постепенно лишался земли, терял
орудия производства, что приводило к деградации крестьянского хозяйства. Отделение
непосредственного производителя от средств производства подрывало устои самого феодального
способа производства.Возникновение и развитие этих новых
форм крепостнической эксплуатации вело к резкому усилению классовых противоречий,
росту классовой борьбы. Крестьянское движение нарастало с каждым десятилетием. Так,
из 1448 крестьянских волнений за 60 лет XIX в. 942 падает на два последних десятилетия.
Что касается 1858—1860 гг., т. е. трехлетнего периода революционной ситуации, то
на них падает 48,1% всех крестьянских волнений за последнее десятилетие (284 волнения). Одновременно развертывалась борьба формирующегося рабочего класса против хозяев
мануфактур и фабрик, но в основном это было также антикрепостническое движение,
направленное против феодальных методов эксплуатации на вотчинных и посессионных
предприятиях.Выразителями интересов народных масс,
страстными борцами за подлинное освобождение трудящихся от ига крепостничества были
революционные демократы — {Зелинский, Герцен, Огарев, Чернышевский, Добролюбов.
Наряду с революционно-демократической идеологией в 40-х годах XIX в. оформляется
и либеральная идеология. Несмотря на то, что по своему объективному содержанию революционно-демократическая
и либеральная идеологии были буржуазными, однако они принципиально отличались одна
от другой. Либералы больше всего боялись народной революции. Поэтому они ограничивались
«„борьбой за реформы«, „борьбой за права», т. е. дележом власти между
крепостниками и буржуазией».Реальное историческое значение революционно-демократической
и либеральной идеологий состояло в противопоставлении двух путей капиталистического
развития России. Этот факт является совершенно очевидным несмотря на то, что сами
представители народнической идеологии не сознавали ее буржуазного характера. Объективно
революционные демократы были сторонниками такого пути, при котором замена старого
новым осуществлялась бы наиболее решительно и последовательно. В противоположность
этому либералы объективно отстаивали путь, приспосабливающий новую, капиталистическую
Россию к старой, подчиняющий первую второй, замедляющий ход развития.2.
Проблема рассмотрения крестьянского вопроса в России в начале 19 века в российской
историографииОстановимся историографии проблемы,
прежде всего, отечественной. При анализе дореволюционной историографии обратимся,
прежде всего, к исследованию А.П.Заблоцкого-Десятовского, посвящённому жизни и деятельности
П.Д.Киселёва, одного из главных деятелей в истории крестьянского вопроса в николаевскую
эпоху. Рассматривая отношение Николая I к крепостному праву, автор указывал, что
монарх «вел войну с рабством во все свое царствование, но не решался взглянуть прямо
в лицо чудовищу и дать ему генеральную битву; война его с крепостным правом была,
так сказать, партизанскою, в которой за набегами более или менее удачными следовали
иногда и отступления. Он, подобно великой своей бабке, мог сказать: «Крестьянский
вопрос — дело весьма трудное: где только начнут его трогать, он нигде не поддается».
Не находя ни в ком, ни в своем семействе, ни в окружающих его, кроме Киселева, поддержки
своему желанию уничтожить крепостное право, государь не решался на издание общего
и притом обязательного закона, а ограничивался мерами частными, более или менее
пальятивного свойства, предпринимавшимися под влиянием господствовавшей тогда мысли,
что такими лишь мерами крепостное право уничтожится постепенно, мало-помалу, и что
крестьяне получат свободу прежде, чем это слово будет высказано в законе, и, наконец,
что действия решительные в крестьянском вопросе повлекли бы за собою грозные для
государства опасности. Поэтому история крепостного права в царствование императора
Николая не представляет ничего целого; ее составляют отдельные мероприятия».Родоначальник изучения крестьянского
вопроса в отечественной историографии В.И.Семевский отмечал, что Николай I «искренно
желал подготовить падение крепостного права в России, но, во-первых, встретил сильное
противодействие со стороны своих ближайших сотрудников, а, во-вторых, и сам готов
был довольствоваться весьма маловажными мерами, из которых многие оставались без
всякого результата». Останавливаясь на рассмотрении крестьянского вопроса в первые
годы его правления и указывая на внешнеполитические обстоятельства как на причину
того, что закон о состояниях не прошел в жизнь, историк, тем не менее, отмечал,
что последующие секретные комитеты многое черпали из проекта 1830 года, «правда,
самые существенные из предложений этих проектов (как, например, запрещение отчуждать
крестьян без земли и делать их дворовыми) не получили силы закона до самого падения
крепостного права, но зато эта отсрочка дала возможность укрепиться мысли о крайней
опасности безземельного освобождения крестьян».Г.И.Чулков, рассматривая обсуждение
крестьянского вопроса при Николае I, писал: «Перед Николаем возник при начале его
царствования прежде всего вопрос о крепостном праве. Этот вопрос на разные лады
обсуждался в так называемом «Комитете 6 декабря» и позднее в целом ряде
комитетов, но правительство было бессильно что-либо сделать, потому что его судьба
была слишком тесно связана с судьбой дворян-крепостников… Дворяне, наиболее просвещенные
и дальновидные, требовали отмены крепостного права, сознавая, что эта форма хозяйственных
и правовых отношений стала безнадежно ветхой. Но Николай страшился коснуться крепостного
права, потому что это могло раздражить помещиков, а ведь они — его слуги, как мужики
— слуги этих помещиков. Даже старый проект о запрещении продажи крестьян без земли,
занимавший правительство Александра I, пугал членов «Комитета 6 декабря»,
ибо этот проект мог показаться «стеснением прав собственности».В.П.Алексеев в статье о секретных комитетах
николаевского времени, отмечал, что «к ведению процесса против рабства Николай I
приступил на второй же год своего царствования, и раз начатая работа не прекращалась
все время. Сознание, что крепостное право есть «зло», и убеждение, что
«нынешнее положение не может продолжаться навсегда», очевидно, побудили
Николая I заняться разрешением вопроса о крепостном праве. Но призрак революции,
державший императора с момента вступления на престол в страхе, заставил его отказаться
в этом деле от всякого участия общества».Рассматривая записку М.М.Сперанского,
ставшую программой деятельности Комитета 6 декабря 1826 г., автор указывал на крайне
умеренную постановку им вопроса о крепостном праве, сводившуюся не к его отмене,
а лишь к «преобразованию», что скорее отвечало интересам помещиков, чем крестьян,
и не удивительно, что эта записка нашла себе «весьма сочувственный прием в комитете».
Вместе с тем автор указывал на то, что отдельные мысли Сперанского, клонящиеся к
ограничению некоторых сторон крепостного права, встретили сопротивление в Комитете,
и заключительный проект закона о состояниях вышел более реакционным, чем предполагал
Сперанский, в особенности в главах, касавшихся положения крепостных. Низко оценивая
практическую ценность работ Комитета, отмечая, что его «четырехлетняя работа…
окончилась ничем», а «проектированные Сперанским меры в целях «преобразования»
крепостного права, суживаясь и стираясь по мере работы комитета, не увидели света
даже в том скромном и изуродованном виде, в котором они вышли из комитета». Автор,
тем не менее, отметил, что они послужили образцом во всех отношениях для других
комитетов николаевского времени .А.А.Корнилов в своём фундаментальном
«Курсе истории России в ХIХ веке» выделял в царствовании Николая I период 1826 —
1831 гг., который охарактеризовал, как «якобы преобразовательный и, по крайней мере
по внешности, не противный прогрессу». Особенностью внутренней политики этих лет
являлось наличие «удивительных противоречий и колебаний», усиливавшихся в правительстве
из-за отсутствия определённого плана преобразований. Говоря о деятельности Комитета
6 декабря 1826 г. по крестьянскому вопросу, автор отмечал, что вопрос о крепостном
праве был им затронут лишь мимоходом и так «нерешительно и вяло, … что сам император
их предположениями по этой части остался совершенно недоволен». Обращаясь к проблеме
отношения самого Николая к крестьянскому вопросу, историк указывал, что в этой сфере
внутренней политики «он оказался более прогрессивным, чем во всех остальных начинаниях
его царствования», и, во всяком случае, при нём в этом отношении сделано было больше,
чем при Александре I .В.О.Ключевский отмечал значительное
место крестьянского вопроса в правительственной политике при Николае I и указывал,
что в эту эпоху «законодательство о крепостном праве стало на новую почву и достигло
важного результата — общего молчаливого признания, что крепостной крестьянин не
есть частная собственность землевладельца». Историк также обращал внимание на значение
работ Комитета 6 декабря для последующей законодательной практики .Один из его учеников А.А.Кизеветтер
следующим образом характеризовал Николая I: «Николай был прост и ясен, как все элементарное…
В течение всего своего царствования он оставался мало образованным, ограниченным
и самонадеянным заурядным бригадным генералом…» Говоря об истории крестьянского
вопроса в его царствование, он отмечал следующее: «Очень важный социальный вопрос
об отмене крепостного права занимал правительство Николая I в течение всего его
царствования. Правительство ясно сознавало остроту выдвигавшегося самой жизнью вопроса,
дальнейшее существование которого грозило, прежде всего, государственному спокойствию,
устойчивости государственного порядка. Поэтому николаевское правительство постоянно
возвращалось к вопросу о крестьянской реформе, но всегда попадало поистине в трагическое
положение: сознавая его неотложность, оно в то же время боялось его радикального
решения. (…) Практически, конечно, все эти комитеты не сдвинули ни на шаг крестьянского
вопроса с его мертвой точки, но теоретически, в смысле отвлеченной постановки его,
они дали результаты, которые пригодились для будущего».Историк выделял в царствовании Николая
первый период, 1826 — 1849 гг., «когда правительство с излишней смелостью бралось
за обсуждение самых широких преобразовательных вопросов, хотя это обсуждение и ставилось
исключительно на бюрократическую почву: правительство не допускало к участию в этой
работе представителей самого населения».Обращаясь к истории Комитета 6 декабря
1826 года, А.А.Кизеветтер указывал, что он «старался только о том, чтобы подвести
теоретический фундамент под существующий порядок». При этом, в другой своей работе
историк обратил внимание на определённую оппозицию Комитета планам монарха, подчёркивая,
что деятельность Комитета «все же не прошла бесследно; напротив, в области крестьянского
вопроса этот комитет задал основной тон, которого послушно держались все последнее
время его царствования. То был тон скрытого, но упорного противодействия решительной
реформе крепостного быта» .Обращался к этому вопросу и С.Ф.Платонов,
отмечая, что, «начиная со времени Павла, правительство обнаруживало явное стремление
к улучшению быта крепостных крестьян… Вступая на престол, император Николай знал,
что пред ним стоит задача разрешить крестьянский вопрос и что крепостное право в
принципе осуждено его державными предшественниками. Настоятельность мер для улучшения
быта крестьян не отрицалась никем. Но по-прежнему существовал страх пред опасностью
внезапного освобождения миллионов рабов. Поэтому, опасаясь общественных потрясений
и взрыва страстей освобождаемой массы, Николай твердо стоял на мысли освобождать
постепенно и подготовлять освобождение секретно, скрывая от общества подготовку
реформы…В отношении крепостных крестьян сделано
было меньше, чем в отношении казенных. Император Николай не раз образовывал секретные
комитеты для обсуждения мер к улучшению быта крепостных. В этих комитетах Сперанский
и Киселев немало поработали над уяснением истории крепостного права и над проектами
его уничтожения. Но дело не пошло далее отдельных мер, направленных на ограничение
помещичьего произвола (была, например, запрещена продажа крестьян без земли и «с
раздроблением семейства»…)» 8.Ряд метких замечаний высказал по поводу
политики Николая I в крестьянском вопросе М.Н.Покровский. Отмечая, что, «как и Павел,
как и Александр Павлович, как вся послепугачевская русская администрация, он понимал,
что «злоупотребления помещичьей властью» — новое крепостное право, иначе
говоря, — являются постоянной и длительной причиной всех возможных волнений в общественных
низах», он указывал на противостоящее этому его «сознание своих обер-полицмейстерских
обязанностей», что и привело «к тому топтанию на одном месте, которое носит название
«попыток крестьянской реформы при Николае I»».Рассматривая план Сперанского в Комитете
6 декабря 1826 г. как «первый в нашей официальной литературе систематически выработанный
план освобождения крестьян», историк обращал внимание, что, согласно ему, «раскрепощение
должно было идти по тому же пути как и закрепощение, только в обратном порядке:
сначала должно быть запрещено продавать крестьян без земли и брать их во двор; потом
безусловная зависимость крестьянина от владельца должна быть заменена условною,
основанною на договоре, поставленном под охрану общих судов».Важно замечание М.Н.Покровского, что
в начале ХIХ века, в период деятельности Негласного комитета (здесь имеются в виду
и Новосильцев, и Кочубей, в разное время бывшие председателями Государственного
совета при Николае) «проекты «молодых друзей» были не лучше, и, став из
молодых друзей старыми чиновниками, они ничего не имели возразить против плана Сперанского»,
поэтому «ни в комитете, ни в Государственном совете проект не встретил сопротивления».При этом автор возлагал всю ответственность
за отказ от реализации даже скромной сравнительно меры — отмены продажи людей без
земли — на самого монарха, подчёркивая при этом его «слабохарактерность», в особенности
в сфере крестьянского вопроса: «Как все слабохарактерные люди, он жаловался в этом
случае на окружающих, на своих министров, которые будто бы не желают понять его
намерений и не хотят им содействовать».Монарх больше всего боялся, как бы о
его намерении не узнали те, кому «процесс» угрожал. Все комитеты по крестьянскому
делу при Николае были секретные, а члены их обязывались никому и ни под каким видом
не сообщать о происходившем там. Совершенно естественным последствием подобной таинственности
было хождение в обществе самых нелепых слухов о намерениях Николая. Когда слухи
доходили до царя, он сердился на членов комитета за несоблюдение «тайны» и грозил
предать их суду за «государственное преступление». Ни разу у него не хватило духу
открыто высказаться перед обществом по поводу своих намерений. Только раз в жизни
он решился высказаться «келейно» (имеется в виду выступление в 1847 г. перед депутацией
смоленских дворян).По мнению М.Н.Покровского, записка Сперанского,
подготовленная для Комитета 6 декабря 1826 г., отразилась на всех правительственных
проектах эмансипации при Николае. Автор записки был уже в могиле, а его аргументация
продолжала повторяться в секретных комитетах 40-х годов. Главная мысль — уничтожить
крепостное право как юридический институт, сохранив за помещиками экономические
выгоды существующего положения, — легла в основу единственной крупной меры Николая
по крестьянскому вопросу — Указа 2 апреля 1842 г. об обязанных крестьянах.Анализом деятельности Комитета 6 декабря
1826 г. в сфере крестьянского вопроса занимался советский исследователь А.Н.Шебунин.
По его мнению, «течение, благоприятствующее запрету продажи людей без земли, не
умирало в среде землевладельческой знати. Мы можем констатировать, что … оно было
тесно связано со стремлением к «усовершенствованию сельского хозяйства»,
присоединяя к этому возродившиеся мечты о создании замкнутого аристократического
сословия. В бумагах Комитета 6 декабря имеется немало доказательств существования
такого течения… Готовая покончить с продажей людей без земли и перейти к предпринимательскому
английского типа хозяйству крупная знать в то же время стремилась к созданию обособленного
от рядовой дворянской массы аристократического сословия. Это настроение определило
собой и работы Комитета 6 декабря 1826 года».По мнению историка, проект Дополнительного
закона о состояниях, вышедший из консервативных кругов, «имел целью укрепление и
развитие сословной обособленности», «укреплял крупное землевладение, заботясь более
всего о поддержании привилегий родовой знати», симпатизируя развитию вполне капиталистического
хозяйства, «облекал его в феодальную оболочку». Но против этого проекта «стояли
— многочисленное служилое и мелкое дворянство, психология страха перед новшествами,
«недостаток капиталов», «безденежье» низкие цены на хлеб». Эти
позиции были поддержаны великим князем Константином Павловичем, а затем и июльская
революция «в императоре укрепила его всегдашнюю боязнь нововведений», что обусловило
провал проекта .Е.В.Тарле, придерживавшийся крайне скептического
взгляда на реформаторские потуги Николая I в отношении крестьянского вопроса, указывал,
с одной стороны, что «все ничтожнейшие не только по реальным результатам, но и по
первоначальным намерениям поползновения Николая подойти к вопросу о «смягчении»
крепостного права показывали только, что царь считает не весьма нормальным крепостное
рабство для большинства своих подданных«, но с другой стороны, отмечал, »что
жалкая участь всех этих «секретных комитетов» была результатом сознания
Николая, что шевелить вопрос о крепостном праве слишком опасно и что лучше мириться
с чем угодно, но не трогать основ существующего порядка вещей», а наоборот,
«необходимо жесточайшими мерами эти основы ограждать» .А.И.Ловков в своей диссертации рассматривал
Комитет 6 декабря как своеобразный аппарат личного управления императора делами
Государственного совета и Государственной канцелярии. Комитет должен был составить
программу политики всего царствования, наметив ряд преобразований государственного
механизма империи. Это касалось и крестьянского вопроса, который оказался на его
обсуждении «как бы случайно». Объясняя создание закона о состояниях, куда вощёл
ряд статей о крепостных, несколько улучшавших их правовое положение, автор писал,
что «даже в узких рамках Комитета правительство старалось подчеркнуть, что оно одинаково
внимательно занято устройством всех частей и всех состояний в государстве, что оно
одинаково интересуется всеми вопросами государственного порядка». Крестьянский вопрос,
по его мнению, не имел в деятельности Комитета самостоятельного значения, а его
членов более интересовали вопросы положения дворянского сословия, так как они чувствовали
грозящую опасность дворянству от проникновения в его среду представителей других
сословий, и поэтому спешили в первую очередь ликвидировать саму возможность проникновения
в сословие дворян лиц из низших состояний государства.Записка М.М.Сперанского, ставшая во
многом программой деятельности Комитета по крестьянскому вопросу, расценивалась
А.И.Ловковым как довольно умеренная, направленная лишь на ликвидацию личного крепостного
права. Разумеется, «подобная постановка вопроса о крепостном праве, не отвечала,
да и не могла отвечать интересам крепостных крестьян; наоборот, она полностью отражала
интересы помещиков-крепостников. Вот почему эта записка нашла сочувственное отношение
в Комитете 6 декабря и получила руководящее значение в его работах». По мнению историка,
проект Дополнительного закона о состояниях не включал в себя никаких изменений в
положении крепостного крестьянства, «а лишь подтверждал, то есть, по существу закреплял
существующие основы крепостных отношений» .Этапным в изучении политики самодержавия
в крестьянском вопросе при Николае I является исследование Н.М.Дружинина. Останавливаясь
на истории Комитета 6 декабря 1826 г., автор указывал, что в начале царствования
император ощущал некоторую неуверенность, чувствуя себя недостаточно опытным и вместе
с тем сознавая наличие скрытой болезни в теле империи и необходимость исследовать
и истребить это зло. «Так родилась идея специального комитета, который должен был
пересмотреть все планы Александра I, все проекты, поданные в предыдущее и настоящее
царствование, продумать всю систему государственных учреждений и всю организацию
финансов, словом — все, от чего зависит спокойствие и благоденствие государства».Говоря об истории обсуждения крестьянского
вопроса здесь, автор отмечает, что «Комитет не мог не поставить социальной проблемы
крепостного права и его постепенной ликвидации. Правда, ко всем этим вопроса Комитет
подходил с исключительной умеренностью и осторожностью, оставаясь под впечатлением
только что разгромленного восстания и предвидя отпор крепостнической реакции. Приходилось
выискивать далекие обходные пути и уверять себя в реальности мирных безболезненных
решений. Опыт восточно-европейских монархий казался поучительным и ободряющим примером:
прусские и австрийские реформы ХVIII столетия начались благоустройством государственных
доменов и окончились освобождением помещичьих крепостных. России необходимо избрать
тот же благоразумный и правильный путь — такую мысль отчетливо выразил Сперанский
в своей известной записке о крестьянах; ее подхватили и закрепили в виде руководящей
формулы члены Комитета 6 декабря: одним из первых и надежнейших средств для улучшения
состояния помещичьих крестьян было бы учреждение лучшего хозяйственного управления
для крестьян казенных. Такое управление, будучи и непосредственно полезно в отношении
к поселянам, принадлежащим казне, послужило бы образцом для частных владельцев…
Николай I целиком согласился с позицией Сперанского и Кочубея; с этого момента вся
его политика по крестьянскому вопросу исходила из этого основного намеченного положения».В принадлежащем ему же разделе многотомной
«Истории СССР с древнейших времен до наших дней» он развивает дальше свою мысль.
Отмечая сохранение в проекте Комитета 6 декабря 1826 г. самодержавия и крепостного
права как незыблемых устоев, Н.М.Дружинин подчёркивает, что «сохраняя и усиливая
сословное разделение общества», Комитет всё же «делал небольшой шаг в сторону смягчения
крепостного права: он запрещал перевод крестьян в дворовые и отчуждение крепостных
без земли, т.е. стремился освободить институт феодальной зависимости от примеси
рабовладельческих отношений. Кроме того, создавалось новое сословие «вольноотпущенных
земледельцев», в которое зачислялись крестьяне, добровольно освобождённые помещиками,
с землёй и без земли». В целом, «это была робкая попытка, не задевая существа феодально-крепостнической
системы, приспособить ее к развивающимся буржуазным отношениям».Вместе с тем, историк обращает внимание,
что при обсуждении в Государственном совете «снова ожили старые споры о допустимости
подобных преобразований. Реакционные крепостники возражали против каких бы то ни
было изменений». Николай I начал колебаться. В этот момент, в 1830 — 1831 гг., произошли
события и в Европе, и внутри страны, которые повергли в панику и самого царя, и
членов Комитета, и всё крепостнически настроенное дворянство. «План сословно-административной
реформы… рухнул как карточный домик. Репрессии заслонили собой всякие попытки
преобразований». Позднейшие 8 секретных комитетов имели «такие же плачевные результаты».В монографии И.А.Федосова была дана
ставшая классической для советской историографии оценка деятельности секретных комитетов
николаевского времени по крестьянскому вопросу: «Ход экономического развития с неумолимой
настойчивостью требовал приспособления государственного аппарата к новым условиям.
Самодержавие пыталось провести эти изменения сверху, не затрагивая основ самодержавно-крепостнического
строя, причем сделать это руками той самой бюрократии, о которой сам Николай I отзывался
с презрением. Уже Комитет 6 декабря 1826 г. поставил перед собой довольно широкую
программу деятельности: разработать проекты реформ в области центрального управления
и в области местных органов власти и др. Многочисленные секретные комитеты занимались
вопросами положения различных сословий, дворянского и городского самоуправления.
Для всех этих попыток характерна боязнь сколько-нибудь серьезных изменений, стремление
сводить серьезные проблемы к незначительным, формальным переменам. Так, для решения
«крестьянского вопроса» было создано несколько секретных комитетов. Но
характерно, что вся их деятельность не привела ни к какому изменению положения народных
масс. Основным стремлением членов этих секретных комитетов было — по возможности
ничего не трогать».Т.Г.Архипова в диссертации о секретных
комитетах николаевского времени уделила некоторое внимание крестьянскому вопросу
в Комитете 6 декабря. «Палач декабристов, гонитель просвещения, карьерист, ярый
крепостник» — таков, по её мнению, был состав Комитета. Создавая Дополнительный
закон о состояниях и «начав с крестьян, Комитет кончил вопросом о предоставлении
«новых льгот дворянам»». В заключение автор отмечал, что за всю николаевскую
эпоху не было принято ни одного закона, «действительно облегчавшего положение крестьян»
.Примерно такой же подход к данному вопросу
демонстрировал М.А.Рахматуллин. Автор придерживался достаточно неопределённой позиции,
то отмечая нежелание правительства изменить существующее положение в отношении крепостного
права, то указывая на отдельные попытки самодержавия ограничить права помещиков
на крестьян, тут же отрицая их значимость. В отношении Комитета 6 декабря он указывал,
что «члены комитета, судя по сохранившемуся делопроизводству, по существу занимались
бесплодным времяпровождением», одновременно отмечая, что в проектах Комитета «предполагалось
сделать шаг в сторону некоторого смягчения крепостного права. Это выразилось и в
разработке законопроекта, запрещающего переводить крестьян в дворовые и продажу…
крепостных без земли. Тем самым была сделана робкая попытка очистить от рабовладельческого
привкуса институт феодальной зависимости». А вот что он писал о самом составе Комитета
6 декабря 1826 г.: «Состав весьма пестрый — от умеренного либерала в лице М.М.Сперанского
до ярого сторонника политической реакции — П.А.Толстого».На наш взгляд, автор явно преувеличил
консерватизм членов Комитета, рассматривая пакет законов, вошедших в проект Дополнительного
закона о состояниях, как своеобразную оппозицию справа идеям монарха, также акцентируя
излишнее внимание на некоторой оппозиции проекту в Государственном совете. По мнению
М.А.Рахматуллина, «даже те сверхробкие шаги Секретного комитета, которые предпринимались
для решения крестьянского вопроса, не могли найти поддержки среди большинства дворян
и в конечном счете были отвергнуты».Н.Г.Сладкевич в статье о сословных проектах
Комитета 6 декабря в целом негативно оценивала деятельность этого правительственного
органа по крестьянскому вопросу, обращая особое внимание на стремление его членов
удовлетворить требования дворянской аристократии. Говоря о причинах нереализованности
проекта Дополнительного закона о состояниях, автор отмечала общую тревожную обстановку
1830 года и в связи с этим «боязнь нарушения «древних устоев»», сыгравшие
тогда значительную роль в отказе правительства от издания подобного закона. Но «при
всех колебаниях и балансировании между различными группировками николаевское правительство
более всего склонялось в сторону крепостнической реакции, уступая ее домогательствам.
Упираясь в стену феодальных отношений, идя по пути усиления сословной реакции, оно
вело страну к поражению в Крымской войне».Назовём также книгу О.В.Орлик, описывающую
международную и внешнеполитическую ситуацию — фон, на котором обсуждался проект
Дополнительного закона о состояниях. По мнению автора, «реакционная политика царизма
нашла свое отражение и в его отношении даже к тем робким попыткам некоторого ограничения
крепостного права, которые наметились в подготовленном к изданию летом 1830 г. «законе
о состояниях»… О том, насколько эти социальные уступки должны быть незначительными,
свидетельствует высказывание одного из деятельнейших членов Секретного комитета,
В.П.Кочубея, считавшего, что новое законодательство могло бы «без нарушения
прав и без вреда для пользы помещиков улучшить положение их крестьян и вообще крепостных
в России»».Однако, указывала О.В.Орлик, «правительство
оказалось не в состоянии осуществить даже и такие половинчатые проекты социальной
реформы. В обстановке начавшегося массового антифеодального движения в России царизм
посчитал несвоевременным привлекать внимание народных масс к крестьянскому вопросу,
опасаясь, что это приведет к дальнейшему обострению классовой борьбы. Под давлением
же начавшихся революционных событий на Западе в правительственных кругах России
усиливается резко отрицательное отношение к подготовленному «Закону о состояниях»,
и он становится одной из первых жертв наступления реакции».П.А.Зайончковский в своём исследовании
о политических институтах России в ХIХ в. указывал на то, что «при всех своих полицейских
воззрениях,.. при полной убежденности в своей непогрешимости Николай I хорошо представлял
себе несовершенство бюрократического аппарата. Обстоятельства складывались таким
образом, что самому царю приходилось думать над искоренением его недостатков…
6 декабря 1826 г. был создан специальный комитет, задачей которого являлся пересмотр
основ и уставов существовавшего государственного управления… Николай I в течение
всего своего царствования, точнее до 1848 г., думал об отмене крепостного права,
понимая, что оно является «пороховым погребом» под государством. Правда,
он имел в виду решить этот вопрос не сразу и, конечно, «безболезненно»,
в интересах дворянства… Примерно к середине 30-х годов стремления провести те
или иные реформы (за исключением крестьянского вопроса) были оставлены».Вопрос о политике Николая в отношении
крепостного права рассматривается и в исследовании русского историка-эмигранта В.В.Леонтовича.
По его мнению, «именно убеждение Николая I в том, что земля есть частная собственность
дворян, и надо рассматривать как главное препятствие освобождению крестьян в его
время. Целый ряд его высказываний разным людям доказывает, что сам он был сторонником
освобождения и даже что освобождение крестьян было одним из самых сильных его желаний.
Но Николай считал себя крепко связанным существующим правом, даже в тех случаях,
когда право это ему лично совсем не нравилось и противоречило его личным взглядам».
Полагая, что крестьянское освобождение будем иметь настоящий смысл только при наделении
их землей, которую надо для этого было отобрать у дворян, он не мог здесь пойти
против самого принципа частной собственности. «Николай I был недостаточно гибкий
человек, чтобы найти выход из этой дилеммы». А если было нельзя предоставить крестьянам
свободу, оставалось лишь пойти на ограничение власти помещиков над крепостными,
подчинение «некоему государственному контролю».Отмечая меры Николая, автор указывает,
что здесь «ограничение прав дворянства никоим образом не выливается в расширение
прав крестьян». Автор объясняет это обстоятельство тем, что «поскольку правительство
не могло или во всяком случае не осмеливалось сделать и крестьян свободными и полноправными
гражданами, а тем самым окончательно укрепить в России гражданский строй, не оставалось
иной возможности, как прибегать к мероприятиям, которые соответствуют сути крепостного
строя».Историк присоединяется к мнению А.Д.Градовского
о том, что «крепостное право было при Николае в некоторой степени ограничено. Эти
ограничения или смягчения крепостного права достигнуты были не укреплением принципов
гражданского строя и их распространением на крестьянство, а наоборот, путем некоторого,
хотя и частичного, возврата к доекатерининским формам крепостного права».Обращая внимание на дела Комитета 6
декабря 1826 г., автор указывает на некоторые характеристические черты плана М.М.Сперанского
по крестьянскому вопросу. «По мнению Сперанского, надо стремиться к восстановлению
настоящего крепостного права, т.е. прикреплению крестьянина не к особе помещика,
а к земле, и обязательства крестьян по отношению к хозяевам изложить в форме договора».
Наконец, отметим традиционную позицию автора насчет того, что император «еще и потому
колебался, что недостаточно находил поддержки» своим эмансипационным планам «среди
дворян, среди своих сотрудников из высших чиновных кругов» .Н.П.Ерошкин в монографии о российских
политических институтах первой половины ХIХ века, отмечал неспособность самодержавия,
особенно во второй четверти столетия, к реформам наподобие реформ 1801 — 1811 гг.
Специфика бюрократического «законодательного механизма» этого периода обусловила
появление новых своеобразных государственных учреждений — временных «высших комитетов».
Опасения правительства по поводу того, что деятельность некоторых из них может вызвать
какие-либо «неосновательные надежды» на перемены, особенно в отношении крепостного
права, «определили их секретность». По мнению Н.Ерошкина, наиболее значительным
из этих комитетов был Комитет 6 декабря 1826 г., созданием которого «самодержавие
сделало последнюю судорожную попытку укрепить дряхлую систему крепостнической государственности
посредством общих ее преобразований».Вместе с тем, автор отмечал, что «при
огромном размахе затронутых вопросов практический резонанс деятельности Комитета
6 декабря оказался ничтожно малым». Тем не менее, «под влиянием материалов комитета
отдельные секретные, так называемые «крестьянские» комитеты подготовили
частные меры по крестьянскому вопросу». Говоря о рассмотрении крестьянского вопроса
в комитетах николаевского времени, Н.П.Ерошкин указывал, что ни один из секретных
комитетов «не ставил серьезно вопроса об освобождении крестьян», а их деятельность
была направлена лишь «на устранение крайностей и неудобств крепостного строя». И
всё же историк считал Комитет 6 декабря 1826 г. одним из наиболее значительных для
своей эпохи. Но в этот период «феодальное государство уже не было способным на крупные
реформы, и, прозаседав до 1832 г., Комитет был распущен. Из всех его многочисленных
проектов были реализованы лишь сравнительно небольшие мероприятия…».Свою лепту в изучение вопроса внёс и
Н.Я.Эйдельман, коснувшийся в одной из статей проблемы определения внутриполитического
курса в начале правления Николая I. Как и ряд других историков, он отмечает наличие
«довольно значительных колебаний правительства в выборе курса», подчёркивая серьёзные
отличия от того, что будет в 40-е и 50-е гг. Историк обращает особое внимание на
иллюзии самого монарха по поводу возможности серьёзных преобразований в России.
С другой стороны, кратко излагая ход работы Комитета 6 декабря 1826 г., Н.Эйдельман
соглашается с общепринятой для советской историографии точкой зрения о торпедировании
членами Комитета, представителями высшей бюрократии эмансипационных планов самого
монарха посредством издания единого закона для различных сословий государства (Закон
о состояниях), длительная подготовка которого должна была отложить в долгий ящик
либеральные идеи Николая I.В другом своём исследовании Н.Эйдельман
дал краткую характеристику николаевских реформ, отметив, что «после того, как Александр
1 не решился, а декабристы не сумели произвести революционные преобразования в стране,
Николай I, без сомнения, некоторое время пытался взять на себя роль «революционера
сверху»… Ряд реформ (главнейшая — ослабление и затем отмена крепостного права)
были задуманы действительно, а не на словах… Были созданы десятки тайных проектов,
11 секретных комитетов по крестьянскому вопросу… Не получились же у Николая реформы
прежде всего из-за сильного и все нарастающего эгоистического, звериного сопротивления
аппарата, высшей бюрократии, дворянства. Умело, мастерски они топили все сколько-нибудь
важные антикрепостнические проекты, для чего имелось несколько надежных способов.
Во-первых, затянуть время, отложить их в долгий ящик, передать бюрократическим комиссиям
и подкомиссиям. Во-вторых, если царь настаивает, то выдать проекты практически неосуществимые…
Третий прием — запугать монарха бунтами, непослушанием народа, для чего, между прочим,
нередко завышались «сводки» о крестьянском сопротивлении… В-четвертых,
умели (тоже преувеличивая) сообщить царю о недовольстве помещиков, опасающихся за
свою собственность. В-пятых, уже знакомые ссылки на революцию в Западной Европе,
на «ихние беспорядки», в то время как у нас все же «благостная тишина»…С.В.Мироненко монографическом исследовании
также коснулся рассматриваемого вопроса. Прежде всего, он обратил внимание на тайну,
скрывавшую от общества деятельность 11-и секретных комитетов (в число которых он
включил и комитет под руководством Д.А.Гурьева 1818 г.) по крестьянскому вопросу.
Главной причиной их секретности, по мнению учёного, был «страх и перед дворянством,
и перед крестьянством… В тайне верховной власти виделась лучшая гарантия успеха.
И в этом в который уже раз необыкновенно ярко и наглядно проявилась ограниченность
самодержавного строя. Лишь преодолев недоверие к обществу, передав ему часть своих
прерогатив, сделав первый, пусть самый незначительный шаг к изменению своей собственной
сути, самодержавие в конце 1850-х годов сумело вплотную подойти к реформе, а затем
и осуществить ее. Неудача всех одиннадцати секретных комитетов — убедительное доказательство
сказанного. Сравнительная легкость, с которой правительству удалось преобразовать
государственную деревню, объяснялась тем, что здесь не затрагивались интересы помещиков-крепостников».Особое внимание историк всё же обратил
на начальный этап деятельности комитетов, прежде всего, Комитета 6 декабря 1826
г. Характерным, по мнению автора, явлением было то, что «вначале правительство в
ряде комитетов пыталось разобраться в общих принципах, которые можно было бы принять
при решении крестьянского вопроса, и лишь после очевидной неудачи предпринятых усилий
обратилось к выработке частных мер, не затрагивающих впрямую основы крепостничества,
но направленных на отсечение его отдельных частей и уничтожение наиболее гнусных
проявлений». При этом отмечено, что «ни одно из … более чем скромных намерений»,
выдвинутых в проекте Дополнительного закона о состояниях, выработанного Комитетом
6 декабря 1826 г., «не было осуществлено», а «рекомендации» Комитета 1829 года о
запрещении продажи крестьян без земли «не получили никакого практического воплощения».В последующем издании С.Мироненко несколько
скорректировал мнение об отношения монарха к решению крестьянского вопроса: «Однако
тот факт, что царь вновь и вновь возвращался к попыткам решения крестьянской проблемы,
и создание им все новых и новых Секретных комитетов говорят о том, что Николай I
был более сложной политической фигурой, чем принято было считать в советской историографии».
Особенно стоит обратить внимание на принципиальное положение о том, что «серьезность
намерений Николая I приступить к выработке основ освобождения крестьян проявилась
к середине 30-х годов». Историк подчёркивает, что, «отдавая разработку реформы высшим
чиновникам империи, из которых неизменно составлялись cекретные комитеты, император
сам связывал себе руки», оказываясь «бессильным перед крепостническими убеждениями
высших сановников. Вся сила его зиждилась на подчинении законам системы и сразу
иссякала, как только требовалось выйти за их пределы. Но именно это и было необходимо
для решения крестьянского вопроса».Применительно к Комитету 6 декабря 1826
г. и в новом издании сохранилось у С.В.Мироненко прежнее мнение о том, что «его
деятельность завершилась вполне безрезультатно. Ни один из подготовленных проектов
не был реализован… К 1831 году выяснилось, что реформы не столь уж необходимы
и России, и новому императору» 24.Эту точку зрения разделяет, в целом,
и П.Н.Зырянов, автор новейшего учебника по отечественной истории для вузов: «В первые
годы царствования Николай I не придавал большого значения крестьянскому вопросу.
Постепенно, однако, царь и его ближайшее окружение приходили к мысли, что крепостное
право таит в себе опасность новой пугачевщины, что оно задерживает развитие производительных
сил страны и ставит ее в невыгодное положение перед другими странами — в том числе
в военном отношении» 25.Б.Г.Литвак, говоря о кризисе крепостничества
в предреформенные десятилетия, отмечал, что «верхний эшелон власти, который в самодержавной
России пользовался особой самостоятельностью и независимостью от своей социальной
опоры — помещичьего дворянства, — не мог подняться над уровнем обыденного сознания
помещика и видел причины кризиса не в крепостном праве, а в «злоупотреблениях»
этим правом, проводя косметический ремонт обветшавшего здания. Начатый указом Павла
I 1797 г. о трехдневной барщине — первым государственным вмешательством в отношения
помещика со своими крестьянами, — этот ремонт продолжался всю первую половину ХIХ
в., и конца ему не видно было не только потому, что тридцатилетие царствования Николая
I имело своей целью «заморозить» Россию, а и потому, что внешняя, видимая
мощь империи позволяла самодержавию только поглаживать эту болевую точку, вместо
того, чтобы рассечь нарыв». Именно этим можно объяснить неудачу многочисленных секретных
комитетов, обсуждавших вопрос о крепостном праве в это царствование, «что очень
напоминало танец кота вокруг котла с горячей кашей» .В одной из своих последних статей, посвящённой
общественной борьбе в период подготовки крестьянской реформы, И.Д.Ковальченко указывал,
что «исходным рубежом размежевания направлений общественной мысли и освободительного
движения было отношение к крепостничеству. В этом плане отчетливо выделяются два
лагеря идейных и общественных направлений — консервативный и либерально-радикальный.
Разумеется, в каждом из них были свои существенно отличные внутренние течения. Различия
между этими течениями были связаны с решением вопроса о том, как сохранить старое
или как перейти от старой системы социально-экономических отношений к новой системе,
т.е. каковы должны быть содержание преобразований и методы их проведения. В этой
связи нельзя стирать или вовсе игнорировать различия, например, между теми консерваторами,
которые стояли за сохранение крепостничества в неизменном виде, и теми, кто допускал
возможность при сохранении сути этих отношений перехода к их более мягким формам».Говоря далее про подобных консерваторов,
историк отмечает, что важная сторона их деятельности, кроме всего прочего, состояла
в том, «что они подталкивали правящую верхушку и прежде всего императора к каким-то
практическим действиям», тем более в ряде случаев придворные круги и сам император
могли не иметь определенной позиции в данном вопросе. Наконец, в вопросе о деятельности
секретных комитетов николаевского времени автор придерживается традиционного мнения,
о том, что их деятельность «была направлена на то, чтобы похоронить вопрос о крепостном
праве в бесплодных обсуждениях».В одном из современных изданий — «Истории
России в портретах» — также дается характеристика политики самодержавия по крестьянскому
вопросу при Николае. Авторы труда отмечают, что интерес властей к этой проблеме
«был вынужденным из-за частых крестьянский волнений». При этом, «в царствование
Николая I по крестьянскому вопросу было сделано во всяком случае больше, чем в царствование
«либерального» Александра I, и немало проведено подготовительной, аналитической
работы для принятия его преемником Александром II решения об отмене крепостного
права. Однако практические результаты работы были мизерные… Николай I не мог решиться
на серьезную ломку существовавшего социального порядка…Вопрос об освобождении крестьян
от крепостничества государь считал делом будущего и думал, что оно должно совершаться
постепенно с непременным сохранением права помещиков на землю. Чтобы хоть как-то
облегчить положение крепостных крестьян, не затрагивая основ крепостничества, Николай
… принял ряд мер по ограничению личной зависимости крепостных от помещиков в тех
сферах, где проявления крепостничества однозначно смахивали на рабовладение… Однако
такие меры носили в основном рекомендательный характер и были не обязательными для
исполнения». Применительно к истории Комитета 6 декабря 1826 г. авторы издания отмечают,
что его главным и единственным итогом стал проект закона о состояниях, обсуждавшийся
и принятый Государственным советом, но не реализованный из-за внешнеполитических
обстоятельств и возражений великого князя Константина.В одной из статей Т.А.Капустиной о Николае
I высказывается мнение, что «крестьянский вопрос во внутренней политике занимал
ведущее место, но результаты, достигнутые на путях его решения, не соответствовали
затраченным усилиям. Причину этого следует искать как в личных взглядах императора,
так и в условиях, в которых ему приходилось проводить свою политику в жизнь. Лично
сам император относился к крепостному праву отрицательно, вынеся такое мнение из
непосредственных впечатлений молодости, когда он путешествовал по России, сталкиваясь
с неприглядными сторонами крепостного быта. Знакомство с делом декабристов только
укрепило его убеждения. Однако Николай I вовсе не был сторонником полного освобождения
крестьян, то есть перехода к бессословному строю. Его взгляды в крестьянском вопросе
вытекали из его общих воззрений на сословные отношения. Если за дворянством не признается
политическая независимость, поскольку она противоречит принципу абсолютизма, то
за ним не может быть признано и право владеть другим сословием — крестьянством как
видом собственности. Эта мысль, как и мнение, что такое владение нарушает экономические
интересы государства, отчетливо осознавались Николаем I. Отсюда его стремление вернуть
крестьянам их гражданские права, придав им особое государственное состояние.Однако, по-видимому, Николай I вообще
не представлял себе такой государственный строй, где народ был бы свободен от государственной
опеки. Он смотрел на дворянство как на агента правительственной власти над крестьянством.
В этих взглядах следует искать объяснение нерешительности мер по крестьянскому вопросу,
предпринятых в царствование Николая I, которые сводились лишь к частным поправкам
и изменениям. Но и на этом пути император не находил себе достаточной поддержки
даже среди наиболее близких к нему лиц. Теоретик николаевской правительственной
системы… граф С.С.Уваров утверждал, что «вопрос о крепостном праве тесно
связан с вопросом о самодержавии». Это две параллельные силы, которые развивались
вместе, у того и у другого одно историческое начало, и законность их одинакова,
«поэтому отмена крепостного права неминуемо приведет к краху самодержавия».
В заключение автор утверждает, что «попытки решить крестьянский вопрос в царствование
Николая I показывают, что даже царь, пытавшийся быть самодержцем в полном смысле
слова, не мог проявить неуступчивости по отношению к дворянству, вопреки своим собственным
взглядам».В новейшем исследовании Р.Г.Эймонтовой
подчёркивается нарастание в политике Николая I реакционных настроений, хотя облик
самого монарха, строй его мыслей, вряд ли менялся в течение всего царствования.
Показательно следующее высказывание историка. Указывая на факт сравнения Николая
I с Петром I у современников, она решительно противостоит этому: «Но, конечно, по
масштабам и плодотворности деятельности он несоизмерим с Петром I, а ее направленность
была во многом противоположна петровской (особенно в отношении к Западу и западноевропейской
цивилизации)… Император Николай Павлович показал себя человеком самостоятельным,
способным на решительные организационные перестройки. Но, как правило, введенные
им новшества имели целью консервацию основ старого порядка».Останавливаясь на деятельности Комитета
6 декабря 1826 г., автор не акцентирует внимания на оппозицию его планам самого
Комитета, а, наоборот, подчёркивает единодушие его членов и даже членов Государственного
совета, поддержавших в 1830 г. проект Дополнительного закона о состояниях, объясняя
провал последнего колебаниями самого монарха, влиянием его родственников — великих
князей Константина Павловича и Михаила Павловича, а также сложной международной
ситуацией — Июльской революцией во Франции 1830 г. и др. При этом показательна следующая
сентенция автора: «Принятые в царствование Николая I меры по ограничению крепостного
права в большинстве случаев не дали сколько-нибудь значительных результатов. В научной
литературе нередко делается упор на то, что император не встречал поддержки в своем
ближайшем окружении. Но не забудем, что это окружение создавал он сам» .Наконец, приведём одно интересное высказывание
из новейшего исследования Б.Н.Миронова. По мнению этого историка, «Екатерина II
и Александр I, не сочувствовавшие крепостному праву, не отменяли его из-за оппозиции
влиятельных придворных кругов и дворянства. Николай I боялся отменить крепостное
право из-за непредсказуемости последствий этого шага, хотя и завещал своему сыну
отменить его» .Заключение
Таковы наиболее значимые работы отечественных
историков по данной тематике. Стоит отметить недостаточную изученность исследуемого
вопроса, а также определённую заданность, на наш взгляд, существующей точки зрения
о деятельности Комитета 6 декабря 1826 г., скорее подчеркивающей его сходство с
другими комитетами николаевского времени, нежели отмечающей различия, на которые
мы, в свою очередь, обращаем большее внимание.Вместе с тем, отечественные историки,
расходясь между собой в определении числа занимавшихся крестьянским вопросом секретных
комитетов, сходятся во мнении, что именно Комитет 6 декабря 1826 г. был едва ли
не самым важным: если не по итогам его работы в области законодательной, то по широте
подхода к проблеме, в постановке вопроса, ставшей в той или иной степени отправной
точкой для деятельности последующих комитетов.В историографии преобладающим является
мнение об оппозиции членов Комитета монаршей инициативе, при этом напрашивается
аналогия с другими комитетами николаевского времени. Сам проект Дополнительного
закона о состояниях рассматривается, в основном, как консервативная уловка членов
Комитета, ставившая дополнительные преграды решению крестьянского вопроса. Без достаточных
оснований, опять же, скорее, по аналогии консервативной считается и позиция Государственного
совета, отвергшего проект. Одновременно, вполне справедливо все факторы, повлиявших
на то, что в 1830 г. проект так и не был приведён в действие, рассматриваются в
совокупности: здесь и французская Июльская революция, и Августовская революция в
Бельгии, и Польское восстание, и различные волнения в России, и оппозиция проекту
в императорской семье, и колебания самого монарха и т.д. Большинство историков вообще
игнорирует какие-либо реальные результаты деятельности Комитета, относясь к указу
1833 г. (о нём речь пойдёт ниже) крайне скептически. Во-первых, потому что запрет
продажи людей без земли с раздроблением семейств не всегда, мягко говоря, действовал,
а подобной статистики нет; а во-вторых — из-за свойственного отечественной либеральной
и особенно марксистской историографии пренебрежительного отношения ко всем подобным
реформам в сравнении с отменой крепостного права в 1861 г. Такова вкратце историография
исследуемого вопроса.
Литература
1.
Чулков Г.И. Императоры. Психологические портреты.
М., 1991. С. 195 — 196.2.
Платонов С.Ф. Учебник русской истории. СПб., 1993.
С. 344 — 346.3.
Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен.
Т. IV // Избранные произведения в 4 книгах. Кн. 2. М., 1965. С. 275 — 279, 281 —
282, 608.4.
Ловков А.И. Комитет 6 декабря 1826 года. Канд. дисс.
М., 1946. С. 24 — 26, 41, 44, 45, 49, 53, 58, 141, 164, 165, 169, 188, 197 — 201.5.
Дружинин Н.М. История с СССР с древнейших времен до
наших дней. Первая серия. Т. IV. М., 1967. С. 265 — 300.6.
История СССР с древнейших
времен до наших дней. Первая серия. Т. IV. М., 1967. С. 266 — 267, 289, 300.7.
Федосов И.А. Революционное движение в России во второй
четверти ХIХ в. (революционные организации и кружки). М., 1958. С. 21.8.
Архипова Т.Г. Высшие комитеты России 2-ой четверти
ХIХ века. (К истории кризиса феодально-крепостнической государственности). Канд.
дисс. М., 1970. С.36, 153 — 154, 156; См. также: Архипова
Т.Г. Секретный комитет 6 декабря 1826 г. // Труды МГИАИ. Т. 20. М.,
1965.9.
Рахматуллин М.А. Подъем крестьянского движения и реакция
самодержавия после восстания декабристов // Из истории экономической и общественной
жизни России. Сборник статей к 90-летию академика Н.М.Дружинина. М., 1976. С. 176,
178 — 182.10.
Сладкевич Н.Г. О сословных проектах Комитета 6 декабря
1826 года // Исследования по отечественному источниковедению. Сборник статей, посвященный
75-летию профессора С.Н.Валка. М. — Л., 1964. С. 275, 283.11.
Орлик О.В. Россия и французская революция 1830 года.
М., 1968. С. 186, 188; См. также: Орлик О.В.
Передовая Россия и революционная Франция (I половина ХIХ в.) М., 1973.12.
Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной
России в ХIХ в. М., 1978. С. 108 — 110; См. также: Зайончковский
П.А. Отмена крепостного права в России. Изд.3. М., 1968. С. 55 — 56.13.
Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762 —
1914. М., 1995. С. 136 — 149; См. также: Градовский
А.Д. Начала русского государственного права. Т. 1. СПб., 1892. С.
252.14.
Ерошкин Н.П. Крепостническое самодержавие и его политические
институты: (первая половина ХIХ века). М., 1981. С. 186 — 191, 194; См. также: Ерошкин Н.П. История государственных учреждений
дореволюционной России. Изд.3, пер. и доп. М., 1983. С. 153.15.
Эйдельман Н.Я. Секретная аудиенция // Новый мир. 1985.
№ 12. С. 202 — 204, 207 — 215, 217; Эйдельман Н.Я.
«Революция сверху» в России. М., 1989. С.101 — 102.16.
Мироненко С.В. Страницы тайной истории самодержавия.
Политическая история России первой половины ХIХ столетия. М., 1990. С. 101 — 103;
Боханов А.Н., Захарова Л.Г., Мироненко С.В., Сахаров А.Н., Твардовская
В.А. Российские самодержцы (1801 — 1917). М., 1993. С. 128, 141.17.
История России с начала
ХVIII до конца ХIХ века / Л.В.Милов, П.Н.Зырянов, А.Н.Боханов; отв.ред. А.Н.Сахаров.
М., 1997. С. 341.18.
Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему
не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991. С. 5, 10.19.
Ковальченко И.Д. Консерватизм, либерализм и радикализм
в России в период подготовки крестьянской реформы 1861 года // Отечественная история.
1994. № 2. С. 3, 8 — 10.20.
История России в портретах.
В 2-х тт. Т.1. Смоленск — Брянск, 1996. С. 61, 71 — 72.21.
Капустина Т.А. Николай I // Вопросы истории. 1993. №
11 — 12. С. 35 — 37.22.
Гросул В.Я., Итенберг Г.С.,
Твардовская В.А., Шацилло К.Ф., Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм ХIХ столетия. Идеология
и практика. М., 2000. С. 105 — 120.23.
Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи
(ХVIII — начало ХХ в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества
и правового государства. В двух томах. Т.1. СПб., 1999. С. 408.
