Реферат
на тему
КУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ МОСКОВСКОЙ
РУСИ XVI века
ПЛАН
1. Подъем потребностей
государя и государства.
2. Иноземный ввоз и
иноземные мастера в Москве.
3. Зодчество.
4. Живопись.
5. Образованность.
6. Подъем национального
чувства.
7. Общерусские летописные
своды и хронографы.
8. Идея святой Руси и ее
критика, рационалистическая и ученая; ересь жидовствующих.
9. Канонизация русских
святых.
10. Великие Четьи Минеи
митрополита Макария.
11. Влияние
протестантизма; ереси Матвея Башкина и Феодосия Косого.
1.
Подъем
потребностей государя и государства.
С низвержением татарского ига значительная часть материальных ресурсов,
которая прежде уходила в Орду, стала оставаться в стране и поступила в
распоряжение Московского государя и его ближайших слуг.Средства Московского государя и независимо от этого выросли от
приобретения новых территорий, из которых некоторые обладали крупными
естественными богатствами. Все эти увеличившиеся средства стали идти на
удовлетворение новых потребностей, вызванных как возвышением самого значения
великого князя Московского, так и объединением Великой Руси в одно государство.
Выше было отмечено развитие пышности, роскоши при дворе Московского государя и в
быту боярского, правительственного класса. Но еще более средств, конечно,
должна была поглощать оборона огромного государства, содержание и снабжение
вооруженных сил и крепостей.2. Иноземный ввоз и
иноземные мастера в Москве.
Потребности двора, высшего класса и казны в значительной мере
обслуживались, как и в удельное время, привозом необходимых предметов из-за
границы. Русские купцы, ездившие в Кафу, Азов и даже Царьград, греки,
приезжавшие оттуда в Москву, привозили разные предметы роскоши — шелк, сученое
золото, шелковые и шерстяные материи, ковры, кисею, кушаки, сафьян, гребни,
ожерелья, драгоценные камни, жемчуг, ладан, мускус, мыло и т. д., вина, сласти
и пряности — грецкие орехи, миндаль, перец, имбирь, шафран, и, наконец, разные
москательные товары — краски, камфару и т. п. С востока вывозилось также и
некоторое оружие — сабли, сагайдаки. Немецкие купцы, приезжавшие в Новгород,
московские купцы, ездившие в Литву и Ливонию и другие западные страны,
привозили также дорогие ткани — сукна, шерстяные и шелковые материи, вина,
плоды и пряности, а также еще металлы и минералы — серебро, олово, медь, свинец,
серу и разные железные изделия. Англичане, которые завели торговлю с Москвой
через Архангельск, и затем голландцы, ввозили в Московское государство дорогие
сукна, тонкие полотна, колониальные товары.Не довольствуясь, однако, иноземным привозом, московское правительство
стало принимать меры к тому, чтобы доставать у себя некоторые из предметов
иноземного провоза, особенно металлы. Иван III, посылая к цесарскому двору Юрия
Траханиота, наказывал ему отыскать в цесарской земле и нанять на службу рудника,
который руду знает золотую и серебряную, да другого мастера, который умеет от
земли отделять золото и серебро; рудознатцев просил Иван III и у Венгерского
короля Матвея. Кое-что удалось достигнуть по этой части и на деле. В 1491 году
немцы Иван да Виктор нашли медную руду и серебряную на реке Цымне за полднища
от р. Космы и за семь днищ от р. Печоры. Но каких-нибудь значительных
результатов эти поиски не дали, и Московскому государству приходилось
довольствоваться все-таки главным образом привозными металлами.Материалы и вещества, привозимые с запада и востока, превращались в
изделия работой собственных, доморощенных мастеров. Мастерства разные, как было
уже указано, не переводились у нас на Руси и в татарскую эпоху. Но в XVI веке
московское правительство уже не удовлетворялось одной их работой и искало более
искусных техников за границей. Вышеупомянутому Юрию Траханиоту было наказано
добывать между прочим хитрого серебряного мастера, который умел бы большие
сосуды делать и кубки чеканить и писать на сосудах. У венгерского короля Матвея
Иван просил, кроме рудознатцев, архитекторов, серебряных мастеров, пущечных
литейщиков. В 1490 году великокняжеские послы привезли в Москву лекаря,
мастеров стенных и палатных, пушечных, серебряных и даже органного игреца; в
1494 году послы, ездившие в Венецию и Милан, привезли в Москву Алевиза,
стенного мастера и палатного, и Петра-пушечника; под 1504 годом, встречаем
известие о привозе послами новой партии мастеров из Италии. Иноземными
мастерами чрезвычайно дорожил царь Иван Васильевич. В 1556 году посылал в
Новгород детям боярским приказ, чтобы они отправляли в Москву всех пленных
немцев, умеющих делать руду серебряную, серебряное, золотое, медное, оловянное
и всякое дело. Эти ливонские пленники, как известно, и составили первое
поселение так называемой Немецкой слободы в Москве при устье Яузы. В 1567 году
выехали в Москву из Англии доктор, аптекарь, инженер с помощником, золотых дел
мастер, пробирер и другие мастера. Прилив этих мастеров, несомненно, поднял
уровень технических знаний в Московском государстве, ибо русские люди учились у
этих иноземцев, перенимали их «хитрости». Услугами иноземцев московское
правительство стало пользоваться, между прочим, и в удовлетворении своих
военных нужд. Известный архитектор Аристотель Фиораванти не только строил в
Москве церкви, но и лил пушки; кроме него этим делом, же занимался итальянец
Павлин Дебосис, который в 1488 году отлил большую пушку, Петр пушечник и др.
Наконец, иноземные, преимущественно итальянские, мастера, как мы уже видели,
принимали самое деятельное участие в украшении столицы Московского государя
новыми каменными храмами, палатами, стенами и башнями.3. Зодчество.
Главная заслуга иноземных мастеров состояла в усовершенствовании
техники строительного искусства. Техника эта, как уже говорилось в своем месте,
была очень слаба. Иван III, задумав перестроить собор Успения Богородицы,
выстроенный Калитой и грозивший падением, поручил было это дело московским
мастерам Кривцову и Мышкину. Разрушив старую постройку, они в 1472 году
приступили к сооружению нового храма по образцу Владимирского Успенского
собора. Но лишь только они достроили до сводов, как часть постройки рухнула.Псковские мастера показали, что плох был цемент. Тогда Иван III поручил
постройку собора Аристотелю Фиораванти, который и закончил ее благополучно в
1479 году. Так как и ему было предписано взять за образец Владимирский
Успенский собор, то, в общем, он придерживался владимирского типа, хотя и
сделал некоторые отступления от него, а именно: удлинил план, вместо четырех
опорных столбов поставил шесть, из которых четыре были круглые, вместо трех
алтарных полукружий сделал пять. Влияние владимирской архитектуры отразилось
более всего на фасаде собора. Мы видим здесь такой же пояс из колонок, такие же
порталы. Но вместе с тем исследователи отмечают в произведении Фиораванти
увлечение не только формами Владимирского Успенского собора, но и
ранне-московскими архитектурными формами. Копируя порталы и арочный пояс,
Фиораванти насаживает «бусы» на все жгуты и полуколонны; шеи глав у него
гладкие, без всяких украшений, по образцу церкви Спаса на Бору и собора в
Звенигороде.Подобно Успенскому, и Архангельский собор в начале XVI века оказался
ветхим и тесным. Иван III велел его разобрать и поручить другому итальянскому
архитектору Алевизу Новому выстроить новый, более обширный храм по образцу
Успенского собора. Алевиз исполнили это поручение, и в 1509 году собор был
готов. Первоначальный фасад его был двухцветный: стены были красные, кирпичные,
а пилястры, карнизы и тяги — белокаменные. Вся наружная орнаментовка собора —
капители, арки, пилястры, наличники — выдержаны в итальянском стиле раннего
Возрождения; по итальянскому же образцу выложены раковинами пустые пространства
в полукругах кокошников; особенностью Алевизовой постройки является также
карниз, на котором стоят эти раковины. Этот карниз быстро завоевал себе место в
московской архитектуре, и с половины XVI века почти все новые храмы Москвы
имели его в том или другом виде.По образцу Успенского собора сооружен был и соборный храм в
Новодевичьем монастыре, основанном в 1524 году по обету великого князя Василия
Ивановича. Вообще влияние Московского Успенского собора оказалось очень
сильным. Благодаря ему создался определенный план соборного храма, которого
придерживались всюду в XVI и XVII веках: это большой храм с шестью внутренними
столбами, с наружными карнизами, с пятью большими луковичными главами на
круглых шеях.Своеобразный стиль получил Благовещенский собор, выстроенный в 1490
году на месте храма, сооруженного Василием Дмитриевичем. Строили Благовещенский
собор псковские мастера. Храм представляет квадратное здание с тремя алтарными
полукружиями и с четырьмя столбами посередине. С южной, западной и северной
сторон его окружают крытые паперти, или галереи с двумя крыльцами. Над
папертями возвышаются примыкающие к четырем углам здания четыре придела (они пристроены
были позднее, в 1563-1564 годах), увенчанные луковичными главами на круглых
шеях. Сверху храм увенчивается пятью луковичными главами также на круглых шеях,
поставленными на кокошниках (заостренных вверху и ступенчатых арках), по
которым сделано и само покрытие храма. В Благовещенском соборе видно смешение
приемов, употреблявшихся во владимиро-суздальской архитектуре с приемами
новгородско-псковскими и, хотя еще слабую, примесь мотивов деревянной
архитектуры (в употреблении кокошников).В дальнейшем московская архитектура уже эмансипировалась от влияния
владимиро-суздальских образцов. Как в других сферах жизни, так и в искусстве
пробудился дух национального творчества, которое направилось к разработке своих
собственных, уже раньше выработанных им самим форм. При создании каменных
храмов источником вдохновения начинают служить деревянные церкви северного края
Руси; является стремление к воспроизведению в кирпиче форм деревянного
зодчества, пышно расцветших на севере Руси. Политическое объединение Великой
Руси, таким образом, приводит к объединению и концентрации духовных сил
русского народа, которые и развертываются во всю свою мощь, прежде всего в
художественном творчестве. Московское зодчество, руководимое талантливыми
мастерами и вспомоществуемое всеми техническими средствами современного
строительного искусства, приобретенными от итальянцев, создает архитектурные
памятники высокохудожественного достоинства. Первые пробы в новом направлении
относятся ко времени Василия III. В 1529 году великим князем и его супругой был
выстроен по обету храм Усекновения главы Иоанна Предтечи в подмосковном селе
Дьякове. Зодчий воспользовался формой плана деревянных церквей. Основной корпус
храма представляет высокую восьмигранную башню с полукруглыми выступами с востока
для алтаря, окруженную четырьмя меньшими башнями, соединенными галерейками, из
которых каждая имеет в середине вход, а по бокам от входа — открытые пролеты
вроде окон. Средняя башня увенчана карнизом, на котором стоят один над другим
два ряда кокошников; из них выходит второй меньший восьмигранник, украшенный
наверху квадратными углублениями; на этом меньшем восьмиграннике поставлен
цилиндр, облепленный восемью полукруглыми выступами, образовавшими собой как бы
пук каменных столбов; все заканчивается невысокой главкой. В таком же роде
выстроены и боковые меньшие башни. Еще дальше пошел в новом направлении
строитель церкви Вознесения в селе Коломенском, построенной в 1532 году. По
плану своему она представляет равноконечный крест, без внутренних столбцов.
Основной корпус имеет вид высокой башни с двадцатью стенами, увенчивающейся
кокошниками, из которых вырастает меньшая восьмигранная башня, увенчанная двумя
кокошниками на каждой грани; восьмигранник покрыт высоким восьмигранным же
шатром, с небольшой башенкой наверху, заканчивающейся небольшой главкой с
крестом. Церковь стоит на подклети и со всех сторон окружена галереей из
каменных арочек с тремя крыльцами. Все эти особенности взяты с деревянных
церквей. Коломенская церковь своим видом приводила в восхищение современников.
Летописец выразился про нее: «весьма чудна высотою и красотою, и светлостью,
такова не бывала прежде на Руси». Дьяковская и Коломенская церкви были
предшественницами храма Василия Блаженного в Москве. Строители этой церкви —
Посник и Барма — смотрели на Дьяковскую и Коломенскую церкви как на идею,
которую они развили и усложнили в своем произведении. Храм Василия Блаженного
(Покрова Пресвятой Богородицы, что на рву) построен был царем Иваном
Васильевичем в память взятия Казани. Храм этот представляет целую группу
храмов: в середине находится главный, наибольший по размерам, а с боков его
окружают в строгой симметрии восемь меньших, и вся группа в виде восьмиугольной
звезды представляет собой стройное и художественное целое. Надо сказать, что
нынешний вид храма несколько не соответствует древнему его виду. Прежде все
главы, и особенно средний шатер, поднимались выше, отчего вся группа получила
большее стремление вверх; средний шатер окружен был, наподобие средней главы
Дьяковской церкви, цилиндрическими выступами, теперь не существующими; крыльца
не имели шатров; крыт собор был черепицей, средний шатер отделан был
разноцветными изразцами с такими же шарами. В нижнем этаже храмов не было:
здесь были кладовые для хранения ценного имущества прихожан. Храм Василия
Блаженного остался единственным образцом неподражаемым. Но мотивы деревянной
архитектуры выразились во многих каменных храмах, построенных в XVI и первой
половине XVII века.4. Живопись.
Новые церкви, которые строились иноземными и русскими зодчими,
расписывались и снабжались иконами большей частью русскими мастерами. Так, в
1481 году иконописцы Дионисий, поп Тимофей, Ярец и Коня, «написали деисус с
праздники и пророки вельми чюден в новую церковь Пречистыя Богородицы соборные
в Москве»; в 1488 году мастер Долмат иконописник подписывал церковь Сретения на
посаде; в 1514-1515 годах новгородские, по-видимому, мастера украсили фресками
Успенский собор в Москве. После большого Московского пожара, когда сгорели
многие церкви, царь послал за иконами в другие города, вызвал новгородских и
псковских иконописцев и велел им снять копии; псковские мастера отпросились
домой, написали там, копии с местных икон. Так, Москва и в области иконографии
сконцентрировала в себе все, что тогда было лучшего на Руси — как
художественные образцы, так и художественные силы. Московское иконное письмо в
общем воспроизводило манеру и традиции старого русского искусства,
развивавшегося под византийским влиянием. Но в XVI веке можно заметить в нем
уже реалистические черты, навеянные западным, итальянским влиянием. Этот
«фряжский» стиль, отличающийся стремлением к природе, обнаруживающий знакомство
с анатомией человеческого тела, заметен в работах даже некоторых псковских
мастеров (в картине «Во гробе плотски»), но в особенности во фресках
Благовещенского собора, открытых в 1884 году академиком Фартусовым.Кроме церковной живописи, в Москве в XVI веке развивается светская,
палатная живопись эмблематического характера. Эмблематической живописью
изукрашены были царские палаты — Грановитая, Золотая, Расправная, Ответная и т.
п. Здесь между прочим изображены были День и Ночь, лица четырех Ветров, Любовь
со Стрелком, олицетворения добродетелей — мужества, разума, целомудрия, правды
— и противоположных им пороков, изображены ангелы Страха Божия, ангел, держащий
Солнце, Господь в виде ангела, держащего зеркало и меч, и т. д. Наконец,
необходимо отметить успехи живописи исторической, проявившиеся особенно в
роскошных миниатюрах, которыми украшена Царственная книга.5. Образованность.
Жалобы на недостаток грамотных, образованных людей, которые раздавались
в конце удельной эпохи, повторялись и в XVI веке. На церковном соборе 1551
года было заявлено, что кандидаты на священство и дьяконство «грамоте мало
умеют», а на вопросы архиереев объясняют: «мы де учимся у своих отцов и у своих
мастеров, а инде де нам учиться негде; сколько отцы наши и мастера умеют,
столько и нас учат». Но при всем том нельзя не заметить подъема образованности
в Московской Руси по сравнению с удельной эпохой. Про Московских государей XVI
века уже нельзя сказать, что они были люди неученые: царь Иван Васильевич для
своего времени был даже начитанным, образованным и развитым человеком. При нем
стали посылать в чужые страны молодых людей «для науки разных языков и
грамотам». Борис Годунов настолько уже ценил образование, что задумал основать
в Москве нечто вроде университета с преподаванием иностранных языков и
учителями-иностранцами, и только опасение духовенства, как бы от того не
произошло повреждение в вере, помешало Годунову осуществить свой план. Новая
система управления — приказная, бюрократическая — требовала множества грамотных
чиновников, людей письменных, и в конце концов создался в государстве
значительный их контингент. Среди них в Москве были лица, знавшие иностранные
языки, толмачи греческого, латинского, немецкого и польского языков, служившие
при Посольском приказе. Но и среди служилой знати было уже немало грамотных
образованных людей. Исследователями отмечено, что на грамоте об избрании Бориса
Годунова на царство около 80% придворной знати приложили свои руки. Много
грамотных было среди купечества; меньше было — среди посадских людей, крестьян,
стрельцов, пушкарей, холопов, но все-таки были; в XVI веке почти во всяком
населенном пункте были грамотные люди. Грамотность вызывалась требованиями
практической жизни, которая с объединением Руси приняла новый масштаб, отличный
от эпохи удельной замкнутости, тесных отношений, мелких домашних интересов.
Грамотность стала нужна всем — и правящему классу, который должен был
отказаться от патриархальных приемов управления, вести всему точный учет и
подсчет, облекать свои акты в письменную форму, и торгово-промышленному классу,
который производил свои операции в усиленных размерах и привлечен был
правительством к сотрудничеству в управлении финансами, и мирским людям,
крестьянам, получившим самоуправление под контролем центральной власти. При
таких условиях грамотность, известная образованность должны были развиваться
незримо для наблюдателя, и даже независимо от тех училищ, которые заводил
архиепископ Новгородский Геннадий, и должны были заводить церковнослужители на
основании определения собора 1551 года.6. Подъем
национального чувства.
Политическое объединение Руси, создав новую жизненную обстановку,
выдвинув новые жизненные задачи, повысило весь строй чувствований и идей
русского общества, особенно верхних его слоев.Здесь на первом плане надо отметить известный подъем национального
чувства. Пока Русь была разбита на множество мелких княжеств, пока правители и
правящий класс всецело поглощены были мелкими житейскими делами, заботами и
помыслам, пока царила на Руси удельная обособленность и удельный эгоизм князей
и управляемых ими обществ, не было и источника, который питал бы национальное
чувство. Это чувство почти совершенно заглохло и иссякло в русском обществе и
народной массе. Оно едва теплилось в высшей церковной иерархии, которая почти
только одна и помнила о всей русской земле, об ее общих интересах и задачах,
напоминая о них иногда и великому князю всея Руси и его окружающим. Вне этого тесного
круга русское национальное чувство стало пробуждаться с успехами объединения
Руси под властью Москвы. Сильный толчок ему дан был Куликовской битвой. После
того как на Куликово поле выступила под знаменем Москвы почти вся Русь и
одержала над татарами блестящую победу, у русского общества открылись глаза на
то, что есть русская земля, есть православные русские христиане, естественные
братья и союзники против безбожных, поганых татар. Это национальное презрение
выразилось довольно ярко в сказаниях о Куликовской битве, в тех риторических
прикрасах и излияниях, которыми сдобрены сказания о Куликовской битве.
Некоторые из этих сказаний явились даже перепевами старинной национальной поэмы
— «Слова о полку Игореве». Пробудившееся чувство не уснуло, несмотря на
последующие усобицы и поражения, но все более и более крепло и возрастало. К
концу XV века оно уже настолько выросло, что стало определяющим мотивом
внутренней и внешней политики. Этим чувством насквозь проникнуты были Иван III
и Василий III, уничтожавшие уделы для объединения сил Руси против внешних
врагов, ведшие продолжительную и напряженную борьбу ради присоединения
православных русских земель, находившихся под иноверным литовским владычеством.
Этим же национальным чувством одушевлено было, несомненно, и московское
боярство, и духовенство, вся тогдашняя интеллигенция.7. Общерусские
летописные своды и хронографы.
Характерным выражением этого факта является изменение в русском
летописном творчестве в XV и XVI веках. Местные летописи, ведшиеся в XIII и XIV
веках, в XV и XVI веках все более н более заменяются общерусскими летописными
сводами. Было уже сказано о появлении в XV веке так называемого Владимирского
полихрона (около 1423 года). Во второй половине XV и первой половины XVI века
возникло несколько переделок и продолжений этого «Полихрона», составивших
теперь летописи Софийские (первую и вторую), Воскресенскую и Никоновскую. Все
эти летописные своды трактуют уже Русскую землю как единую, проникнуты насквозь
идеями ее национального, политического и религиозного единства. Те же тенденции
можно подметить в известной степени и в первом русском хронографе, и в так
называемой «Степенной книге», первой систематической истории русской
государственности, где события излагаются по родословным степеням правителей,
начиная с Владимира. В основе ее лежит «Сказание о князьях Владимирских» с его
легендой о присылке Владимиру Мономаху царского венца и барм Византийским
императором Константином, с генеалогией русских князей от Августа Кесаря и т.
д. Книга насквозь проникнута стремлением к оправданию и возвеличению политики
великих князей московских. Первая редакция ее составлена, по-видимому, еще в XV
веке, а вторая, более полная, в царствование Ивана Грозного митрополитом
Макарием. К тому же времени относится составление грандиозной исторической
энциклопедии с множеством иллюстраций в XI томах, известной под именем
«Царственной книги». Это произведение является дальнейшим развитием хронографа.8. Идея святой Руси
и ее критика, рационалистическая и ученая; ересь жидовствующих.
Национальная русская идея получила, как уже сказано, религиозную
окраску. В сознании русских людей конца XV и начала XVI века выросла не простая
Русь, а Русь святая. После заключения греческой церковью унии с латинской,
после завоевания Константинополя турками. Русская земля в глазах русских людей
стала единственной хранительницей истинного ортодоксального христианства,
единственным сосудом спасительного христианского благочестия. Эта идея святой
Руси нашла себе наиболее-яркое выражение и разработку в посланиях псковского
инока Филофея к дьяку Мисюрю Мунехину, «к некоему: вельможе, в миру живущему»,
к великому князю Василию Ивановичу и к царю Ивану Васильевичу Грозному. Но идея
эта проникла в сознание мыслящего русского общества XVI века и укрепилась в нем
не без борьбы, не без препятствий. В самом конце XV и в начале XVI века ей
суждено было выдержать довольно сильный натиск рационалистической критики от
так называемых жидовствующих.Ересь жидовствующих возникла в Новгороде, на почве уже подготовленной
стригольниками. Возбудителем этого движения был жид Схария, прибывший в
Новгород в 1470 году с литовским князем Михаилом Олельковичем. Прибыв в
Новгород, Схария начал вести беседы с некоторыми новгородскими священниками и
мирянами на богословские темы. По словам преп. Иосифа Волоколамского, Схария
представлял такие аргументы против христианства:1) как возможно представить и допустить, что сам Бог сошел на землю и
воплотился?2) Ветхий Завет говорит, что Бог есть един. Как же можно принимать
Новый Завет, который говорит, что он троичен?3) Апостолы писали, что Христос родился в последние лета, а между тем
второго пришествия и до сих пор нет: не ясно ли, что их писания ложны?4) Ефрем Сирин говорит в своих писаниях; «се уже Господь наш Иисус
Христос грядет судити живым и мертвым и се конец приспе»; а между тем после его
смерти прошло уже около тысячи лет: не ясно ли, что этот уважаемый христианами
их писатель, от которого можно заключить и к другим писателям, ошибался и
говорил неправду?». Эти аргументы произвели неотразимое действие на одного
священника Дионисия, который привел к Схарии и другого священника Алексея.
Дионисий и Алексей не только сами обратились в жидовство, но и совратили своих
жен и детей. Они хотели было обрезаться, но Схария сам испугался результата
своих бесед и посоветовал им, чтобы они оставались наружно христианами. Из
этого можно заключить, что едва ли Схария имел какие-либо определенные
намерения относительно совращения христиан в иудейство. Он скоро исчез с
горизонта, но посеянные им семена взошли и дали свой плод. Необходимо заметить,
что не одними критическими аргументами привлек к себе он русских
последователей. Преп. Иосиф говорит, что он был «изучен чародейству же и
чернокнижию, звездозаконию же и астрологии». Поэтому и последователи его не
только криво толковали некоторые «главизны» Божественного писания, но и
«баснословна некая и звездозакония учаху и по звездам смотрети и строити
рожение и житие человеческое, а божественное писание презирати, яко ничто же
суще и непотребно суще человеком».Алексей и Дионисий успели совратить в новую веру многих из священников,
дьяконов и дьяков и простых людей в Новгороде. Когда в 1479 году великий князь
Иван Васильевич был в Новгороде, ему очень понравились Алексей и Дионисий, он
перевел их в Москву — одного протопопом Успенского собора, другого попом
Архангельского. В Москве Алексей и Дионисий преклонили к своим идеям
архимандрита Симоновского монастыря Зосиму, думного дьяка Федора Курицына,
дьячков Истому и Сверчка, купца Кленова, невестку великого князя Елену и
других. По свидетельству препод. Иосифа Волоколамского, обличавшего их в своем
«Просветителе», простейшие обращались в жидовство, т. е. отвергали
божественность Христа, считали его простым пророком, а не Мессией, который еще
не приходил, но придет. Другие же, если и не отступали в жидовство, то
научились писания Божественные укорять, «и на торжищех и в домех о вере
любопрение творяху и сомнение имеяху», — отрицали необходимость внешней,
видимой церкви, иконопочитание и поклонение мощам, монашество, обряды и посты.
По свидетельству Геннадия, епископа Новгородского, и Иосифа эти религиозные
вольнодумцы ругались над иконами и крестами, упивались и объедались и
сквернились блудом.Церковь и государство жестоко расправились с заводчиками и выдающимися
последователями секты жидовствующих. По постановлению собора 1504 года сожжены
были главные московские еретики. Кроме наказаний еретиков, изданы были
полемические сочинения против иудейства. Посольский толмач Дмитрий Герасимов
Малый перевел «Магистра Николая Лира прекраснейшие сказания, иудейское безверие
в православной вере похуляющи» (это полемический трактат Николая Де Лира,
францисканца, профессора парижского университета, умершего в 1340 г.). Николай Немчин перевел «Учителя Самоила Евреина на богоотметные жидове обличительно
пророческими речьми» (Самуил, марокский еврей, обратившийся в христианство в
1085 году). Наконец, преп. Иосиф Волоколамский написал против жидовствующих
свой «Просветитель».Но выдержав атаку рационалистической критики, идея «святой Руси» вслед
затем подверглась нападкам ученой критики. Некоторые греки, остававшиеся при
великом князе Василии III после его матери Софии Фоминишны, стали указывать
государю, что славянские богослужебные книги исполнены еретических
погрешностей. Великий князь обратился к ученому греку Максиму, которого он
вызвал для перевода Толковой Псалтири. Максим подтвердил это и получил
поручение от великого князя исправить эти богослужебные книги. Максим не только
исправил Часословец, Псалтырь, Евангелие, Апостол и Триодь Цветную, но и
написал некоторые трактаты, которые должны были больно уязвить русское
общество, проникшееся религиозно-национальными самомнением. Он выступил с
протестом против распространенной в Москве мысли о том, что истинное
православие сохранилось только на Руси, что греческая церковь поколебалась в
истинной вере, что русским митрополитам незачем ездить на поставление в
Царьград. «Священные каноны, к соблюдению которых архиереи обязуются своим
рукописанием, — писал Максим, — нигде не учат, чтобы отлучаться им от своего
патриарха, доколе этот православно предстоит святой Божией церкви; если в
Константинополе вместо православных царей неверные мучители, то первенствующая
церковь от вознесения Спасителя и до Константина Великого находилась в таком же
положении и не только не осквернялась властью нечестивых, но и сияла посреди
нечестия, как солнце. Священство больше земного царства, и если в Константинополе
не стало земных православно-христианских царей, то духовно-царствующий патриарх
остается неотриновенным от руки Божией благодати и сохраняется этою благодатию
среди нечестивых во всяком православии». Русские люди, присвоившие уже себе
монополию святости, не особенно благосклонно должны были выслушивать подобные
речи. Их раздражали даже и те исправления, которые вносил Максим в их
богослужебные книги. Они говорили ему: «велию, о человече, досаду тем делом
прилагаешь воссиявшим в нашей земле преподобным чудотворцам: они бо сицевыми
священными книгами благоугодиша Богови и живуще, и по преставлениих от Него
прославишася святынею и всяких чудес действом».Кончилось дело тем, что Максима привлекли к суду духовного собора за
разные его еретические и уголовно-политические деяния. Ему поставили в вину
разные неудачные исправления, допущенные им по недостаточному знанию
церковно-славянского языка, например, «взыде на небеса и седев (вместо седе, εκάɘισεν) одесную Бога
Отца, нестрашно Божество» (вместо бесстрастно Божество); «аще кто нарицает
(вместо не нарицает) Пречистую Богородицу Деву Марию, да будет проклят» и т. д.
Максим был осужден и посажен в заключение, где и провел более двадцати лет.9. Канонизация
русских святых.
Так вновь восторжествовала идея «святой Руси». Мы видели, что русские
люди в своих пререканиях с Максимом Греком указывали ему как на доказательство
национальной святости на существование множества святых в русской церкви,
прославившихся при жизни и по смерти своими чудесами. Но значительная часть
этих светильников русской церкви и ее молитвенников оставались еще не
прославленными церковью, не канонизованными. Другая часть почиталась в
отдельных только местностях, но не во всей Русской земле. До 1547 года было
канонизировано 68 святых, из них лишь только семь, в качестве святых всей
Русской земли (св. Борис и Глеб, Феодосии Печерский, мит. Петр и Алексей,
Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский). Перед самым собором 1547 года было
причислено к лику святых всей русской церкви еще 15 святых. Около 46 святых
оставались до 1547 года местночтимыми. Политическое объединение Руси и
пробудившееся национальное чувство в связи с идеей святой Руси вызвали
потребность в объединении и украшении русского неба сонмом всех святых. Этой
потребности удовлетворил митрополит Макарий. На соборах 1547 и 1540 годов он
провозгласил общерусскими святыми двадцать двух местночтимых святых и восемь
угодников, которые оставались еще прославленными, так что количество
общерусских святых увеличилось более, чем вдвое. После этих соборов было
канонизовано при митрополите Макарий еще шесть новых святых. Так как некоторые
из канонизованных святых вовсе не имели житий или же имели неисправные,
митрополит Макарий распорядился, чтобы жития были составлены вновь. Таких житий
насчитывается до 10.10. Великие Четьи
Минеи митрополита Макария.
Русь в сознании своих сынов XVI века стала сосудом истинного
благочестия, сокровищницей истинного христианства. В ней хранились в полноте церковные
предания, наставления и правила, в ней обращались все святые книги. Но, чтобы
не растерять эти сокровища, надо было так или иначе привести их в известность,
совокупить воедино. Объединение Руси должно было совершиться и в этой
духовно-религиозной сфере. За это дело взялся тот же самый митрополит Макарий.
Еще в бытность свою архиепископом Новгородским Макарий задался целью собрать
«все чтомые книги, яже в Русской Земле обретаются». Двенадцать лет, по его
словам, трудился он над этим делом, «многим именьем и многими различными
писари, не щадя серебра и всяких почестей». В числе его сотрудников по
собиранию и составлению житий русских святых были дьяк Дмитрий Герасимович
Толмачев и боярский сын Василий Михайлович Тучков. Плодом его трудов, которые он
продолжал и в Москве уже будучи митрополитом, были 12 фолиантов Великих Четьих
Миней. В них Макарий поместил не только краткие (прилежные) и пространные
(минейные) сказания о праздниках и жития святых, но и все существовавшие на те
дни слова и все принадлежавшие данным святым творения, какие мог найти; в конце
каждого месяца им помещены церковно-учительные сочинения писателей несвятых и
безымянные. Число вновь составленных житий русских святых доходит в Минеях до
60. Макарий окончательно утвердил в нашей агиографической письменности то
направление, которое возникло еще в XIV веке, когда слагатели житий на первый
план стали выдвигать нравственное назидание читателю, простоту изложения стали
заменять витиеватым сплетением словес, народный и русский язык церковно-славянским,
краткие молитвы святому похвальными словами в честь него и описаниями чудес,
совершившихся от него по смерти.В истории закрепления религиозно-национальной русской идеи сыграл
известную роль и церковный собор 1551 года. На нем узаконены были различные
местные особенности русской церкви, как непреложные истины православия,
например, о сложении двух перстов, о сугубой аллилуе и т. д. Собор дал довольно
полное уложение, коим устранялись различные непорядки и злоупотребления в
церковной практике, но вместе с тем утверждалось и санкционировалось то, что
считалось уставом, преданием русской церкви.11. Влияние
протестантизма; ереси Матвея Башкина и Феодосия Косого.
Наряду с этим господствующим течением в духовной жизни русского
общества на поверхность ее выбирались струи, которые шли вразрез с ним и
производили как бы водовороты в сознании русского общества. К таким явлениям
надо отнести ереси Матвея Башкина, Феодосия Косого, игумена Артемия. Эти ереси
показывают, что не все русские люди того времени склонны были сосредоточиваться
в убеждении правости и спасительности национального православия, что некоторые
способны были к анализу и критике основных его догматов и к смелым построениям
религиозных истин в совершенно новом направлении.Великим постом 1553 года к попу Благовещенского собора Симеону пришел
на исповедь боярский сын Матвей Семенович Башкин и, не ограничиваясь обычным
покаянием, вступил с ним в беседу о вере. Беседа эта продолжалась на подворье у
попа и в доме самого Башкина. Башкин своими речами привел в великое смущение
священника. Между прочим, он говорил: весь закон Христов содержится в словах:
«возлюби ближнего своего, как сам себя, а мы де Христовых рабов у себя держим;
Христос всех братьею нарицает, а у нас де на иных и кабалы, на иных беглыя, а
иных нарядные, а на иных полныя; а я де благодарю Бога моего, у меня де что
было кабал полных, то де есми все изодрал, да держу своих добровольно». Матвей
поучал попа, что обязанность священников «посещати нас почасту и о всем
наказывати, как нам самим жити и людей у себя держати, не томити». Боясь, как
бы не попасть в беду от таких собеседований, Симеон сказал о недоуменных
вопросах Башкина и развратном им толковании апостола товарищу своему,
известному священнику Сильвестру, а тот доложил об этом царю. Башкина схватили
и поручили допросить его двум старцам Иосифо-Волоколамского монастыря. Башкин
сначала не хотел признаваться ни в какой ереси, но затем его постиг гнев Божий:
начал он страшно бесноваться, извешивать свой язык и кричать разными голосами.
Пришедши в разум, он услышал страшный глас Богородицы, приказывавший ему во
всем сознаться и выдать своих единомышленников. Башкин и сделал это письменно.
Из посланий митрополита Макария в Соловецкий монастырь и царя к Максиму Греку
узнаем, в чем состояла ересь Башкина и его последователей:1) «Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа неравна Его Отцу
поведают;2) честное и святое тело Его и честную и святую кровь Его ни во что ж
полагают, но токмо прост хлеб и просто вино вменяют;3) святую и соборную апостольскую церковь отричют, глаголюще, яко
верных собор — сие есть токмо церковь, сия же зданная ничтоже есть;4) божественные плоти Христовы воображение и Пречистые Богоматери и
всех святых Его честных икон изображение идолы наричют;5) покаяние ни во что же полагают, глаголюще: как престанет грех
творити, аще у священника и не покается, несть ему греха;6) отеческое предание и их жития баснословие вменяют;
7) вся божественная писания баснословие наричют, апостол же и евангелие
не истинно излагают».Легко видеть, что Башкин и его товарищи прониклись крайними
протестантскими идеями, распространявшимися тогда по всей Европе. Сам Башкин
признался, что «злое учение он принял от литвина Матюшки, оптекаря, да Ондрюшки
Хотеева — латынников». Так и Русь не осталась без влияния реформационных идей
эпохи. Впрочем, это влияние было уничтожено в самом же начале энергичными
мерами. По соборному определению, Башкин и его товарищи, два брата Борисовы,
посажены были в пожизненное заключение. Матвей Башкин оговорил в ереси, между прочим,
Феодосия Косого. Феодосий Косой был беглый дворовый человек одного московского
боярина, постригшийся в монахи в Белозерском монастыре. О его учении мы узнаем
из полемических сочинений, написанных против его ереси монахом Зиновием
Оттенским («Истины показание к вопросившим о новом учении», «Послание
многословно») и другим неизвестным автором. Из этих свидетельств видно, что
учение Косого было развитием тех самых радикальных взглядов, которые ранее
распространялись жидовствующими. Феодосий учил, что Бог един, а не троичен, что
Иисус Христос, основатель религиозного общества, не есть Бог; подобает духом
поклоняться Богу, а не внешним образом; вся внешняя церковь с ее иерархией,
таинствами, богослужениями и учреждениями представляет из себя позднейшее
человеческое предание и измышление. Феодосий советовал в храмы не ходить, ибо
они кумирницы, молебнов не петь, молитвы у священников не требовать, не каяться
к ним и не причащаться от них, ладаном не кадиться, на погребение не
отпеваться, по смерти не поминаться; кресты и иконы сокрушать, ибо они суще
идолы; святых на помощь не призывать и мощам их не поклоняться, постов не
соблюдать, писаний отеческих не читать. Истинное христианство состоит не в
делах внешней набожности, а единственно в исполнении заповеди Иисуса Христа о
любви к ближним. Не признавая Иисуса Христа Богом, Феодосий признавал его,
однако, Божиим посланником, который вместо Ветхого Завета установил свой Новый
Завет. Иисус Христос отменил обряды, предписал поклоняться Богу духом, а на
место обрядов дал новую нравственную заповедь о любви к ближним, как к самим
себе. В своем религиозном свободомыслии Феодосий доходил до признания, что люди
всех вер — одно у Бога: и татары, и немцы. Нет никакого сомнения в том, что за
подобное учение Феодосий дорого бы поплатился, если бы, схваченный и посаженный
в заключение, он не спасся бегством в Литву в 1554 году.В связи с делом Башкина вскрылось, что религиозное вольнодумство в
протестантском духе охватило у нас довольно значительное число людей и не
отпадавших прямо от православия. Наиболее интересным из них является игумен
Троицкого монастыря Артемий. Башкин и разные другие лица показали на него, что
он отрицательно относился к иконному поклонению, проповедовал, что, чего не
написано в евангелие и апостоле, того и содержать не нужно, не проклинал
новгородских еретиков, хвалил латинян, не хранил поста. Троицкий келарь
свидетельствовал, что Артемий говорил: петь панихиды и обедни по умершим нет
пользы, этим они не избудут муки. Монах Игнатий показывал, что Артемий смеялся
над поющими акафисты: — только и знают выкрикивать: «таки Иисусе, таки Иисусе;
радуйся, да радуйся». По всем данным, Артемий представлял довольно
распространенный у нас тип критиков существующего порядка, которые не идут
далее разговоров и острых слов, оставаясь служителями этого порядка. И Артемий
был не один. В том же Троицком монастыре четыре монаха были изобличены, как
ученики Артемия; затем в ереси обвинялись: монах Савва Шах, монах Соловецкого
монастыря Иосаф Белобаев, епископ рязанский Кассиан и некоторые другие. Артемий
со своими единомышленниками был осужден собором в 1554 году и послан для
заключения в Соловки. Из Соловков он бежал, однако, в Литву и здесь,
раскаявшись в своих заблуждениях, писал полемические сочинения против Феодосия
Косого с товарищами и против местных еретиков. Розыски о еретиках продолжались
и в последующие годы, до 1557 года включительно. Неизвестно только, к каким результатам
они привели.Ереси Башкина, Феодосия Косого и других не породили у нас на Руси
могучего реформационного движения, как породили аналогичные учения на западе. Но,
во всяком случае, они показывают, что и в XVI веке Русь не была так изолирована
духовно от запада, как это может показаться с первого взгляда. Главнейшие
духовные течения запада просачивались и в нашу Русь; и у нас появлялись
критики-обличители признанного порядка, выступавшие со смелыми
религиозно-философскими построениями на началах рационализма.Литература
1.
С.
М. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. 2.2.
Д.
И. Иловайский. История России. Т. 2, 3. М„ 1884, 1890.3.
А.
Новицкий. История русского искусства с древнейших времен. М„ 1903.4.
И.
Э. Грабарь. История русского искусства. Вып. 5, 6, 7.5.
М.
Красовский. Очерк истории московского периода древнерусского церковного
зодчества. М., 1911.6.
II.
А. Рожков. Обзор русской истории с социологической точки зрения. Ч. 2. Вып. 1.
СПб., 1905.7.
А.
И. Соболевский. Образованность Московской Руси XV-XVII вв. СПб., 1892.8.
Е.
Е. Голубинский. История Русской церкви. Т. 2. Полутом 1. М., 1900.9.
М.
Н. Сперанский. История древней русской литературы. 2-е изд. М., 1914.
