Оглавление
Введение
Глава I. Восстание 1825
года
Глава II. Мемуарная
литература декабристов
Глава III. Мемуары о
декабристах в период сибирской ссылки
					







Заключение
Список используемой
литературы


Введение
Первая четверть
XIX в. российской истории прочно ассоциируется с декабризмом как явлением
общественно-политической жизни. История декабризма
является одним из краеугольных камней отечественной истории. Декабризм как
историческое явление чрезвычайно многогранен. Он включает в себя идеологию
дворянских революционеров, родоначальников идейно осознанной и организованной
политической борьбы против самодержавия и крепостного права, оказавшую
значительное влияние на общественное сознание передовой России первой половины
XIX века. 
Нужно
сказать, что существует ряд самых различных мнений и интерпретаций событий того
времени, они имеют множество и восхваляющих, и осудительных реплик. Но исторические
и социально-политические закономерности выступления декабристов ни в кое случае
не должны затушевывать исключительность, своеобразие их движения в целом, ту
печать избранничества, которая легла на их судьбы. Декабристы оставили весьма
богатое наследство записок и воспоминаний, различных по характеру, манере
изложения, точности, кругу затрагиваемых вопросов. 
Мемуары
представляют собою особый вид литературы, который, с одной стороны, является
историческим источником, с другой, представляет собой специфическую форму
личностного осмысления событий и несёт отпечаток авторской субъективности.
Большинство мемуаров декабристов было написано много лет спустя после ряда
исторических событий: войны 1812 года, заграничных походов, «Семеновской
истории», восстания на Сенатской площади, сибирской каторги и ссылки. 
Актуальность
исследования обусловлена, на наш взгляд, тем, что если вопросы
декабристского движения, связанные с формированием революционной идеологии
декабристов, подготовкой восстания и судом над декабристами, освещены в
отечественной историографии достаточно обширно, то взгляды и деятельность
декабристов после восстания изучены гораздо меньше. 
Предмет
исследования – характеристика воспоминаний декабристов и их современников,
описывающих жизнь и деятельность декабристов в ссылке, как исторического
источника.
Объектом
исследования являются мемуарные произведения о жизни декабристов в ссылке.
Хронологические
рамки исследования определяются периодом ссылки декабристов – II пол. 20-х — сер.
50-х гг. XIX в.
Территориальные
рамки
изучаемой темы включают территории Енисейской, Иркутской, Тобольской губерний и
Забайкалья в границах конца XIX в.
Историография. Литература, посвящённая
декабристам, огромна и достижения в области изучения декабризма бесспорны. Исследователи
в этой области располагали богатым материалом, включающим мемуарные
произведения самих декабристов и их современников, очевидцев событий 1825 года
и свидетелей жизни декабристов в ссылке. Первыми исследователями «движения 14
декабря 1825 года» следует считать самих декабристов, в «Записках» которых
находят отражение разные аспекты. Рассматривалось мемуары декабристов во второй
половине XIX века в так называемой «потаённой печати» А.И. Герцена и Н.П.
Огарёва[1], и позже революционными демократами и
народовольцами – в том же ключе, то есть в положительном аспекте деятельности
декабристов.
В период трёх
русских революций XX века мемуары декабристов явились важным предметом исследования
отечественных ученых и общественных деятелей, в трудах которых содержатся
основополагающие сведения об особенностях развития российской истории и
культуры. К их числу можно отнести М.В. Алпатова, В.О. Ключевского, П.Н.
Милюкова, Г.П. Фёдорова[2] и др. 
В одной из
первых работ революционной печати «Памяти Герцена» (1912) В.И. Ленин, определяя
место и значение декабристов в истории России, называл их «революционерами,
страшно далекими от народа», дело которых было не напрасным. Такая оценка В.И.
Ленина восстания 1825 г., его политических предпосылок и идейной подоплеки
базировалась на глубоком изучении мемуарного творчества как декабристов так и
их современников. Отличающаяся односторонним подходом к декабризму,
рассмотрением его вне общего контекста социального и культурного развития,
ленинская оценка стала официальной на долгие годы. 
Большой вклад
в историю изучения мемуарного творчества декабристов и их современников о жизни
декабристов в послереволюционный период внесли такие крупные учёные-историки и
литературоведы, как Г.А. Гуковский, А.И. Гессен, Б.С. Мейлах, М.В. Нечкина,
Ю.Н. Тынянов, П.Е. Щёголев, Н.Я. Эйдельман[3] и др. В их работах
раскрываются разные аспекты многогранной деятельности декабристов, в том числе рассматриваются
мемуары в период сибирской каторги и ссылки.
Источниковая
база
включает воспоминания, мемуары, дневники, эпистолярное наследие современников
декабристов.
Цель
исследования: выявить и охарактеризовать мемуарное наследие декабристов в
ссылке
Задачи
исследования:
·         
Изучение
мемуарного наследия декабристов и их современников;
·         
Раскрытие
основных мировоззренческих, поведенческих принципов образа жизни декабристов в
ссылке;
·         
Осмысление
значения мемуарного наследия декабристов в ссылке и их современников.
Структура
работы.
Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка используемой
литературы.


Глава I. Восстание
1825 года и его итоги
Распространение
в дворянских кругах либеральных идей после Отечественной войны 1812 г. и
Заграничного похода 1813–1814 гг. привело к появлению в 1814–1815 гг.
нескольких обществ-«клубов», где обсуждались актуальные проблемы российской
действительности (офицерская артель в Семеновском полку, «Священная артель»
офицеров Главного штаба во главе с А.Н. Муравьевым, Каменец-Подольский кружок
В.Ф. Раевского, «Общество русских рыцарей» М.Ф. Орлова и М. Дмитриева-Мамонова).
В феврале 1816 г. шестеро молодых гвардейских офицеров (А.Н. и Н.М. Муравьевы,
И.Д. Якушкин, М.И. и С.И. Муравьевы-Апостолы, С.П. Трубецкой) организовали
первое тайное декабристское общество – «Союз спасения» (с 1817 г. «Общество
истинных и верных сынов отечества»). В 1817 г. был разработан устав общества
(«Статут»), который провозгласил главной его целью содействие правительству в
проведении реформ и искоренение социальных пороков – крепостного права,
косности и невежества народа, несправедливого суда, повсеместного лихоимства и
казнокрадства, жестокого обращения с солдатами, неуважения к человеческому
достоинству и несоблюдения прав личности, засилья иностранцев. Тайной же целью
являлось введение в России представительного правления. Во главе «Союза спасения»
стоял Верховный собор из «бояр» (учредителей); остальные участники делились на
«мужей» и «братьев», которых планировалось сгруппировать по «округам» и
«управам», однако этому помешала малочисленность общества, насчитывавшего не
более тридцати членов. 
Осенью 1817 г.
в «Союзе» возникли серьезные разногласия, вызванные предложением И.Д. Якушкина
осуществить цареубийство во время пребывания императорского двора в Москве
(«Московский заговор»). Большинство отвергло эту идею и приняло решение
распустить общество, создав на его основе более массовую организацию, способную
завоевать поддержку общественного мнения. 
Такой
организацией стал образованный в январе 1818 г. «Союз благоденствия». В его
рядах насчитывалось около двухсот человек (только мужчины старше 18 лет). Он
возглавлялся Коренной управой (30 учредителей) и Думой (6 человек), которым
подчинялись «деловые управы» и отпочковавшиеся от них «побочные управы». Такие
управы существовали в Петербурге, Москве, Тульчине, Полтаве, Тамбове, Нижнем
Новгороде, Кишиневе (всего до 15). Целью «Союза благоденствия» было
нравственное (христианское) воспитание и просвещение народа, помощь
правительству в его благих начинаниях и смягчение участи крепостных. «Союз»
развернул активную деятельность по распространению либеральных и
гуманистических идей, в частности через сеть литературно-просветительских
обществ («Зеленая лампа», «Вольное общество любителей Российской словесности»,
«Вольное общество учреждения училищ по методе взаимного обучения» и др.).
Тайная цель, известная только членам Коренной управы, заключалась в
установлении конституционного правления и ликвидации крепостничества. 
Если
первоначально в «Союзе» были сильны надежды на введение представительного
правления сверху, то затем с усилением реакционных тенденций во внутренней и
внешней политике Александра I возросло недовольство режимом, и политические
настроения среди членов «Союза» радикализировались. На Петербургском совещании
в январе 1820 г., обсуждавшем вопрос о будущей форме правления, все его участники
высказались за установление республики. В то же время были отвергнуты идея
цареубийства, предложенная Н.М. Муравьевым, и идея П.И. Пестеля о временном
правительстве с диктаторскими полномочиями. Известия о революциях 1820 г. в
Испании, Неаполе и Португалии и подавление восстания Семеновского полка
(октябрь 1820 г.) обострили разногласия в «Союзе», для разрешения которых в
январе 1821 г. был созван Московский съезд. На нем было постановлено временно
распустить общество, чтобы отсеять и ненадежных, и слишком радикальных его
членов, а затем воссоздать его в более узком составе. 
В марте 1821 г.
по инициативе П.И. Пестеля Тульчинская управа отвергла решения Московского
съезда и реставрировала «Союз» под названием «Южное общество»; была одобрена
идея установления республиканского строя путем цареубийства и военного
переворота («военной революции»). Его члены рекрутировались исключительно из
офицеров. Структура общества повторяла структуру «Союза спасения», в нем царила
строгая дисциплина. Ежегодно созывались съезды Южного общества. Оно
возглавлялось Коренной думой (П.И. Пестель (председатель), А.П. Юшневский
(блюститель) и Н.М. Муравьев). К 1823 г. в составе общества находилось три
управы – Тульчинская (руководители — П.И. Пестель и А.П. Юшневский),
Васильковская (руководители — С.И. Муравьев-Апостол и М.П. Бестужев-Рюмин) и
Каменская (руководители — В.Л. Давыдов и С.Г. Волконский). Летом 1825 г. к нему
в качестве Славянской управы примкнуло Общество соединенных славян (возникло в
1823 г. в среде армейских офицеров; насчитывало 52 члена; ратовало за
демократическую федерацию всех славянских народов). 
Программным
документом «южан» стала «Русская правда» П.И. Пестеля, одобренная на Киевском
съезде 1823 г. Демократизм сочетался в ней с унитаризмом, совершенно исключавшим
принцип самоуправления. Россия должна была стать единым и неделимым
государством с общими для всех ее частей политическим строем и законами; все
населяющие ее этносы сливались в один народ. После захвата власти
предполагалось установить республиканский строй и представительное правление на
основе всеобщего равного избирательного права для мужчин с двадцатилетнего
возраста: жителям каждой волости (исходная территориальная единица)
предоставлялось право ежегодно выбирать депутатов в волостные, уездные и
областные (губернские) собрания; последние выбирали депутатов Народного вече,
верховного однопалатного законодательного органа; исполнительная власть должна
была осуществляться выборными уездными и главными областными посадниками, а на
общегосударственном уровне – Державной думой. Предусматривалось учредить
институт конституционного контроля – Верховный собор из ста двадцати пожизненно
избираемых членов. Провозглашалось полное освобождение крестьян с землей; всю
землю в государстве предполагалось разделить на частную и общественную; за
каждым гражданином закреплялось право на безвозмездное получение надела из
общественного фонда; устанавливался земельный максимум в пять тысяч десятин;
излишки подлежали конфискации или выкупу. Уничтожались привилегии дворянства и
остальных сословий; устанавливалось равенство граждан перед законом.
Гарантировалась свобода личности, вероисповедания, печати, торговли и
предпринимательской деятельности; вводился суд присяжных. Но реализовать этот
проект планировалось лишь после длительного (десяти- или пятнадцатилетнего)
периода диктатуры временного революционного правительства. 
Внутри Южного
общества существовали расхождения по поводу плана действий. Если большинство
его членов вместе с П.И. Пестелем полагало, что восстание на юге имеет смысл
только в случае успеха заговорщиков в Петербурге, то руководство Васильковской
управы считало возможным самостоятельное выступление Второй (южной) армии. Не
было единства и по вопросу о цареубийстве: М.П. Бестужев-Рюмин рассматривал его
как обязательное условие такого выступления, С.И. Муравьев-Апостол осуждал
такую тактику и делал ставку на открытое военное восстание. 
«Южане»
сумели установить контакты с тайной организацией польских офицеров –
Патриотическим обществом, несмотря на разногласия по вопросу о будущих границах
Польского государства. Они также вели переговоры с Северным обществом
декабристов, согласовав с ним в конце 1824 г. план совместных действий:
«военную революцию» начнут «северяне» в Петербурге, а «южане» поддержат ее
восстанием во Второй армии. Однако все попытки П.И. Пестеля добиться
объединения двух обществ, даже ценой программных уступок (отказ от
республиканских требований), натолкнулись на сопротивление «северян»,
решительно возражавших против проекта временного правительства с
неограниченными полномочиями и опасавшихся диктаторских амбиций лидера «южан». 
Северное
общество образовалось в Петербурге в 1822 г. из двух декабристских групп,
возглавлявшаяся одна Н.М. Муравьевым, другая – Н.И. Тургеневым. Все его члены
делились на «убежденных» (полноправных) и «согласных» (неполноправных).
Руководящим органом являлась Верховная дума из трех человек (первоначально Н.М.
Муравьев, Н.И. Тургенев и Е.П. Оболенский; позже туда входили С.П. Трубецкой,
К.Ф. Рылеев и А.А. Бестужев). Общество включало нескольких управ в Петербурге
(в ряде гвардейских полков) и одну в Москве. По своим политическим целям оно
отличалась большей умеренностью, чем Южное, хотя в его составе существовало
влиятельное радикальное крыло, разделявшее положения «Русской правды» П.И. Пестеля
(К.Ф. Рылеев, А.А. Бестужев, Е.П. Оболенский, И.И. Пущин). 
Программным
документом «северян» считалась «Конституция» Н.М. Муравьева. Ее главным тезисом
было установление в России конституционной монархии, основанной на принципе разделения
властей: права императора значительно ограничивались (он не мог издавать
законы, объявлять войну, заключать мир и даже покидать пределы страны), он
оставался верховным главнокомандующим и главой исполнительной власти, которую
делил с правительство; законодательная власть принадлежала двухпалатному
Народному вече; верхняя палата (Верховная дума) обладала также высшими
судебными и контрольными функциями и санкционировала назначение министров,
верховных судей и послов. Для участия в выборах в Народное вече устанавливался
имущественный (собственность в размере 500 руб.), возрастной (21 год),
гендерный (только мужчины), образовательный цензы и ценз оседлости;
крестьянам-общинникам не предоставлялось прямое избирательное право (один
выборщик от 500 чел.), за исключением выборов волостного старшины.
Планировалось упразднить крепостную зависимость, однако без передачи крестьянам
помещичьей земли (по второму варианту «Конституции» им выделялось по две
десятины пашни на двор). Предусматривались отмена сословий, Табели о рангах,
цехов и гильдий, ликвидация военных поселений, введение гражданских свобод
(печати, слова, передвижения, вероисповедания) и гласного суда присяжных.
Предполагалось установление федеративного государственного устройства по
образцу США: Россия делилась на пятнадцать автономных держав-областей, в каждой
из которых также должна была быть двухпалатная легислатива; державы в свою
очередь делились на уезды, возглавлявшиеся тысяцкими; и тысяцкие, и все
остальные местные чиновники и судьи были выборными. 
Что касается
способов захвата власти, то «северяне», как и «южане», рассчитывали
исключительно на «военную революцию». Сразу после нее планировалось создание
временного правительства, но только на короткий срок для подготовки созыва
учредительного собрания – Земской думы из представителей всех сословий. 
К 1825 г. властям
стало известно о деятельности декабристов благодаря доносам унтер-офицера И.В. Шервуда
и капитана А.И. Майбороды, члена Южного общества. Однако они не успели
предпринять никаких мер против заговорщиков из-за осложнившейся
внутриполитической ситуации. 19 ноября (1 декабря) 1825 г. в Таганроге умер
Александр I. Законным наследником престола являлся его брат Константин
Павлович, но тот еще в 1823 г. формально отказался от своих прав. Об этом знал
только узкий круг лиц, и поэтому 27 ноября (9 декабря) гвардия и гражданское
население Петербурга присягнули Константину. Однако Константин не принял
корону, которая теперь должна была перейти к его брату Николаю Павловичу,
непопулярному в войсках. 14 (26) декабря была назначена присяга новому
императору. 
Северное
общество решило воспользоваться ситуацией междуцарствия, чтобы спровоцировать
мятеж в гвардии и добиться дарования конституции. 13 (25) декабря на совещании
у К.Ф. Рылеева был разработан план действий: заговорщики намеревались увлечь за
собой войска, вывести их на Сенатскую площадь, окружить здание Сената,
заставить сенаторов отказаться от присяги Николаю I и от их имени обратиться к
народу с Манифестом об «уничтожении бывшего правления» и создании временного
правительства; одновременно предусматривался захват Зимнего дворца и арест
царской семьи (А.И. Якубович), а также занятие Петропавловской крепости (А.М. Булатов).
Руководителем восстания был избран С.П. Трубецкой; П.Г. Каховскому поручалось
убить императора. Но в последний момент П.Г. Каховский и А.И. Якубович
отказались выполнить свою часть плана. 
Николай
Павлович и столичный генерал-губернатор М.А. Милорадович знали о готовящемся
выступлении, но не приложили никаких усилий для его предотвращения. 
Утром 14 (26)
декабря декабристы направились в гвардейские казармы. Братьям А.А. и М.А. Бестужевым
и Д.А. Щепину-Ростовскому удалось поднять лейб-гвардии Московский полк и
привести его к 11 часам на Сенатскую площадь. Тогда же выяснилось, что сенаторы
уже присягнули Николаю I и разъехались. Около 13 часов к восставшим
присоединился Гвардейский морской экипаж во главе с Н.А. Бестужевым и А.П. Арбузовым,
затем несколько рот лейб-гвардии Гренадерского полка под командованием Н.А. Панова
и А.Н. Сутгофа. Всего перед Сенатом собралось около 3 тыс. чел., но они
оказались без руководителя – С.П. Трубецкой не явился на площадь; вместо него
был избран Е.П.Оболенский. Однако декабристы уже не смогли взять инициативу в
свои руки. 
Попытки М.А. Милорадовича,
великого князя Михаила Павловича, петербургского митрополита Серафима и
киевского митрополита Евгения уговорить восставших разойтись не имели успеха;
М.А. Милорадович был смертельно ранен выстрелом П.Г. Каховского. Тогда Николай
I стянул на площадь верные ему части (около 9 тыс. пехоты, около 3 тыс.
кавалерии, 36 орудий). Конногвардейцы дважды атаковали мятежников, но были
отбиты. С приближением сумерек в дело вступила артиллерия: залпы картечи
рассеяли восставших, часть которых устремилась по невскому льду к Васильевскому
острову. М.А. Бестужев безуспешно пытался остановить их и повести в атаку.
Мятеж был подавлен. Потери восставших составили около 300 чел. В ту же ночь
было арестовано около 500 человек. 
Накануне
событий на Сенатской пощади в Тульчине был арестован П.И. Пестель. Руководство
Южным обществом перешло к С.И. Муравьеву-Апостолу, незадолго до этого вошедшему
в состав Коренной думы. Узнав о провале восстания в Петербурге, он предложил
организовать самостоятельное выступление, но эта идея была отвергнута
большинством «южан». 
27 декабря
1825 г. (8 января 1826 г.) братья С. И. и М.И. Муравьевы-Апостолы были
задержаны жандармами в д. Трилесы (Киевская губерния). Однако на следующий день
офицеры Черниговского полка А.Д. Кузьмин, М.А. Щепилло, И.И. Сухинов и В.Н. Соловьев,
члены Общества соединенных славян, освободили их. В этих условиях С.И. Муравьев-Апостол
принял решение о начале восстания. 29 декабря 1825 г. (10 января 1826 г.) ему
удалось «взбунтовать» расквартированную в Трилесах 5-ю роту Черниговского
полка. Восставшие двинулись на Васильков, где находились главные силы полка; в
д. Ковалевка к ним присоединились 5-я мушкетерская и 9-я гренадерская роты.
Утром 30 декабря (11 января) они вступили в Васильков, где к ним примкнули
остальные черниговцы. Восставшие насчитывали 970 солдат и 8 офицеров. 
В Василькове
С.И. Муравьев-Апостол обнародовал революционный манифест – «Катехизис», в
котором призвал к ликвидации монархического строя. Он отказался принять
предложенный офицерами-«славянами» план решительных действий (немедленного
похода на Киев) и решил пойти на Борисов, чтобы соединиться там с
продекабристски настроенными Алексопольским и гусарским Ахтырским полками, а
затем захватить Житомир. 1 (13) января 1826 г. черниговцы достигли д. Мотовиловки,
где узнали об отказе декабристов-алексопольцев участвовать в восстании. Тогда 2
(14) января они двинулись на Белую Церковь, надеясь на поддержку у 17-го
егерского полка, однако командование 2-й армии успело отвести его из этого
района. В такой ситуации черниговцы повернули обратно к Трилесам, но 3 (15)
января 1826 г. под Ковалевкой были атакованы и разбиты отрядом генерала Ф.К. Гейсмара.
Погибло около 50 человек; было арестовано 869 солдат и пять офицеров, в том
числе С.И. Муравьев-Апостол, получивший ранение в голову. 
24 декабря
1825 г. (5 января 1826 г.) офицеры-декабристы К.Г. Игельстром и А.И. Вигелин
попытались поднять на восстание Литовский пионерный батальон, расквартированный
в Белостоке. Они убедили солдат не присягать Николаю I, но командование смогло
изолировать зачинщиков и привести батальон к повиновению. 6 (18) февраля 1826 г.
во время смотра Полтавского пехотного полка член Общества соединенных славян
капитан С.И. Трусов призвал солдат к свержению нового императора, но не смог
увлечь их за собой и был немедленно арестован. 
Для
расследования деятельности тайных обществ Николай I создал Особую следственную
комиссию, которую возглавил военный министр А.И. Татищев; Особый следственный
комитет был учрежден и в Варшаве. Всего под следствием оказалось 579 человек.
Виновными было признано 289 человек, из них 121 предан специально образованному
Верховному уголовному суду, в состав которого вошли члены Государственного
совета, Сената, Святейшего Синода и ряд высших гражданских и военных чиновников.
29 июня (10 июля) 1926 г. суд приговорил пятерых декабристов к смертной казни
через четвертование, 31 — к смертной казни через повешение, остальных — к
разным срокам каторги и ссылки. 10 (22) июля 1826 г. Николай I смягчил
приговор, сохранив смертную казнь через повешение только для главных
«зачинщиков» – П.И. Пестеля, С.И. Муравьева-Апостола, М.П. Бестужева-Рюмина,
Г.П. Каховского и К.Ф. Рылеева. Казнь состоялась в ночь на 13 (25) июля 1826 г.
на кронверке Петропавловской крепости. Наказания другим осужденным были также
пересмотрены. Все они, за исключением А.Н. Муравьева, лишались чинов и
дворянства. В зависимости от степени вины их разделили на 11 разрядов: 107 из
них отправлены в Сибирь (88 на каторгу, 19 на поселение), 9 разжалованы в
солдаты. Еще 40 декабристов были осуждены другими судами. Около 120 подверглись
внесудебным репрессиям (заточение в крепость, разжалование, перевод в
действующую армию на Кавказ, передача под надзор полиции). Дела солдат,
участвовавших в восстании, разбирали Особые комиссии: 178 прогнали сквозь
строй, 23 приговорили к другим видам телесных наказаний; из остальных (около 4
тыс.) сформировали сводный гвардейский полк и послали на кавказский театр
военных действий. 
Отправка
декабристов в Сибирь началась уже в июле 1826 г. До осени 1827г. большинство из
них содержалось в Благодатском руднике под Нерчинском, затем их перевели в
Читу, а осенью 1830 г. сконцентрировали на Петровском каторжном заводе под
Иркутском. По отбытии сроков каторги осужденных расселяли в разных местах Сибири.
К началу 1840-х г.г. они сосредоточились преимущественно в крупных городах
(Иркутск, Тобольск). Часть декабристов была переведена на Кавказ, где некоторые
своим мужеством заслужили производство в офицеры, как М.И. Пущин, а некоторые,
как А.А. Бестужев и В.С. Толстой, погибли в бою. 
Общая
амнистия декабристов последовала только после смерти Николая I – по случаю
коронации Александра II в 1856 г. Ее дождалось лишь меньшинство, в том числе
И.Д. Якушкин (умер в 1857 г.), Д.А. Щепин-Ростовский (умер в 1858 г.), И.И. Пущин
(умер в 1859 г.), С.П. Трубецкой (умер в 1860 г.), А.Н. Муравьев (умер в 1863 г.),
С.Г. Волконский (умер в 1865 г.), Е.П. Оболенский (умер в 1865 г.), М.А. Бестужев
(умер в 1871 г.), А.Н. Сутгоф (умер в 1872 г.), М.И. Муравьев-Апостол (умер в 1886
г.). Некоторые из них (М.И. Пущин, П.М. Свистунов, А.Н. Муравьев, И.А. Анненков)
принял активное участие в подготовке крестьянской реформы 1861 г. 
Подводя итоги
восстания 1825 года, нужно отметить, что оно дало толчок росту революционного
движения в последующие годы.
Выступление
декабристов формально явилось завершающим звеном в цепи гвардейских военных
переворотов, которыми изобиловала история России в XVIII в. В то же время оно
существенно отличалось от предыдущих, ибо его целью была не смена монархов на
престоле, а проведение кардинальных социально-экономических и политических
преобразований. Несмотря на поражение декабристов, обусловившее общий
консервативный («охранительный») характер николаевского царствования, восстание
1825 г. потрясло устои режима и в перспективе способствовало радикализации
оппозиционного движения в России. 
Декабризм —
это большое идеологическое движение, захватившее почти всю передовую часть
дворянской интеллигенции, создавшее целое мировоззрение и свою литературу,
идейно и тематически многообразную. Кроме непосредственных участников
политической революционной работы, было множество передовых людей, примыкавших
к движению, сочувствующих ему, составлявших его идеологический резерв; среди
них могли быть люди, ничего не знавшие о тайных обществах, но захваченные в
большей или меньшей степени тем же потоком идей, тех идей, которые, закономерно
вырастая на почве самой исторической действительности, свое прямое политическое
выражение получили в тайных обществах. Как и всякое другое значительное и
передовое идеологическое течение, «декабризм» проявился не только в области
политических идей. Он оформил мировоззрение — и философское, и моральное, и
эстетическое, он создал свой тип человека-героя, отмеченного специфическими
чертами и в бытовых своих проявлениях, и во всем своем поведении; он создал
свой стиль литературный в том числе.


Глава II.
Мемуарная литература декабристов
Мемуарная
литература – важный источник историографии, материал исторического источниковедения.
В то же время по фактической точности воспроизводимого материала мемуары
практически всегда уступают документу.
Мемуары
представляют собою особый вид литературы, который, с одной стороны, является
историческим источником, с другой, представляет собой специфическую форму
личностного осмысления событий и несёт отпечаток авторской субъективности.
Большинство мемуаров декабристов было написано много лет спустя после ряда
исторических событий: войны 1812 года, заграничных походов, «Семеновской истории»,
восстания на Сенатской площади, сибирской каторги и ссылки. 
Следует
принимать во внимание тот факт, что основной корпус мемуарно-дневниковой
литературы был создан после событий 1825 года и содержит в себе не только
объективизированную интерпретацию исторических событий, но и
субъективизированную их оценку, на которую накладываются личностные
переживания, переосмысление событий и представлений об их участниках. 
К осени 1827
года все декабристы, приговорённые к каторжным работам с последующим поселением
в Сибири, были помещены в Читинский острог. Практически впервые после ареста
собранные вместе декабристы смогли воссоздать целостную картину событий
восстания, охарактеризовать приемы расследования, применяемые следственной
комиссией, извлечь уроки из поражения, а также оценить своё нынешнее положение,
возможности общественно полезной деятельности в «стране изгнания» и способы
подготовки к ней. 
Общее
умонастроение декабристов в сибирский период впоследствии прекрасно выразил
Г.С. Батеньков. Он писал: «Поднять уровень народа можно, любить его, сближаться
с ним, внимать ему должно и вредно не предварить его и уходить от него далеко
по естественному преимуществу умственного труда»[4]. 
Во время
ссылки декабристы-учёные начали научное изучение Сибири. В период, когда
декабристы ещё не имели права делать какие бы то ни было записи и получать
книги, они организовали в Читинском остроге «декабристский университет».
Обучали друг друга иностранным языкам и читали товарищам лекции по различным
областям знаний. Н.М. Муравьёв читал по памяти стратегию и тактику, Н.А.
Бестужев — историю русского флота, А.О. Корнилович и П.А. Муханов — историю
России, А.И. Одоевский — историю русской словесности, П.С. Бобрищев-Пушкин —
прикладную математику, врач Ф.Б. Вольф — естественные науки и медицину. Д.И.
Завалишин знал 15 иностранных языков и занимался ими со всеми желающими. Там
же, в остроге, обсуждали они и свои первые научные выводы из наблюдений
экономического и культурного состояния Сибири. О содержании этих научных
выводов, обосновывающих по существу целую программу будущей практической
деятельности декабристов, можно судить по запискам А.О. Корниловича. Блестящий
ученый, возвращенный из Сибири в 1828 г. и снова заключённый в Петропавловскую
крепость, А.О. Корнилович на основании богатых наблюдений, сделанных им во
время «путешествия» по Сибири и пребывания в Читинском остроге, написал в крепости
несколько записок и, не имея возможности их обнародовать, послал на имя А.Х. Бенкендорфа.
Раскрывая в своих записках несоответствие между производственными
возможностями, хозяйственными и культурными потребностями Сибири, с одной
стороны, и её отсталостью, неустроенностью, заброшенностью с другой, А.О. Корнилович
обосновывал необходимость проведения мероприятий по улучшению положения
крестьян и коренных народов Сибири (якутов, тунгусов, бурят), показывал
конкретные пути совершенствования сельскохозяйственной практики, развития
агротехники, распространения агрономических и технических знаний, рекомендовал
всячески способствовать переходу кочевых племён к оседлости и содействовать
«образованию туземцев, почти незнакомых с улучшениями земледелия и успехами просвещения,
введённых в быту европейской России».[5] 
Изучение
Сибири в географическом, экономическом, социальном и этнографическом отношении
на каторге и поселении продолжали декабристы Д.И. Завалишин, братья А.И. и П.И.
Борисовы, Н.А. Бестужев, Н.В. Басаргин, В.И. Штейнгель, Г.С. Батеньков, П.А.
Муханов и др. Не всё из задуманного учёными-декабристами на каторге было
написано, мало что из написанного на поселении было опубликовано до амнистии и
то под псевдонимами, но хранящиеся в архивах научные труды декабристов сегодня
как никогда важны для понимания и признания того, что существуют неустранимые
национально-самобытные формы экономического, государственного и культурного
жизнеустройства каждого народа, которые нельзя игнорировать и которыми опасно
пренебрегать. И конечно, всё написанное и сделанное декабристами в Сибири
неоспоримо доказывает, насколько выше и проницательнее в понимании интересов и
блага Отечества стояли дворянские революционеры и просветители по сравнению с
официальными монархическими кругами, столичной и местной бюрократией. Ведь даже
такой известный государственный деятель России первой половины XIX века, как
М.М. Сперанский, считал, что Сибирь — «прекрасное место для ссылочных, но не
место для жизни и высшего гражданского образования, для устроения
хлебопашества, фабрик и внутренней торговли».[6] Декабристы
же, показывая в своих работах огромные возможности и богатства края, предлагали
Сибирь, «присоединённую некогда в качестве дикой и пустынной, ещё раз
присоединить как образованную и прогрессивную» (Г.С. Батеньков). Декабристы
были убеждены, что при хорошем управлении и администрации, радеющей о пользе
края, подъёме экономики, строительстве путей сообщения и развитии просвещения,
Сибирь «обещает счастливую и славную будущность» (А.Е. Розен). 
Многие
ссыльные декабристы занимались научным трудом, который помог лучше понять и
оценить Забайкалье и Сибирь, их природные и человеческие ресурсы. В этой связи
Д.И. Завалишин писал о том, что Россия, обращаясь к национальной политике,
«принималась думать и о Сибири». В научном наследии Н.А. Бестужева («О
бурятском хозяйстве», «Гусиное озеро», «О необходимости создания улучшенного
овцеводства в Селенгинске») находили отражение его удивительные таланты
художника, писателя, историка, естествоиспытателя, изобретателя. Автор
выступает с позиций гуманизма, столь характерного для представителей
декабристского движения. Замечателен вклад в науку декабристов П.И.
Борисова, А.И. Якубовича и М.Ф. Митькова. На основе регулярных
метеорологических наблюдений они создали интересный труд, позже вошедший в
состав фундаментального исследования «О температуре воздуха в Российской
империи». Изучением Баргузинского края и Байкала занимался М.К. Кюхельбекер.
Декабристам С.Г. Волконскому, П.Н. Свистунову, братьям Борисовым принадлежат ботанические
изыскания, которые легли в основу современных исследований в этой области.
Определенный вклад внесли декабристы и в развитие хозяйственной деятельности в
крае. Ими разработаны научные основы аграрной деятельности, организовано
искусственное орошение, местные жители обучены образцовому ведению
огородничества.
Неотъемлемая
часть наследия декабристов – их литературная деятельность. Творческий дар
декабристы считали особым даром, поэтов уподобляли пророкам, которые призваны
увлечь на путь нравственно-совершенной жизни. Главными в поэзии
декабристов-романтиков становятся темы поэта-пророка и свободы; идеей
народности пронизаны лучшие произведения А.И. Одоевского, В.К. Кюхельбекера,
В.Л. Давыдова и др.
Многие
декабристы (Н.В. Басаргин, С.Г. Волконский, И.И. Горбачевский, А.Е. Розен, С.П.
Трубецкой, И.Д. Якушкин и др.) — авторы мемуаров.
Мемуарное наследие
декабристов довольно значительно. Известно свыше 30 декабристских
«воспоминаний», «записок» и других сочинений мемуарного характера, которые дают
представление не только о самом движении, об эпохе в целом, но ярко раскрывают
их нравственный облик. 
О
причинах, побудивших декабристах писать мемуары, очень хорошо отозвался Н.В.
Басаргин[7]: «Пишешь ли
ты свои Записки? — спросил меня один из моих прежних товарищей по службе,
случайно посетивший меня в изгнании. Я ответил, что хотя мне и часто приходило
на мысль набросать кое-что из прежних воспоминаний, но я боялся приступить к
этому. С одной стороны, я далеко не литератор и пером владею плохо, с другой —
не могу быть уверен в своем беспристрастии, столь необходимом при суждении о
людях и событиях, о которых мне пришлось бы говорить.
Именно
эта неуверенность, возразил он, есть лучшее ручательство в том, что ты не
напишешь ничего такого, что бы не подтвердила твоя совесть. Если рассказ твой и
суждения будут носить отпечаток твоей личности, то это нисколько не уменьшит к
тебе доверия, а, напротив, покажет твою добросовестность. 
Далее,
прибавлял он, грешно бы было каждому из вас не оставить по себе памяти молодым
вам ближним и лишить потомков ваших возможности знать об вас более того, что
сказано в отчете Комитета и в официальных объявлениях правительства. Это
повредило бы даже общему об вас мнению, показав, что в продолжение 30-летней вашей
ссылки вы не хотели взять на себя труд представить истину в отношении вас самих
и ваших действий…»[8]
Восстание
14 декабря 1825 г. на Сенатской площади в Петербурге, ставшее историческим
символом декабризма как революционного явления, было высшей и заключительной
точкой развития декабристского движения и одновременно началом новой жизни
участников тайных обществ, наполненной иными духовными ценностями и особым
историческим смыслом. Во время политического процесса, в долгие годы заточения
и изгнания узники постигали подлинный исторический смысл событий, приведших их
в «каторжные норы» Сибири. Декабристы все более осознавали себя как
исторических деятелей, провозгласивших идеи, рожденные эпохой. «В разговорах, —
вспоминал И. Д. Якушкин[9], — очень
часто речь склонялась к общему делу, и, слушая ежедневно часами рассказы,
сличая эти рассказы и поверяя их один другим, с каждым днем становилось все
более понятным все то, что относилось до этого дела, все более и более
пояснялось значение нашего общества, существовавшего девять лет вопреки всем препятствиям,
встречавшимся при его действиях; пояснялось также и значение 14 декабря, а
вместе с тем становились известными все действия комитета при допросе
подсудимых и уловки его при составлении доклада, в котором очень немного лжи,
но зато который весь не что иное, как обман»[10].
Осознание
декабристами исторического значения своей революционной борьбы приводило их к
убеждению в том, что и в Сибири, в условиях каторги они «призваны словом и
примером служить делу, которому себя посвятили»[11].
Свою важнейшую обязанность декабристы видели теперь в том, чтобы сохранить
истину, опровергнуть ложь правительственных сообщений, донести до современников
и потомков правду о 14 декабря 1825 г. «Всякая преследуемая истина, — писал А.
М. Муравьев[12], — есть
сила, которая накопляется, есть подготовляемый день торжества»[13].
Стремление «огласить правду» и подготовить «день торжества» истины было главным
стимулом литературной деятельности узников сибирской каторги.
Из
декабристских мемуаров, написанных во время сибирской каторги, известно
«Воспоминание о Рылееве» Н. А. Бестужева[14], которое
считается самым ранним и единственным дошедшим до нас мемуарным произведением,
созданным, по словам М. К. Азадовского, «не в одиночестве, не в тиши
дарованного судьбой последнего уединения», но возникшим в декабристской среде и
подвергшимся «предварительной критике и проверке декабристского коллектива»[15].
К
числу «каторжных» мемуаров следует, очевидно, отнести и «Записки декабриста»
Розена[16]. «Я составил
краткие очерки или таблицы моих записок, — отмечал он, — в 1828, 1829, 1830-х гг.,
начал писать их подробно в сороковых годах и снова переписал и дополнил их с
наступлением 1866 года»[17]. В отличие
от большинства мемуаров участников тайных обществ, написанных в Сибири или
после амнистии и ретроспективно отразивших взгляд на события 14 декабря в
какой-то момент или период жизни их авторов, «Записки декабриста» создавались
около 40 лет. Их начал писать в читинской тюрьме молодой человек, оказавшийся
причастным к важнейшему событию русской истории первой половины XIX в., и
завершил умудренный жизнью старик, переживший многих своих соузников и в
70—80-е гг. явившийся одним из «последних декабристов», хранителем их
наследства. «Записки декабриста» создавались, таким образом, не как
воспоминание о прожитой жизни, а как хроника происходящей жизни, как записки и размышления
современника.
В
отличие от таких мемуаристов, как М. А. и Н. А. Бестужевы, Е. П. Оболенский, И.
И. Пущин, С. П. Трубецкой, И. Д. Якушкин и другие, сыгравших выдающуюся роль в
декабристском движении, Розен был представителем так называемых рядовых
декабристов, становление революционной личности которых началось незадолго до
14 декабря 1825 г. Розен был «рядовым» и в этом смысле глубоко типичным
декабристом, индивидуальная судьба которого, при всей кажущейся случайности его
принадлежности к декабристским обществам и ограниченном участии в восстании на
Сенатской площади, отразила историю жизни и идейной эволюции значительного
числа малоизвестных или даже безвестных участников движения. Именно о них писал
К. Ф. Рылеев в своих «собственноручных показаниях», данных вечером 14 декабря
1825 г. в Зимнем дворце: «Открыв откровенно и решительно, что мне известно, я
прошу одной милости — пощадить молодых людей, вовлеченных в общество, и
вспомнить, что дух времени такая сила, пред которою они не в состоянии были
устоять»[18].
«Записки
декабриста», в полной мере отразившие черты и самый тип личности их автора,
написаны не в стиле романтического повествования о прошлом, но представляют собой
строгое по форме и добросовестное по исполнению историческое описание,
отличающееся обстоятельностью и полнотой сообщаемых сведений. Однако определить
жанр «Записок декабриста» как мемуаров или хроники явно недостаточно и неточно.
Это скорее историческая автобиография, в основу которой, помимо воспоминаний
автора, положены многочисленные и разнообразные документальные материалы.
Прежде всего, это не дошедшие до нас мемуарные свидетельства декабристов,
записанные Розеном в казематах Читы и Петровского Завода, на поселении в
Кургане и на Кавказе. В Чите и Петровском Заводе «мы были вместе 85 человек, —
отмечал он, — с 20-ю другими встретился на поселении и на Кавказе»[19].
По словам Розена, декабристы знали о составлении им «Записок»[20].
«В Чите, в Петровском Заводе, в Кургане, на Кавказе, за границею и везде при
благоприятных встречах» он знакомил их со своими воспоминаниями, пользовался их
памятью и советами. Осенью 1869 г. Розен читал главы «Записок декабриста» П.Н.
Свистунову, М.А. Бестужеву и М.И. Муравьеву-Апостолу, «которые выслушали его
чтение с большим удовольствием и отозвались о его труде с искреннею похвалою».
В работе над «Записками» он использовал современную ему статистику, русскую и
заграничную периодическую печать, мемуарную литературу, исторические сочинения.
«Записки декабриста» по своему характеру, содержанию и источникам представляют
собой историко-мемуарное произведение и в известном смысле являются результатом
коллективного творчества. Однако свойственный Розену исторический фатализм,
усиленный фатализмом религиозным, не позволил ему превратить его «Записки» в
собственно историческое исследование. Рассматривая происшедшее как исторически
необходимое и единственно возможное, Розен неизбежно вставал на путь
исторического оправдания «зла» и примирения «врагов». То, что стало историей,
по его мнению, не могло быть предметом восхваления или осуждения. Свой долг
историка он видел лишь в «доставлении верных сведений», полагая, что
историческая правда неизбежно раскрывается в достоверных исторических фактах.
«Толковые и беспристрастные читатели сами найдут правду»[21],
— писал он Д. И. Завалишину 22 апреля 1873 г.
Мемуары
А.П. Беляева[22]
«Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном 1805-1850» содержат
много любопытных психологических и бытовых черт и характерных деталей; рукопись
была прочитана Л.Н. Толстым и заинтересовала писателя; он выступил до
определенной степени ее редактором и рекомендовал к изданию. Впервые мемуары
были опубликованы в «Русской старине» в 1880-1881 гг., а в 1882 г. впервые
вышли отдельным изданием. Автор описывает ту социальную среду и узкий семейный
круг, в который в силу родственных и дружеских связей, а также знакомства
входили выдающиеся государственные деятели, виднейшие представители российской
знати. Большое внимание уделено годам учебы в Морском кадетском корпусе и
службы в Гвардейском экипаже. Именно на службе в Гвардейском экипаже А.П. Беляев
впервые познакомился с масонами и в этом общении стали формироваться его
политические взгляды. В мемуарах описаны и заграничные морские путешествия.
Автор участвовал в экспедициях в Исландию, Францию и на Гибралтар, он
рассказывает о вооружении фрегата «Проворный», его быте и своих впечатлениях от
путешествия. Объясняя причины восстания декабристов, А.П. Беляев дает набросок
той социальной и культурной атмосферы, которая царила в первой четверти XIX
века, настроений в среде армейских офицеров, их политических убеждений. Книга
содержит ценные сведения об организации и быте каторжной артели, занятиях в
ссылке, жизни на поселении и быте сибирской провинции. Отдельный круг
воспоминаний составляют впечатления от службы на Кавказе.
О
восстании 1825 г. отзывается: «… я и теперь сознаю в душе, что если б можно
было одной своею жертвою совершить дело обновления отечества, то такая жертва
была бы высока и свята, но та беда, что революционеры вместе с собой приносят
преимущественно в жертву людей, вероятно, большею частью довольных своей
судьбой и вовсе не желающих и даже не понимающих тех благодеяний, которые им
хотят навязать против их убеждений, верований и желаний… Я вполне убежден,
что только с каменным сердцем и духом зла, ослепленным умом можно делать
революции и смотреть хладнокровно на падающие невинные жертвы»[23].
Мемуары
очень хорошо иллюстрируют характер автора. Неунывающий оптимист, он всегда
отзывался о людях благожелательно. О годах ссылки он сохранил самое светлое
воспоминание. 
Очень
показательно его описание перевода из завода в Балаганскую волость на Ангаре:
«Когда известие о моем отъезде распространилось между рабочими завода, то
интересно привести одно психическое явление, которое доказывает, что нет
человека, у которого не сказывался бы тот внутренний голос, который вложил
Творец в сердце каждого человека, — только человека из всех живущих тварей, как
существа разумного. Возбудить этот голос совести в падшем преступнике — вот
благородная задача правителей! Мне предстояла дорога горами и лесом на колесах
или плыть Леной. Дорога лесом была небезопасна, так как там кочевали
обыкновенно беглые с завода и могли напасть и ограбить; но вот приходит ко мне
мой приятель урядник и рассказывает, что вчера в обществе каторжников
поставлено было сообщить всем и дать знать, что если я поеду горами и
кто-нибудь из них тронет меня, то с ними расправятся своим собственным судом, —
и это за какой-нибудь кусок холста и рубашку или какую-нибудь копейку! И это в
среде отверженных, глубоко развращенных людей! Если же в сердце есть
благодарность, это дитя любви, то это сердце при благом воздействии на него
слова любви может скоро украситься многими добродетелями и возвратить
утраченное добро. Повторяю, вот задача правителей!»[24]
В
конце записок А.П. Беляев излагает свой проект учреждения по всей России особых
«попечителей» над народом, избираемых им самим. 
Таким
образом, в соответствии с общерусскими традициями основными мотивами мемуарного
творчества декабристов в ссылке было стремление запечатлеть исторические
события, свидетелями и участниками которых стали авторы. Мемуары освещают как
события восстания 1825 года, пути, по которым каждый из участников событий
пришел в тайное общество; так и жизнь и быт декабристов после следствия и суда.
В общем корпусе декабристкой мемуаристики выделяется несколько сочинений, в
которых в наибольшей степени проявилось осознание авторами своей причастности к
истории, значения своих сочинений для ее изучения, а также являются хроникой
жизни декабристов в ссылке.
 

Глава III. Мемуары о
декабристах в период сибирской ссылки

Мемуары,
важный исторический источник и ценный литературный памятник — воспоминания
самих декабристов и их современников, открывают новую сторону в проблеме
«декабристы и народ». 
Рассмотрение
проблемы «декабристы и народ» в нравственном аспекте показало, насколько эти
люди — дворяне, аристократы были близки с простым народом в Сибири. Люди на
поселении, знавшие старика Волконского, — свидетельствует современник
декабристов Н.А. Белоголовый, — немало шокировались, когда, проходя в
воскресенье от обедни по базару, видели, как князь, примостившись на облучке
мужицкой телеги с наваленными мешками, ведет живой разговор с обступившими его
мужиками, завтракая тут же вместе с ними краюхой серой пшеничной булки. В
салоне жены Волконский появлялся, запачканный дегтем или с клочками сена на
платье или своей окладистой бороде, надушенный ароматами скотного двора или тому
подобными ароматами. В обществе он представлял оригинальное явление, говорил
по-французски как француз, и был очень добр»[25].
О жизни декабристов
в ссылке писали их современники – жены и дети, ученики – многие из декабристов,
как уже отмечалось выше, занимались просветительской деятельностью.
Ученик
декабристов Н.А. Белоголовый в своих воспоминаниях описывает период жизни,
который был неразрывно связан с пребыванием декабристов в Сибири. Он был тесно
знаком с А.П. Юшневским, в семье которого жил и воспитывался в 1842 г. Кроме
того, в его воспоминаниях рассказывается о жизни и быте других ссыльных
декабристов: А.З. Муравьева, А.И. Якубовича, Н.А. Панова, А.В. Поджио, братьев
Н.А. и М.А. Бестужевых.
О
своем воспитателе А.П. Юшневском он с благоговением пишет: «… Он выделялся
необыкновенно светлым умом и образованностью и пользовался общим уважением за
благородство характера и непоколебимость убеждений»[26].
О
А.З. Муравьеве Н.А. Белоголовый в отрывках «Из воспоминаний сибиряка»,
напечатанных в «Русских Ведомостях» 1896 г., пишет, что «это был необыкновенно
веселый и добродушный человек; смеющиеся глазки его так и прыгали, а
раскатистый, заразительный хохот постоянно наполнял его небольшой домик» в
деревне Малой Разводной, близ Иркутска, где он жил после освобождения из каторги.
В Сибири его «все любили за беззаветную и деятельную доброту: он не только
платонически сочувствовал всякой чужой беде, а делал все возможное, чтобы
помочь: в деревушке он скоро сделался общим благодетелем; претендуя на знание
медицины, он разыскивал сам больных мужиков и лечил их, помогая им не только
лекарствами, но и пищею, деньгами, — всем, чем только мог»[27].
Дочь
енисейского исправника М.Д. Францева, учившаяся у декабристов, писала:
«Декабристы в тех местностях Сибири, где они жили, приобретали необыкновенную
любовь народа. Они имели громадное влияние на сибиряков: их прямота, всегдашняя
со всеми учтивость, простота в обращении и вместе с тем возвышенность чувств
ставили их выше всех, а между тем они были доступны каждому»[28].
Говоря о
воспоминаниях современников о жизни декабристов в ссылке нельзя не упомянуть об
их женах.
Декабристам много помогали на каторге и в ссылке выехавшие в Сибирь за
мужьями жены. Их было одиннадцать, этих героических женщин. 
Н.А. Белоголовый писал: «Двумя главными центрами, около которых
группировались иркутские декабристы, были семьи Трубецких и Волконских, так как
они и имели средства жить шире, и обе хозяйки — Трубецкая и Волконская своим
умом и образованием, а Трубецкая — и своею необыкновенною сердечностью, были
как бы созданы, чтобы сплотить всех товарищей в одну дружескую колонию;
присутствие же детей в обеих семьях вносило еще больше оживления и теплоты в
отношения. Нельзя не пожалеть, что такие высокие и цельные по своей
нравственной силе типы русских женщин, какими были жены декабристов, не нашли
до сих пор ни должной оценки, ни своего Плутарха, потому что, если
революционная деятельность декабристов мужей, по условиям времени, не допускает
нас относиться к ним с совершенным объективизмом и историческим
беспристрастием, то ничто не мешает признать в их женах такие классические
образцы самоотверженной любви, самопожертвования и необычайной энергии, какими
вправе гордиться страна, вырастившая их, образцы, которые без всякого зазора и
независимо всякой политической тенденциозности могли бы служить в женской
педагогии во многих отношениях идеальными примерами для будущих поколений. Как
не почувствовать благоговейного изумления и не преклониться перед этими
молоденькими и слабенькими женщинами, когда они, выросшие в холе и в атмосфере
столичного большого света, покинули, часто наперекор советам своих отцов и
матерей, весь окружавший их блеск и богатство, порвали со всем своим прошлым, с
родными и дружескими связями, и бросились, как в пропасть, в далекую Сибирь с
тем, чтобы разыскать своих несчастных мужей в каторжных рудниках и разделить с
ними их участь, полную лишений и бесправия ссыльно-каторжных, похоронив в
сибирских тундрах свою молодость и красоту!»[29].
Такое
преклонение перед их подвигом закрепилось в сознании поколений. Время, история
страны внесли свои коррективы в понятие «подвиг декабристов», и современные
историки по-иному оценивают их «дело», чем их современники или последующие
поколения, и оценивают неоднозначно. Подвиг жен декабристов выдержал все
поправки временем, и отношение к нему во все периоды истории было однозначным. 
Важно также
помнить, как высоко ценили декабристки героическое поведение своих мужей.
Достаточно обратиться к их мемуарам. 
В отличие от
событий следствия и казни мемуарная литература о пребывании декабристов на
каторге и в ссылке в Сибирь представлена среди отечественных источников
достаточно богато. 
Воспоминания
М.Н. Волконской и П.Е Анненковой относятся к лучшим образцам мемуаристики о
декабристах. 
Воспоминания
М.Н. Волконской сохранились в форме письма к старшему сыну Михаилу. Это, по
сути, проникновенное наставление и завещание Марии Николаевны детям. Она
объясняет им, почему их отец пошел против царя и стал государственным
преступником, раскрывает благородство целей и идеалов своего мужа и его
товарищей. Исполненные веры, звучат слова замечательной женщины: «Если даже
смотреть на убеждения декабристов как на безумие или политический бред, все же
справедливость требует сказать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения,
не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на
плаху за свои убеждения, тот истинно любит Отечество»[30].
В свих
«Записках» М.Н. Волконская описывает не только тяготы своего пути на каторгу и
в ссылку вслед за мужем, но и подробно – быт ссыльных, физическое и духовное их
состояние. Кроме того, в частности, она пишет: «Здесь кстати упомянуть, как
правительство ошибается относительно нашего доброго русского народа. В Иркутске
меня предупреждали, что я рискую подвергнуться оскорблениям или даже быть
убитой в рудниках и что власти не будут в состоянии меня защитить, так как эти
несчастные не боятся больше наказаний. Теперь я жила среди этих людей,
принадлежащих к последнему разряду человечества, а, между тем, мы видели с их
стороны лишь знаки уважения; скажу больше: меня и Каташу они просто обожали и
не иначе называли наших узников, как «наши князья», «наши господа», а когда
работали вместе с ними в руднике, то предлагали исполнять за них урочную работу;
они приносили им горячий картофель, испеченный в золе»[31].
Каташа – княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая – также отправилась в
Сибирь вслед за мужем. 
В
воспоминаниях Полины Анненковой описан период с начала XIX века до 30-х годов.
Они обрываются описанием событий, связанных с переходом в Петровский Завод. Она
начинает свои мемуары с детских лет, проведенных во Франции, в замке Шампаньи,
рассказывает о своей юности, для того, чтобы «объяснить, — пишет она, — разные
недоразумения на счет моего происхождения, и тем прекратить толки людей, не
знавших правды, которую по отношению ко мне и моей жизни часто искажали, как,
например, это сделал Александр Дюма». 
Наибольший
интерес представляют страницы воспоминаний, посвященных пребыванию в Сибири.
Имея прекрасную память, она сохранила для истории все, что увидела в пути, и
все, чему была свидетельницей во время изгнания. Ей импонируют нравы сибиряков,
условия жизни местных крестьян, чистота крестьянских жилищ: «Проезжая через
Сибирь, я была удивлена и поражена на каждом шагу тем радушием и
гостеприимством, которые встречала везде. Была я поражена и тем богатством и
обилием, с которыми живет народ и поныне (1861 год), но тогда еще более было
приволья всем. Особенно гостеприимство было развито в Сибири. Везде нас
принимали, как будто мы проезжали чрез родственные страны; везде кормили людей
отлично и, когда я спрашивала — сколько должна за них заплатить, ничего не
хотели брать, говоря: «Только Богу на свечку пожалуйте»[32].
Значительное
место в «Воспоминаниях» отводится описанию представителей сибирской
администрации, тюремному режиму. В «Воспоминаниях» встречаются интересные
наблюдения нравов и быта бурят. Увиденные внимательным взглядом П. Анненковой картины
жизни русского и коренного населения Сибири представляют собой богатый материал
для этнографа. 
Таким
образом, анализируя мемуарные произведения современников декабристов об их
жизни в период каторги и ссылки, можно заключить, что они свидетельствуют о
глубоком уважении простых людей к декабристам и стремлении посильно облегчить
их участь. В мемуарах жен декабристов большое внимание уделяется описанию быта
декабристов в период каторги и ссылки, а также отношениям ссыльных с
окружающими их людьми – другими ссыльными, местными жителями – и наблюдениям о
нравах и образе жизни жителей сибирского края.


Заключение
Изучение
событий 1825 г., а также предшествующих им и периода ссылки, культурного
наследия ссыльных декабристов невозможно без изучения обширного пласта
мемуарной литературы – самих декабристов и современников о них. Декабризм как
историческое явление чрезвычайно многогранен. Он включает в себя идеологию
дворянских революционеров, оказавшую значительное влияние на общественное
сознание передовой России первой половины XIX века. Родоначальники идейно
осознанной и организованной политической борьбы против самодержавия и
крепостного права, декабристы навечно вошли в историю России.
Мемуары относятся
к числу выдающихся памятников особого рода русской литературы, которые содержат
в себе большой заряд эстетического и воспитательного воздействия на читателей.
Вместе с тем мемуары декабристов являются ценнейшими источниками по истории
освободительного движения в России первой половины XIX в. Однако не следует
забывать, что мемуары – специфическая форма личностного осмысления событий, они
носят в себе неизгладимый отпечаток авторской субъективности. Заключая в себе
важные сведения о декабристском движении и его участниках, которые зачастую
отсутствуют в официальных документах, воспоминания участников тайных обществ
первой четверти XIX в. не лишены подчас определенной заданности и
тенденциозности. Поэтому мемуары вообще, и декабристские в том числе, требуют к
себе очень осторожного, аналитического отношения.
Тем не менее,
из мемуарного наследия декабристов, а также воспоминаний об этом периоде их
современников, очевидно, что в мировоззрении декабристов периода каторги и
ссылки произошли определённые изменения. Общение с народом многих из них
привело к более глубокому пониманию чаяний простых людей, их характера и образа
мыслей. Личным примером они проявляли нравственное отношение к трудовой
деятельности, как исключительному основанию благосостояния масс. Основными
мотивами мемуарного творчества декабристов в ссылке было стремление запечатлеть
исторические события, свидетелями и участниками которых стали авторы. Мемуары
освещают как события восстания 1825 года, пути, по которым каждый из участников
событий пришел в тайное общество; так и жизнь и быт декабристов после следствия
и суда. В мемуарных произведениях декабристов периода сибирской ссылки большое
внимание уделено описанию взаимоотношениям декабристов, их планов по развитию
края и социально-культурной атмосферы среди ссыльных декабристов.
Мемуары
современников декабристов, описывающие их жизнь в период каторги и ссылки,
свидетельствуют о глубоком уважении простых людей к декабристам, стремлении
посильно облегчить их участь и описывают отношения ссыльных с окружающими их
людьми – другими ссыльными, местными жителями. 
Большую
научную ценность представляет эпистолярное наследие декабристов, в котором
проявляется дух эпохи, содержатся ценные, нигде более не встречающиеся
характеристики участников движения, отдельных исторических эпизодов. Кроме
того, эпистолярное наследие декабристов является ценным источником для изучения
социальной психологии передовых дворян. 


Список
используемой литературы
Источники:
 1.    
Басаргин Н.В. Воспоминания, рассказы, статьи. — Иркутск:
Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1988 . — 544 с. 
2.    
Батеньков
Г.С. Повесть собственной жизни // http://new.hist.asu.ru –
Алтайский региональный исторический портал
3.    
Белоголовый Н.А. Из воспоминаний сибиряка о декабристах. //
Русские мемуары. Избранные страницы. — М.: Правда, 1990. — 564 с. 
4.    
Беляев
А.П. Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. — Красноярск, 1990. — 312 с.
5.    
Волконская
М. Н. Записки // http://decemb.hobby.ru – Виртуальный музей декабристов
 6.    
Волконская
М.Н. Записки // Своей судьбой гордимся мы. —
Иркутск, Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1973. — 241 с. 
7.    
Воспоминания
Бестужевых. — СПб: Наука, 2005.
— 896 с.
8.    
Воспоминания
и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х годов. Т. 2. — М: Государственная публичная
историческая библиотека России, 2008. — 519
с.
9.    
Записки,
статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина // http://decemb.hobby.ru – Виртуальный
музей декабристов
 10.  
Корнилович
А.О. Сочинения и письма. — М.:
Изд-во АН СССР, 1955. — 550 с.
11.   Муравьев А.Н. Сочинения и
письма. — Иркутск: Вост.-Сиб.
кн. изд-во, 1986. 439 с.
 12.  
Розен А.Е. Записки декабриста. Иркутск
Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1984. — 435 с. 
13.   Францева М.Д.
Воспоминания // В потомках ваше племя оживет. —
Иркутск, 1986. — 326
с.
 Литература: 
1.    
Алданов
М. Сперанский и декабристы // Портреты. – М.: Захаров, 2006 – 526 с.
2.    
Волк С. С. Исторические взгляды
декабристов. — М.-Л.: Изд. АН СССР, 1958. – 344 с.
3.    
Восстание
декабристов / Под ред. М.В. Нечкиной. Т. 1. —
М.: Наука 1984. — 368
с. 
4.    
Гуковский
Г.А. Пушкин и русские романтики. — М.:
Худож. лит., 1965. — 241 с.
5.    
Декабристы
и русская культура. – Ленинград: Наука, 1976. – 346 с.
6.    
Литературное
наследие декабристов. — М.: Наука, 1976. – 400 с.
7.     Нечкина М.В. Декабристы. — М.: Наука, 1982. — 412 с.8.     Федоров В.А. Декабристы и их время. — М.: Изд-во МГУ, 1992. — 262 с.9.     Чернов С.Н. У истоков русского освободительного движения. — Саратов, 1960. – 218 с.
10.   Эйдельман Н.Я. Первый
декабрист. — М.: Вагриус, 2005.
— 400 с.