Содержание
Введение
Глава 1. Становление и развитие
герменевтических идей
§1. Экзегетика и особенности
толкования сакрального текста
§2. Учение Ф. Шлейермахера об
универсальной герменевтике
					







Глава 2. Расширение области
применения герменевтической науки. Философская герменевтика
§1. Герменевтика как методология
гуманитарного познания В. Дильтей
§2. Философская герменевтика:
онтологический статус «понимания»
Заключение
Литература
Введение
На современном этапе
развития философского знания интерес к герменевтике сохраняет свою значимость и
актуальность. Сущность и основу герменевтики как науки составляют проблемы
понимания и интерпретации, что, собственно, и обуславливает необходимость и важность
ее изучения, особенно в сфере гуманитарного знания. Понимание и интерпретация
есть фундаментальные элементы познавательного акта, если рассматривать их как
некие концепты, в более же широком смысле, в котором их берет философская
герменевтика, это онтологически значимые процессы, то, что создает условия
познания, даже самого бытия человека.
«Человек приговорен к
интерпретации – вот новый поворот в размышлениях о ней, рожденный философскими
дискуссиями последних десятилетий прошлого века. Интерпретация,
предусматривающая конструирование некоторой модели возможной реальности, меняет
и общее поле инертекстуальности, делает необратимыми изменения в понимании
феноменов культуры (современный философ, толкуя Платона, уже не сможет забыть о
ницшевской, хайдеггеровской интерпретациях и т.п.), изменяет и внутренний мир
самого интерпретатора».[1]
В данной работе предметом
исследования является история становления герменевтики, ее эволюция от науки об
истолковании текста к философскому разделу человеческого знания. Цель —
проследить этапы философской мысли, которые иллюстрируют развитие
герменевтической проблематики, показать, как из науки о толковании текста
возник новый философский подход.
В ходе работы должны быть
осуществлены следующие задачи:
1.  Рассмотреть возникновение
герменевтики как науки о понимании и способах интерпретации текстов, а так же
первую систематическую концепцию, принадлежащаю Ф.Шлейермахеру.
2.  Разобрать теорию герменевтики как
методологии гуманитарного познания, разработанную В.Дильтеем.
3.  Проследить становление философской
герменевтики в работах М.Хайдеггера, Х.- Г. Гадамера, П. Рикера.
Термин «герменевтика»
имеет различные трактовки. Например, герменевтикой называют искусство
интерпретации (толкования) текстов. Такое значение термина широко
распространено. Под текстами здесь понимают любые литературные произведения:
художественные, исторические, философские, религиозные и т.д.
Термин «герменевтика»
употребляется также и в теоретическом смысле: герменевтика — это теория понимания,
постижения смысла. Такое толкование мы находим в некоторых современных (по
отношению к давним герменевтическим традициям) философских контекстах.
Есть также истолкование
этого термина как «искусства постижения чужой индивидуальности». Это специфическое
понимание смысла термина «герменевтика» имеет довольно длительную историю и
связано прежде всего с одним из видов герменевтики, который можно назвать
«психологической герменевтикой». Такого типа искусство постижения чужой
индивидуальности развито и зафиксировано одним из классиков герменевтики Ф.
Шлейермахером.
Наконец, можно найти
определение герменевтики как учения о принципах гуманитарных наук. Здесь
герменевтика выходит на несколько иной уровень, где она приобретает уже функции
онтологические и социально-философские, т. е. претендует на роль философской
дисциплины.
Актуальность и значимость
герменевтической проблематики в философии определяется усилением интереса к
связанным с нею проблемам истолкования, интерпретации и понимания в
практической жизни, политике, морали, праве, искусстве, религии,
коммуникативной деятельности, образовании. В более узком смысле следует
отметить, что возникновение философской теории интерпретации мира гуманитарной
культуры, философии наук о духе с необходимостью приводит к герменевтической
проблематике. Особо специфичной для философского исследования является проблема
переосмысления природы философского знания, углубленное рассмотрение которой
актуализирует герменевтическую проблематику.
Глава 1. Становление и
развитие герменевтических идей
§1. Экзегетика и
особенности толкования сакрального текста
Слово «герменевтика»
греческого происхождения: hermeneuein означает «возвещать», «толковать»,
«разъяснять». В древнегреческой мифологии Гермес — вестник богов, которому надлежало
не просто возвещать смертным веления свыше, но и растолковывать их. Задача
«герменевтов» (ученых толкователей) в эпоху эллинизма состояла в
интерпретации сакральных текстов, смысл которых был закрыт для непосвященных. К
числу сакральных относились не только теологические, но и юридические тексты
(тексты законов).
В средние века
герменевтика понималась как экзегетика — комментирование сакрального текста.
Экзегетика прошла несколько периодов развития: древнееврейская,
раннехристианская, периода патристики, периода схоластики, реформационная и
постреформационная.Каждое слово в Св. Писании понимается как прямое откровение
Бога, что, с одной стороны, способствовало сохранению сакральности текста, а с
другой, формированию ортодоксально-буквалистской интерпретации. Различные
скрытые смыслы текста объяснялись деталями самого текста, его структурой, даже
формы букв имели значение. Функция экзегетики состояла прежде всего в таком
истолковании Св. Писания, при котором тот или иной фрагмент (например, эпизод
из жизни древнееврейского народа) выступил бы не в его буквальном, а в собственно
религиозном значении. Такая интерпретация, получившая название
«аллегорической», позднее была дополнена и уточнена в рамках так называемой
четырехуровневой теории интерпретации, различавшей «историческое» (буквальное),
«аллегорическое», «моральное» и «анагогическое» (мистическое) истолкование.
Например, если в Библии говорится об Иерусалиме, то в буквальном смысле это
означает город в Иудее, в аллегорическом — Церковь Христову, в моральном — душу
верующего, а в мистическом — Царствие небесное.
Здесь нельзя не отметить
вклад, который внес в развитие герменевтики Августин Аврелий. Во-первых, можно
совершенно безошибочно сказать, что первые семиотические идеи были высказаны
именно Августином. У него есть четкое определение знака, разделение
искусственных и естественных знаков, многие логические идеи. Что же касается
непосредственно герменевтики, то он впервые в явном виде определяет
фундаментальную герменевтическую категорию «понимание». Он говорит, что
понимание есть переход от знака к значению, переход, во время которого
осуществляется познание значения путем запечатления в душе представления о
воздействующем на нее знаке. Метод познания значения при пользовании знаками
вполне естественно для Августина являлся психологическим. Поскольку людские
души родственны, аналогичны друг другу, постольку они, соприкасаясь друг с
другом, понимают знаки. Кроме этого мы у Августина находим, правда, в начальном
варианте, один из важнейших принципов, который в дальнейшем войдет и в
герменевтику, и в семиотику, -принцип контекстуального подхода, говорящий о
том, что мы понимаем знаки не изолированно друг от друга, а в определенном
контексте. Правда, у Августина этот контекст еще чисто текстовой. Предполагая
применить герменевтику к интерпретации Библии, он приноравливает принцип
контекстуального подхода для выполнения своих конкретных целей. Он говорит, что
некоторые места Священного писания могут пониматься только в их окружении.
Претензия на теоретичность рассматриваемого принципа может нам показаться
довольно робкой, но, тем не менее, принцип контекстуального подхода был явно
высказан.
Есть у Августина еще один
принцип, используемый в позднейших герменевтиках. Он называется принципом
конгениальности, т. е. соразмерности творческих потенциалов исследователя
какого-либо текста и его создателя. Этот принцип у Августина выступает в виде
тождества «боговдохновенности автора» и «боговдохновенности читателя». Уловить
смысл определенного места Священного писания может тот человек, чья
«боговдохновенность» будет равна «боговдохновенности» автора.
Важным этапом развития
герменевтики было Возрождение. В эту эпоху происходит постепенная эмансипация
литературы: к корпусу текстов, нуждающихся в ученом толковании, прибавляются
произведения классических античных авторов. Именно тогда складывается различие
между сакральной и «профанной» герменевтикой; предметом первой являются
сакральные тексты, второй — тексты «профанные», т.е. не имеющие прямого
отношения к Библии.
Решающее значение для
становления герменевтики в качестве самостоятельной дисциплины имела
Реформация. Если католическая теология опирается на традицию интерпретации Св.
Писания (а именно, на произведения Отцов церкви — Священное Предание), то в
протестантской теологии за Св. Преданием отрицается сакральный статус. Мартин
Лютер отрицал необходимость придерживаться каких-либо правил толкования. Ранее
принятые четыре смысла сакрального текста он сводит к одному –
буквально-моральному. Вера – основа понимания, и каждый понимает в силу своих
возможностей и в силу своей веры. Тем самым задача, стоящая перед герменевтами,
разрастается до невиданных размеров. На протестантской основе и вырастает
герменевтика как особая дисциплина — учение о методах интерпретации.
Из сакральной
герменевтики впоследствии выросла теологическая герменевтика (И. Эрнести,
Рамбах), из профанной – филологическая (Й.М. Хладениус, Фр. Аст, Фр. Вольф,
Г.Ф. Майер). С Просвещением традиция теологической герменевтики отходит на
задний план, тогда как филологическая герменевтика набирает силу.
Подводя итог изложенному,
можно сказать, что до сих пор речь шла не столько об истории герменевтики,
сколько о ее предыстории. Ее история в современном понимании слова
«герменевтика» начинается на рубеже XVIII — XIX столетий и связана с именем
Фридриха Шлейермахера. Он был активным общественным деятелем своего времени,
крупнейшим богословом, философом и филологом. Один из современников называл его
«гением жизни». Он прославился как переводчик на немецкий язык Платона.
Естественно, чтобы поднять переводческую деятельность на соответствующий
уровень и быть на высоте богословских изысканий, Шлейермахер невольно заинтересовался
герменевтикой и разработал ее в виде теоретической системы.
§2. Учение Ф.
Шлейермахера об универсальной герменевтике
В герменевтике
Шлейермахера можно выделить следующие моменты. Предметом герменевтики
Шлейермахер считает прежде всего тексты, являющиеся памятниками. Что это
значит? Памятники — это тексты, которые от исследователя отделяют большая
временная, историческая, культурная, языковая дистанции. Памятники обычно
принадлежат к далекой и чуждой исследователю культуре. Существует множество
барьеров, которые препятствуют прямому проникновению в смысл памятника. Поэтому
нужно уметь и переводить, и интерпретировать, и комментировать, и многое
другое. Устранять барьеры для понимания, с точки зрения Шлейермахера, и
призвана герменевтика. Она необходима там, где мы имеем дело с ситуацией
непонимания. Шлейермахер определял герменевтику как искусство понимания, а не
искусство истолкования понятого, как до него, например, определял эту дисциплину
Ф. Аст. Она была у Ф. Аста как бы неким вторичным приемом познания: если мы
нечто уже поняли, то можно это понятое еще раз уточнить, истолковать. Как
видно, ориентация Шлейермахера другая. Сами тексты, что весьма существенно,
предстают перед исследователем как застывшая речь, объективированная вовне, и
отсюда следует важный принцип: если тексты — застывшая речь, то метод их
исследования должен быть диалогическим, т. е. должен предполагаться диалог
между интерпретатором и текстом. Застывшая речь, с точки зрения Шлейермахера,
имеет объективную и субъективную стороны. Объективная сторона речи есть предмет
грамматической интерпретации, здесь мы выясняем отношение к языку, как он
существует объективно. А субъективную сторону памятника мы исследуем при помощи
психологической интерпретации, мы относимся к речи, как к некоторой производной
от ее инициатора. Понимание в этом случае, с точки зрения Шлейермахера,
обеспечивается взаимобытием этих двух моментов. Именно моментов, а не различных
видов интерпретации. Существует мнение, что герменевтика Шлейермахера
психологична и сам он является представителем психологического направления в
герменевтике. Это, по меньшей мере, неточно, потому что если сам Шлейермахер
говорит о взаимобытии грамматической и психологической интерпретаций, то о
каком психологизме может идти речь. Действительно, во многих местах Шлейермахер
отмечает, что психологическая интерпретация текстов, которые удалены на
тысячелетия, необыкновенно сложна. Поэтому именно ей он уделяет особое
внимание, но не потому, что он ее ставит на первое место по отношению к
грамматической интерпретации, а потому, что имеется большая сложность в
понимании внутреннего мира человека, который жил много лет назад. Тем не менее,
принцип разделения объективной стороны дела и субъективной весьма плодотворен,
разумеется, при условии диалектического синтеза двух различных по своей природе
типов интерпретации.У него грамматическая интерпретация (интерпретация факта
языка) и психологическая (интерпретация факта мышления) полностью равнозначны,
дополняют одна другую, что не мешает преобладанию одной из сторон над другой в
одном конкретном случае и, наоборот, возвышению другой в ином, отличном от
первого, случае. Все зависит от предмета исследования, чем он является:
художественным произведением (да и в этом случае многое будет зависеть от жанра
литературы; одно дело — лирическая поэзия, другое — исторический роман),
научным трактатом, произведением мемуарного жанра или жанра эпистолярного,
историческим документом или каким-либо иным. Если искусство истолкования
применять к любым предметам, а не только к памятникам, то грамматическая и
психологическая интерпретации всегда предстают в разных отношениях.
Хотелось бы отметить еще
несколько принципов, которые были выдвинуты Шлейермахером и которые составили
содержание современных дискуссий и даже способствовали образованию новых
направлений в герменевтике. Так, Шлейермахер выдвинул принцип, в соответствии с
которым целью герменевтики является понимание текста и его автора лучше, чем
сам автор понимал себя и свое собственное творение. Принцип «лучшего понимания».
Современный исследователь должен знать лучше мир автора и его текст. При
выдвижении этого принципа Шлейермахер глубокого обоснования не давал, так как
он не готовил свои тексты для публикации. Но он его высказал, и потом множество
исследователей, в частности, В. Дильтей, Фр. Бласс, Г.-Г. Гадамер и многие
другие его интерпретировали. Многие усматривают в этом принципе рациональное
зерно, которое заключается в том, что человек, живущий в определенном обществе,
многое в своей деятельности воспринимает бессознательно. Возьмем к примеру,
такую обыденную вещь, как пользование естественным языком. Механизмы владения
родным языком у нас бессознательные. Конечно, когда-то в процессе воспитания в
семье, в школе они осваивались сознательно, изучались фонетика, лексика,
грамматика. Но пользование родным языком происходит, как правило, бессознательно.
Мы совершенно свободно можем производить языковые выражения, а другие люди, их
воспринимая, не испытывают затруднений в их понимании. Механизмы владения
языком действуют в течение жизни у человека бессознательно. Исследователь же,
будучи отделенным от мира автора многочисленными барьерами, не способствующими
пониманию, поставлен в совершенно иные условия. Он не может бессознательно,
например, пользоваться древним языком, он должен его освоить сознательно, равно
как и многие другие моменты, которые были для автора бессознательными, для
исследователя должны стать чисто рациональными, сознательными. Поэтому он может
знать больше, чем автор, причем не только относительно языка, но и относительно
культуры, традиций и многого другого, о чем человек в своей жизни даже не
задумывается. Момент наличия бессознательного в творчестве автора привел к
возникновению в XX в. новых направлений, например направления, соединившего в
себе идеи герменевтики и психоанализа. Направление, между прочим, очень
плодотворное, позволившее сформулировать и по своему доказать некоторые
гипотезы, лучше сориентировать ученых в исследовании текстов.
Еще несколько слов
следует сказать о трактовке Шлейермахером «герменевтического круга». Дело в
том, что Шлейермахер вводит две разновидности герменевтического круга. Первая,
обычная для герменевтики, когда часть текста соотносится со всем текстом как с
целым и мы выясняем смысл целого относительно его частей. Но есть другая
интерпретация этого же принципа: какой-то текст-памятник рассматривается как часть,
а культура, в которой он функционирует, рассматривается как целое. Тогда
соотношение между частью и целым приобретает совершенно иной характер. Понимать
отдельную мысль и все произведение в целом, можно исходя из всей совокупности
жизненных отношений автора текста: «Богатство языка и история времени автора
даны как целое. Основываясь на нем, произведение автора должно пониматься как
отдельное…
Всякое полноценное знание
находится в этом мнимом кругу так, что каждое особенное может быть понято из
всеобщего, чьей частью оно является, и наоборот. И каждое знание является
научным, если оно получено таким способом»[2].
В этом содержатся все
основные идеи его герменевтики: диалектика части и целого, идея
герменевтического круга, предварительное понимание.
Диалектика части и целого
осуществляется в двух плоскостях. На первом уровне часть берется как отрывок
произведения, а целое как само произведение. На втором уровне вскрывается
взаимодействие между совокупностью условий внешней и внутренней жизни автора
как целым и его произведением как частью. При понимании произведения как факта
языка часть понимается через целое, а целое через часть. Причем при
последовательном переходе от первой части ко второй, от второй к третьей и т.
д. всякий раз понимание целого изменяется, оно не одинаково при прохождении
частей целого. Общее, окончательное понимание текста как бы конструируется в
процессе курсорного чтения из множества сменяющих друг друга гипотез о понимании
целого. Более того, новое гипотетическое понимание целого влияет на понимание
уже прочитанных частей. Происходит как бы возвращение назад и уточнение,
переосмысление предыдущего материала. Мнимым кругом назвал эту ситуацию
Шлейермахер, потому что в действительности никакого круга нет, существует лишь
диалектика письма и чтения, точнее, понимание целого через последовательное
прочтение его частей. Войти в этот круг легко, но выйти значительно труднее.
Для этого нужно полностью дешифровать смысл текста, достичь полного его
понимания. Полное понимание произведения состоит из диалектического синтеза
предварительных пониманий, из знания внутренних и внешних условий жизни автора
и из осмысления их влияния на замысел произведения, его сюжет, содержание и на
индивидуальный стиль автора, а также оно должно учитывать условие, которое
постулирует конгениальность личности истолкователя и автора текста,
соразмерность их творческих потенциалов.
Шлейермахер различал
несколько способов понимания, между которыми существует тесное взаимодействие,
они не могут мыслиться в отрыве друг от друга. Понимание имеет как бы две
стороны: объективную и субъективную. Каждая из них состоит из двух видов
понимания: исторического и дивинаторного. Таким образом, образуются четыре способа
истолкования произведения: объективно исторический, объективно дивинаторный,
субъективно исторический и субъективно дивинаторный. Шлейермахер отмечает, что
герменевтическое искусство может быть развито не из условий, когда понимание
невозможно или нарушено, хотя таковые и должны учитываться при выработке
исследовательской программы, а из условий, обеспечивающих позитивное решение
проблемы: «Искусство истолкования может развивать свои правила только из
позитивной формулы, которая есть историческая и дивинаторная (пророческая),
объективная и субъективная реконструкция данной речи. Объективное понимание
имеет своим предметом речь как факт языка. Подход к исследованию этой стороны
произведения осуществляется через знание языка. Успех сопутствует тому, кто изучил
язык так, как говорили автор и его современники»[3]. При объективно
историческом понимании стараются выяснить, как речь выглядит в общности языка,
а при объективно дивинаторном исследуется, как речь становится пунктом развития
языка. Объективно историческое и объективно дивинаторное понимание составляют в
совокупности грамматическую интерпретацию. Субъективная сторона понимания
направлена на речь как факт мышления, в центре здесь инициатор речи, автор
текста. Возможность субъективного исследования обусловлена знанием внутренней и
внешней жизни автора произведения. Субъективно историческое понимание исследует
проблему как речь дана как факт души, а субъективно дивинаторное занимается выяснением
обстоятельств, как содержащиеся в речи мысли возникают в говорящем и
воздействуют на него. Это понимание есть «вживание в другого», перевоплощение в
автора, оно в полной мере применимо только к родственным душам, конгениальным
личностям. Субъективно историческое и субъективно дивинаторное понимания вместе
составляют то, что ранее Шлейермахером было названо психологической
интерпретацией.
Все четыре способа
понимания образуют неразрывное единство, находятся в постоянном взаимодействии.
Интерпретатор исследует текст и как языковое явление, и как человеческое
творение, учитывая исторически обусловленное знание языка, условия жизни и быта
автора, своеобразие его личной судьбы, исторический характер эпохи, особенности
стиля и т. п. Автор мог впитывать некоторые идеи своего времени непосредственно
в процессе воспитания, в ходе некритического усвоения существующих традиций. Восприятие
некоторых моментов, перевод их в личностный план мог осуществляться
неосознанно. Интерпретатор, изучая эпоху автора, свойственный ей язык,
стилистические особенности истолковываемых текстов, может знать больше автора
и, в частности, может освоить то, что осталось неосознанным для автора текста.
Поэтому интерпретатор может понимать автора и его творение значительно глубже,
чем сам автор понимал себя и свое произведение. Такая установка на постижение
истолковываемых текстов и на роль понимания в ней получила позже название
романтической герменевтики. Она основана на абсолютизации герменевтического
метода в процессе восприятия и интерпретации текстов.
Следует несколько слов
сказать о самой технике истолкования текстов и уточнить некоторые существенные
моменты. Шлейермахер выдвигает общие методологические правила истолкования
текстов: 
а) сначала производится
общий обзор произведения; 
б) одновременно с ним
раскрывается бытие понятий с помощью грамматической и психологической
интерпретаций; 
в) только при условии
концептуального увязывания, единства двух названных интерпретаций можно идти
дальше; 
г) необходимо
возвращаться назад, если они не согласуются, и так следует поступать до тех
пор, пока не будет найдена причина рассогласования грамматической и
психологической интерпретаций. 
Важнейшим требованием
является то, что понимание целого складывается из понимания частей, но начало
понимают не раньше, чем в конце, следовательно, чтобы иметь начало, нужно иметь
конец, и это является обычной мерой мышления указанного комплекса.
Много внимания
Шлейермахер уделяет психологическому истолкованию, так как оно прямо в тексте
произведения не дано, не лежит на поверхности. До начала психологической
интерпретации, по мнению Шлейермахера, нужно обратить внимание на то, как были
даны автору предмет и язык и что можно знать о его личной жизни. Имеются два
метода психологического истолкования: дивинаторный и компаративный. Они не
должны зависеть друг от друга, при использовании одного метода нельзя ссылаться
на другой, но существенно важно иное: результаты, полученные после применения
обоих методов, не должны противоречить друг другу. Наоборот, их согласование
является критерием успешной психологической интерпретации. Дивинаторный метод
есть метод непосредственного (интуитивно постигаемого) поиска понимания
индивидуального, а компаративный метод имеет дело со всеобщим. Он основывается
на сравнении, сопоставлении всеобщности понимающего (интерпретатора) и
всеобщности понимаемого (автора). Задачей психологического истолкования
является понимание каждого данного комплекса мыслей как момента жизни
определенных людей. И задача эта становится тем успешнее выполнима, чем больше
аналогия между способом комбинирования автора и истолкователя.
Объективная сторона
истолкования произведения как языкового явления относится, на первый взгляд, к
технической стороне дела и не связана с психологической интерпретацией. Она располагает
двумя методами: медитацией и композицией. Медитация понимается как генетическая
реализация произведения, а композиция имеет дело с объективной реализацией
произведения. Но оба этих метода имплицитно применяются при решении проблем,
связанных с возникновением произведения, формированием его замысла, определением
основных линий сюжета. Поэтому они возвращают исследование к психологической
стороне. Собственно психологической задачей истолкования является понимание
основного замысла произведения и отдельных его частей, исходя из знания
особенностей жизни автора. Задача понимания основного замысла произведения
решается при условии осознания факта единства произведения и жизни автора. А
раз так, то произведение имеет прямое отношение и к другим моментам жизни
автора, оно с ними неразрывно связано, поэтому понимать его, не зная всей
совокупности жизни автора, нельзя, как нельзя понять часть, не учитывая всей
совокупности целого, куда она входит.
Итак, мы рассмотрели
исторически первое систематическое изложение теоретических основ
герменевтического метода, которое было одновременно попыткой построения
специфической методологии исследования гуманитарных текстов. Шлейермахером была
в основном определена проблематика универсальной герменевтики, были поставлены
почти все ее основные проблемы. Он предложил оригинальные решение этих проблем.
Им были выявлены основные принципы и методы герменевтического анализа: принцип
диалогичности гуманитарного мышления; принцип единства грамматической и
психологической интерпретаций; принцип диалектического взаимодействия части и
целого при понимании текстов; принцип зависимости понимания от знания
внутренней и внешней жизни автора произведения; принцип сотворчества
(конгениальности) автора и интерпретатора; метод перевода интерпретатором
бессознательного пласта из жизни автора в план знания; метод построения
интерпретирующих гипотез, основывающихся на предварительном понимании. Но все
же, оценивая концепцию Шлейермахера, следует сказать, что его герменевтика не
может быть названа философской, так как собственно философского исследования
здесь еще нет, хотя имеется применение некоторых философских методов (например,
некоторых диалектических приемов анализа). Герменевтику Шлейермахера следует
считать филологической дисциплиной, которая предоставляет средства для
специального изучения специфических объектов (литературных памятников прошлых
культур). Распространение ее методов на любые структуры, придание ей
универсального характера и всеобщего методологического значения было бы философски
неоправданным приемом. Гипертрофированное отношение Шлейермахера к прошлым
традициям и культурам, стремление к адекватному «оживлению мертвого» в культуре
прошлого приводило к утрате связи прошлого с современностью. История была
оторвана от современности. Герменевтика Шлейермахера не ставит проблемы, как
произведение прошлого обретает новую жизнь в культуре, современной
интерпретатору. Понятие сотворчества автора и интерпретатора понадобилось
Шлейермахеру лишь для обоснования возможности «проникновения» исследователя в
глубины творческих арсеналов творца литературного памятника. Момент новизны,
привносимый интерпретатором в истолкование, собственное отношение исследователя
к произведению не учитывается Шлейермахером. А в качестве следствия отсюда вытекает
крайне нежелательный вывод: герменевтика Шлейермахера не в состоянии решить
проблему взаимодействия истории и современности и, следовательно, не может быть
названа философской дисциплиной, ее методологический инструментарий слишком
беден для выполнения философских задач.
Надо отметить, что
герменевтическая теория Шлейермахера оставлена им лишь в рукописных фрагментах.
Это затрудняет ее объективное, беспристрастное изложение и открывает широкий
простор для манипуляций с ее отдельными положениями. В результате этого
наследие Шлейермахера стало ареной борьбы. Одни видят в Шлейермахере
основоположника великой традиции, нашедшей продолжение в конце XIX — начале XX
в. и нуждающейся лишь в систематизации, другие заостряют отдельные положения
его герменевтики в противовес последующей герменевтической традиции. К числу
первых относится прежде всего итальянский историк права Э. Бетти, ко вторым —
немецкий философ Х.-Г. Гадамер.
Глава 2. Расширение
области применения герменевтической науки. Философская герменевтика
§1. Герменевтика как
методология гуманитарного познания. В. Дильтей
Этапом истории
герменевтики была концепция В. Дильтея, в рамках которой герменевтике
приписывается особая методологическая функция.
Он усматривает специфику
всех методологических приемов в науках о духе в преимущественном использовании
интерпретационных методов исследования: «Понимание и истолкование, — утверждает
он, — это метод, используемый науками о духе. Все функции объединяются в
понимании. Понимание и истолкование содержат в себе все истины наук о духе.
Понимание в каждой точке открывает определенный мир»[4].
Дильтей не был первым мыслителем, обратившим внимание на особый статус понимания
в гуманитарных науках. Так, немецкий историк Й.С. Дройзен в достаточно острой
форме поставил вопрос о методологической нехватке историографии, препятствующей
ей стать наукой. Методом исторического познания, по Дройзену, должно стать
«понимание». Предмет последнего составляют не объективные факты, а то, что свое
время уже было проинтерпретировано; работа историка — это понимающее
схватывание когда-то понятого. Сходные мысли применительно к труду филолога
высказывает А. Бёк. Его знаменитая формула, согласно которой филология есть
познание познанного, имеет в виду два обстоятельства. Во-первых, филологическое
знание добывается в ходе реконструкции некоторого документа; но то, что
подлежит реконструкции, представляет собой определенное знание. Рекогнитивный
акт филолога всегда нацелен на некоторое когнитивное целое. Во-вторых,
документы, с которыми имеет дело филолог, суть письменно зафиксированные
результаты познавательных усилий того или иного индивида; но эти фиксации несут
в себе большее содержание, чем было ведомо оставившему их индивиду. Сообщаемое
не сводится к тому, что тот или иной автор намеревался сообщить. (В свое время
то же самое имел в виду Шлейермахер, когда говорил о необходимости «понять
автора лучше, чем он сам себя понимал».)
Бёк выделяет четыре
основных типа интерпретации: грамматическую, историческую, индивидуальную и
родовую (относящуюся к различным типам речи и литературным жанрам). В
грамматической интерпретации текст понимается исходя из целостного контекста
общеупотребительных выражений языка, в исторической — из взаимосвязи ходовых
представлений данной эпохи (в обоих случаях дело идет об объективных условиях
сообщения). Субъективные условия сообщения анализируются через истолкование индивидуальности
говорящего (индивидуальная интерпретация) и через отнесение сообщения к
определенной речевой форме (родовая, или генерическая интерпретация).
Таким образом, заслуга
Дильтея заключается не в том, что он выдвинул тезис об особом статусе понимания
в историко-гуманитарных науках (науках о духе), а в том, что он предпринял
попытку систематического развития этого тезиса.
Герменевтика у Дильтея —
часть более широкого методологического проекта. Цель последнего — обосновать
особую значимость историко-гуманитарного познания, несводимость процедур такого
познания к процедурам естественных наук. Своеобразие сферы, с которой имеют
дело гуманитарные науки, состоит в том, что познающий субъект сам есть часть
той сферы, которую ему надлежит познать. Из этой констатации вырастает знаменитая
формула Дильтея, согласно которой «природу мы объясняем, духовную жизнь мы
понимаем». Это положение позднее послужило поводом к противопоставлению
«объяснения» и «понимания» как двух несовместимых методов
познания. Хотя некоторые фрагменты Дильтея приводят к подобной трактовке его
мысли, сам он подобной дихотомии не строил. Понимание, согласно Дильтею, не
противостоит объяснению, а, скорее, дополняет его.
Понимательные процедуры
совершенно необходимы для постижения целостности, именуемой Дильтеем Жизнью.
Жизнь здесь — наименование духовно-исторического мира. Его важнейшая
особенность — изоморфность нам как познающим. Живое может быть познано живым.
Дух в состоянии понять лишь то, что порождено духом.
В ходе герменевтического
поиска Дильтея остро выявилась ключевая методологическая трудность
герменевтики, известная как проблема психологизма. Суть ее состоит в поиске
объективного значения произведения (или, как его называет Дильтей,
жизнепроявления). Где гарантия этой объективности? Дильтей ищет ее в
принадлежности понимающего субъекта и понимаемого им объекта одному и тому же
смысловому полю — Жизни, или Духу (духовно-историческому миру). Истолкователь,
будучи в той же мере, как и толкуемый текст, частью духовно-исторического мира,
может прибегнуть в своих интерпретационных усилиях к «вчувствованию», а будучи
моментом исторической Жизни, он может опереться на «переживание»: «Тем самым,
во всяком понимании есть нечто иррациональное, коль скоро иррациональна сама
жизнь; понимание не может быть никогда репрезентировано формулами логических
операций. Предельная, хотя и сугубо субъективная достоверность, заключающаяся в
сопереживании, никогда не может быть заменена проверкой познавательной ценности
выводов, в которых может быть изложен процесс понимания. Таковы границы
логической разработки, установленные его природой»[5].
Однако гарантией
объективности ни вчувствование, ни переживание служить явно не могут. Вот
почему Дильтей переводит внимание с интуитивно-психологического на
объективно-исторический момент герменевтической активности. Понимание
предполагает не только (субъективное) сопереживание, но и (объективную)
реконструкцию того культурно-исторического мира, в котором определенный текст
возник, и обнаружением, объективацией которого текст является. Вот почему
Дильтей интенсивно обращается к гегелевскому понятию «объективного духа», а
также вводит, наряду с понятием «переживание», понятия «выражение» и
«значение». Понимание трактуется им в поздних работах в качестве
«воспроизводящего переживания» и реконструкции. Его объект составляют не только
и не столько индивидуальные психические акты, а сфера не сводимых к отдельным
индивидам идеальных значений.
§2. Философская
герменевтика: онтологический статус «понимания»
Водоразделом в истории
герменевтической мысли стала работа М. Хайдеггера «Бытие и время» (1927).
Понимание рассматривается здесь не столько как способ познания, сколько как
способ бытия. Человеческое бытие есть с самого начала бытие понимающее. Именно
благодаря этому обстоятельству человек в состоянии схватывать мир на
допредикативном уровне. Истолкование изначально заложенного в человеческом
бытии понимания бытия Хайдеггер называет «герменевтикой фактичности».Отсюда
вытекает, по меньшей мере, два принципиальных следствия. Это:
— онтологический характер
герменевтического круга и
— основополагающее
значение феномена историчности.
Во-первых, коль скоро
понимание представляет собой не гносеологическую процедуру, а принадлежит самой
структуре человеческого бытия, к фундаментальным условиям самой его
возможности, то герменевтический круг, разорвать который стремилась
традиционная теория интерпретации, перестает восприниматься в качестве
познавательной трудности. Иными словами, герменевтический круг приобретает
онтологический характер. Во-вторых, в новом свете предстает так называемая
проблема историзма.
«Историзмом», начиная с
рубежа XIX — XX вв., называли исторический позитивизм — бессистемное накопление
исторических фактов, не задающееся вопросом об их значимости. По сути, проблема
историзма — это проблема релятивизма. Хайдеггер ищет решения этой проблемы
через понятие «историчности». «Историчность, — писал Хайдеггер, — подразумевает
бытийное устройство «события» присутствия как такового, на основе которого
впервые возможно нечто подобное «мировой истории»…»[6]
Человек не выводится из прошлого, которое, — в своей парадоксальное манере
утверждает Хайдеггер, — всегда уже впереди него. Человек может открыть
традицию, хранить ее и следовать ей. Он входит в спрашивание, становится
бытийным способом историографического исследования. Человек может стремится
сделать прозрачной не только свою экзистенцию, но и историчность, и только так
он выходит на вопрос о смысле бытия вообще.
Историю Хайдеггер
предлагает мыслить не как (завершенное) прошлое, а как (незавершенное)
движение, в котором мы сами находимся. Продумывание историчности в качестве
сущностной черты человеческого существования и должно способствовать
преодолению «историзма». Человек существует исторически в той мере, в какой он
не просто «предоставлен» своим историческим условиям, а в той, в какой он
определенным образом относится к этим условиям. Соответственно он относится и к
своим собственным возможностям. Это отношение к исторически определенному миру
как пространству возможностей развертывается в понимании. Понимание как отношение
к возможностям, в свою очередь, исторично, ибо всегда связано с ситуацией, в
которой человек себя застает. Выход за пределы собственной ситуации, ее
«трансцендирование» делает возможным понимание другой исторической ситуации. В
ходе установления отношения к другой ситуации обретается понимание собственной,
т.е. самопонимание.
Эти следствия и выводит
из «Бытия и времени» Х.-Г. Гадамер.
Ханс-Георг Гадамер (р.
1900) — немецкий философ, ученик Хайдеггера, основоположник философской
герменевтики. Изучал философию, германистику и историю искусств сначала в
Бреслау (ныне Вроцлав), затем (1919 — 1922) в Марбурге. Под руководством
Наторпа и Н. Гартмана защитил диссертацию «Сущность удовольствия в диалогах
Платона» (1922). Слушал лекции М. Шелера и Э. Гуссерля, работал в семинаре
Хайдеггера. Философское образование дополнил классико-филологическим (на кафедре
П. Фридлендера в Марбургском университете), по завершении полного курса
обучения представил к защите работу «Диалектическая этика Платона» (на
материале диалога «Филеб»), В 1927 — 36 гг. — доцент в университетах Марбурга и
Киля, в 1937 г. — профессор в Марбурге, с 1939 г. — в Лейпцигском университете
(в 1947 — 1948 гг. — ректор), 1949 — 1968 гг. — в университете Гейдельберга
(где получил заведование кафедрой, руководимой ранее К. Ясперсом). После выхода
на пенсию (1968) живет и работает в Гейдельберге. Вплоть до конца 80-х —
активный участник философских семинаров, в том числе в США. В 90-е — частый
гость международных коллоквиумов (особенно в Италии).
Развитая Гадамером
концепция философской герменевтики — результат синтеза
экзистенциально-феноменогической философии с предшествующей герменевтической
традицией. Для Гадамера, как и для Хайдеггера, понимание есть форма первичной
данности мира человеку. Оно не просто лежит в основе нашего отношения к тем или
иным текстам, но в основе нашего отношения к миру. «Как возможно понимание —
это вопрос, который предшествует всякому понимающему отношению субъективности и
методическому отношению понимающих наук, их нормам и правилам»[7].
Ответ Гадамера на этот
вопрос состоит в том, что понимание есть «род круга» — повторяющая структура,
где всякая новая интерпретация ссылается на предпонимания и возвращается к ним.
Он хочет показать, что понимание является открытым историческим процессом, в
котором любой интерпретирующий и любое интерпретируемое уже включены в традицию
понимания. Гадамер подчеркивает, что отношение интерпретирующего к традиции всегда
диалогичное и языковое: «То, что может быть понято,- это язык. Следует сказать:
он есть так, что представляет себя из себя пониманию»[8].
Поэтому герменевтика, будучи философией понимания, имеет универсальный статус,
или универсальное измерение. Она не ограничивается методологическими вопросами
истолкования произведений прошлой культуры и не сводится к разработке
методологии гуманитарного познания, но имеет отношение к фундаментальным —
онтологическим — структурам человеческого существования, к базисным моментам
нашей коммуникации с другими людьми и нашего отношения к действительности.
Эта установка ведет к
достаточно серьезному отмежеванию Гадамера от герменевтической традиции, прежде
всего от ее линии, восходящей к Дильтею.
Прежняя герменевтика
стремилась к некоторому объективному, «правильному» пониманию текста. Залогом
объективности был заключенный в тексте смысл. Его предполагалось воспроизвести
— посредством вникания в смысловое содержание, вложенное в текст автором. Это
вникание, в свою очередь, предполагало воспроизведение смыслового поля,
окружавшего текст — реконструкцию культурно-исторических условий его создания.
Эту процедуру называли «перемещением». Историку надлежало мысленно перенестись
из своего исторического и культурного мира в мир автора. Как бы ни трактовать
этот процесс — как эмпатию, «вживание» в чужую субъективность, или как
«вживание» в эпоху, в которую жил творец того или иного текста, в любом случае
базисной операцией истолкования служило перемещение, а его идеалом — устранение
зазора, отделяющего интерпретатора от интерпретируемого. Гадамер находит этот
идеал непродуктивным. Во-первых, потому, что он недостижим. Интерпретатор
никогда не сможет освободиться от собственной ситуации, перевоплотившись в
другую субъективность. Вера в такую возможность — иллюзия наивного
объективизма. Во-вторых — и это главное — такое стремление не нужно. Оно не
столько облегчает понимание, сколько затрудняет его. Или, если угодно, делает
понимание невозможным, ибо понять некий чужой опыт можно, лишь сопоставив его
со своим собственным, т.е. именно в качестве иного опыта. Поэтому более
корректным описанием процедуры понимания будет не перемещение интерпретатора из
собственного горизонта в горизонт текста, а слияние их горизонтов. Причем
слияние это никогда не бывает полным. Дистанция, отделяющая истолкователя от
истолковываемого текста, всегда остается. Она составляет необходимое условие
понимания.
Гадамеровскую полемику с
объективизмом традиционной герменевтики не следует расценивать как проповедь
субъективизма. Дело в другом: в продуктивности герменевтического усилия, а
продуктивным оно становится только в случае отнесения, применения содержания
текста к содержанию интеллектуального и культурного опыта того, кто этот текст
интерпретирует.
Это первый момент. Второй
момент связан с феноменологической установкой по отношению к тексту. Объектом
понимания в философской герменевтике выступает не воплощенная в тексте
субъективность (чье-то «жизнепроявление», если пользоваться терминологией
Дильтея), а независимое от чьих-либо субъективных намерений смысловое
содержание. Последнее Гадамер именует «предметностью», или «вещностью» текста.
Интерпретационная активность должна быть нацелена прежде всего на тот предмет,
о котором идет речь в тексте. Это требование Гадамера — понимать не чужую
субъективность, а несводимое к ее интенциям существо дела — отсылает к
требованию Гуссерля «к самим предметам», или «к самим вещам». Гадамеровская
герменевтика выступает здесь как «прививка» феноменологии к стволу
герменевтической традиции как традиции истолкования письменных документов.
Стремление Гадамера
уберечь герменевтику от психологизма можно проиллюстрировать и иным образом.
Когда Шлейермахер говорил о том, что истолкователь должен понять автора лучше,
чем тот сам себя понимал, он ставил вопрос об объективном смысловом содержании
(значении) текста, не сводимом к интенциям его создателя. То, что хотел сказать
автор, и то, что его произведение может означать, — разные вещи. Смысл текста
не тождествен его замыслу. Идеально-логические содержания не сводятся к
субъективно-психическим состояниям.
Отметим еще один момент
концепции философской герменевтики, развитой Гадамером. Понимание, по Гадамеру,
есть событие, и в качестве такового — момент события традиции. Это означает,
что традиция не есть нечто внеположное нам, но то, что постоянно совершается, и
мы, интерпретируя ее, являемся частью ее совершения. С одной стороны, это
положение Гадамера в высшей степени продуктивно для герменевтической практики.
Отсюда вытекают и концепция истолкования как диалога интерпретатора с текстами
прошлых эпох, и положение об исторически-действенном сознании (всякий акт
интерпретации того или иного произведения определен предшествующей традицией
его интерпретации и сам, в свою очередь, образует звено в бесконечной цепи
традиции). С другой стороны, развивая собственный тезис об определенности
понимания традицией — о причастности понимающего бытию понимаемого — Гадамер
говорит о конструктивной роли предрассудков в историческом познании.
Дорефлексивные и допредикативные структуры нашего опыта, согласно Гадамеру,
более важны для понимания традиции, чем рефлексивная деятельность.
«Предрассудок» в гораздо большей мере определяют нашу познавательную
активность, чем рассудок, полагает Гадамер.
Своеобразную версию
философской герменевтики предложил один из крупнейших французских мыслителей
современности П. Рикёр.
Поль Рикёр (р. 1913) —
французский философ, ведущий теоретик феноменологической герменевтики,
профессор университетов Парижа, Страсбурга, Чикаго, почетный доктор более чем
тридцати университетов мира. Задачей своего творчества считает разработку
обобщающей концепции человека XX в. с учетом того вклада, который внесли в нее
«философия жизни», феноменология, экзистенциализм, персонализм, психоанализ и
др.
Рикёр приходит к
герменевтике из феноменологии, и в частности из феноменологии религиозного
опыта. Важнейший элемент последнего — феномен греховности. Поскольку
артикуляцией феномена греховности является признание, которое есть не что иное,
как языковое событие, перед феноменологом встает задача интерпретации. Это,
во-первых, интерпретация символов греха и вины, а во-вторых — мифов о
грехопадении и избавлении.Герменевтический проект Рикёра, так же, как и
гадамеровский, опирается на «Бытие и время» Хайдеггера. Но если Хайдеггер,
введя онтологическое понятие понимания, проложил «короткий путь к Бытию», то
герменетвика, разрабатываемая Рикёром, идет к Бытию, т.е. к онтологии, «длинным
путем». Задача герменевтики, по Рикёру — это раскрытие смысловых структур,
обладающих избыточностью. Такими структурами являются символы. Выделяются три
основных типа символа — космические, или «иерофанические», символы сновидений,
или «онирические» и поэтические символы. Первые составляют предмет
феноменологии религии, вторые — психоанализа, третьи — литературной критики.
Герменевтическое
истолкование нацелено на то измерение символа, которое, находя выражение в
языке, не полностью совпадает со своим языковым выражением, не тождественно
ему. Несводимый к языку остаток — мощное и действенное в символе — требует
установления обратной связи между языком и опытом, связи между сферой языка и
конституцией живого опыта. Установление такой связи — важнейший момент
герменевтики.
Таким образом, в отличие
от Гадамера, в конечном итоге сводящего герменевтический опыт к языковому
опыту, Рикёр перенацеливает герменевтику на интерпретацию внеязыковых
феноменов. Философская герменевтика должна поэтому вступить в продуктивный
диалог с теориями интерпретации, поставляемыми такими направлениями
исследования, как психоанализ и структурализм. Общее между ними состоит в том,
что конституирование смысла они возводят к некоей независимой от субъекта
бессознательной инстанции (динамика влечений в первом случае, структуры языка
во втором случае).
Размежеванию с
психоанализом посвящена работа «Об интерпретации. Эссе о Фрейде» (1965),
размежеванию со структурализмом (а также с аналитической философией) — сборник
статей «Конфликт интерпретаций» (1969). Если герменевтика — это теория правил,
которым подчиняется интерпретация символов, то психоанализ может
рассматриваться как разновидность герменевтики. Расшифровка символов сновидений
в психоанализе чрезвычайно важна, поскольку демонстрирует связь последних с
архаическими структурами, однако недостаточна потому, что не идет к более
глубоким слоям символического.
Недостаточность структуралистского
подхода Рикёр демонстрирует, критикуя представление о языке как о замкнутой
системе, как бы независимой от говорящего субъекта. Структурализм, по сути,
ограничивается проблематикой семиологии (рассматривающей знаки как элементы
системы) и не выходит на уровень семантики (рассматривающей знаки как элементы
дискурса). Будучи «семантикой многозначных выражений», герменевтика, по Рикёру,
обладает неоспоримым преимуществом также и перед аналитической философией,
пытающейся перестроить живой язык в соответствии с той или иной идеальной
моделью. Высшая цель универсальной герменевтики, построить которую Рикёр
намерен на основе синтеза достижений различных частных типов интерпретации, —
воссоединение утраченного единства человеческого языка.
Подводя итоги, следует
заметить, что современная герменевтика превращается в учение о бытии, т. е.
становится философской дисциплиной. Это стало возможным из-за переосмысления
места ее центральной категории «понимание». Понимание из модуса познания
превращается в модус бытия. Теперь основной задачей герменевтики выступает не
методологическая направленность на феномен постижения смысла, а выявление
онтологического статуса понимания как момента жизни человека. Герменевтика в
связи с этим приобретает философскую значимость, становится учением о
человеческом бытии.
Современной герменевтикой
поставлен вопрос о логике понимания. Одна из гипотез, пытающаяся раскрыть
сущность герменевтической логики, была предложена Гадамером. По его мнению, мы
понимаем смысл текста, если понимаем вопрос, ответом на который является текст.
Мы достигаем понимания в случае слияния горизонтов понимания интерпретатора,
пытающегося реконструировать вопрос, и текста. Подлинная герменевтическая
проблема заключается в проникновении в смысл текста самого по себе, а не в
реконструкции воли автора.
К одному из главных
достижений современной герменевтики относится не только онтологизация понимания
и определение статуса особой герменевтической логики, но и открытие
предструктуры понимания, осуществленное М. Хайдеггером и развитое дальше
главным образом Гадамером. Предструктура понимания есть сложное, многоуровневое
образование, в которое в качестве составных моментов входят предрассудки,
авторитет, традиция.
Предрассудки бывают
истинными (способствуют пониманию) и ложными (ведут к неправильному пониманию).
Достижением современной герменевтики является как раз открытие позитивных
предрассудков, недогматического следования авторитету и традиции. Предрассудки,
авторитет и традиция составляют объективные условия понимания.
Герменевтический круг,
который в предшествующей герменевтике был лишь методологически ориентирован на
постижение смысла целого, становится описанием онтологии понимания, в которую
органически включено предпонимание, на основе которого предвосхищается смысл
целого, строится предварительное рационально осознанное предположение,
изменяющееся во времени по мере углубления во внутреннюю структуру целого,
движения по кругу понимания. Предпонимание и герменевтический круг представляют
собой основной стержень механизма смыслового движения понимания, т.е. логики
герменевтического рассуждения.
Для современной
герменевтики характерна тенденция к обособлению собственной проблематики, к
организации, экспликации своего предметного мира с одновременным отделением от
нерационалистической компоненты. Освобождение от редукционистских и
психологически нагруженных подходов идет под девизом борьбы за специфику
герменевтического знания, за выделение герменевтики из традиционной теории
познания и историко-психологически нагруженных методологий постижения смысла
текста. У герменевтики и исторического метода просто разные задачи, решаемые
соответственно специфике предметных областей разными методами.
Различие между
«традиционной» и «философской» герменевтикой очевидно. Если в традиционной
герменевтике понимание выступает как методологическая, то в философской как
онтологическая категория. Если цель традиционной герменевтики — методически
выверенная реконструкция смысла, вложенного в тот или иной текст автором, то
цель философской герменевтики — анализ структуры герменевтического опыта под
углом зрения раскрытия заключенного в нем человеческого отношения к миру.
Размежевание двух
трактовок герменевтики носит достаточно резкий характер. Ряд исследователей (в
основном литературоведов) просто не принимают гадамеровской версии
герменевтики, считая ее недопустимым уклонением от идеала научности.
Герменевтика, согласно этому подходу, может быть только одна: это учение о
правилах и процедурах интерпретации, и ничего более.
Между тем эта полемика во
многом надуманна. У самого Гадамера можно найти немало мест, где он
подчеркивает важность процедурных вопросов интерпретации. Но собственно
герменевтическая проблема, проблема понимания как таковая, начинается там и
тогда, где и когда процедурные вопросы уже решены.
Заключение
Основываясь на освещенном
выше материале, можем сделать некоторые выводы, касающиеся той эволюции,
которую прошла герменевтика.
Во-первых, следует
отметить, что возникновение первых зачатков герменевтических идей не случайно
происходит в рамках религиозного мышления. Именно необходимость толкования
сакральных текстов поставила проблемы понимания и интерпретации в рамках
человеческого знания. Именно экзегетика стала начальным осмыслением этих
понятий, в ее границах осуществились первые классификации различных видов
толкования и смыслов. Однако, необходимо отметить, что все-таки в теологической
герменевтике предметом выступало не понимание само по себе, а отдельные случаи
непонимания.
Непосредственно
герменевтика как учение о понимании формируется в размышлениях немецкого
богослова и философа — Ф.Д. Шлейермахера. Он исходит из факта универсальности
феномена понимания в культурной жизни человека и делает вывод о необходимости
универсальной герменевтики. Шлейермахер отмечает, что и язык сам по себе и
человеческая индивидуальность сама по себе — нечто неопределенное и
неограниченное, а каждый отдельный речевой акт представляет собой их
взаимоограничение, а следовательно, предметом истолкования и становится
«конструкция определенного конечного из неопределенного бесконечного». Проблема
в том, что невозможно полностью познать язык и духовную жизнь автора, поэтому,
говорит Шлейермахер, в герменевтике необходимо видеть искусство. Максимально
соответствующие выводы грамматической и психологической интерпретаций говорят о
правильности истолкования.
Более широкий взгляд на
герменевтику представлен в теории В. Дильтея, старающегося доказать идею о том,
что она является методологической базой гуманитарного знания. Таким образом, он
расширяет область применения герменевтических приемов. Вся действительность
может быть уподоблена тексту, а, следовательно, может быть истолкована.
Исходное положение Дильтея состоит в том, что природу мы объясняем, а духовную
жизнь понимаем.
Качественно новым этапом
в развитии проблемы понимания стала современная герменевтика, представленная в
философии М. Хайдеггера, Х.-Г. Гадамера и П. Рикера. Главное здесь то, что
понимание трактуется в самом широком плане — как способ бытия человека.
Герменевтика онтологизируется. Исходная хайдеггеровская интуиция заключается в
том, что мир дан нам в модусе значимости. Толкование вещей не привносится в
них, а принадлежит им изначально. Человек всегда имеет дело с миром как со
своим «жизненным миром». Хайдеггер выделяет две фундаментальные характеристики
человеческого бытия: «расположенность» и «понимание». Понимание связано с «можествованием»
– разворачиванием потенциала возможностей, заключенных в человеческом бытии.
Самопрояснение понимания проступает в истолковании. Отсюда уже известный
«герменевтический круг»: понимание нуждается в истолковании, а истолкование
предполагает некоторую понятость истолковываемого. Однако герменевтический круг
не следует путать с порочным кругом в логике. Всякое серьезное познание должно
отдавать себе отчет в собственных предпосылках. Поскольку в основе любого
рефлексивного акта лежат нерефлексивные предпосылки (которые Хайдеггер называет
«пред-обладанием», «пред-видением» и «пред-схватыванием»), постольку задача
герменевта состоит не том, как выйти из герменевтического круга, а в том, как в
него «правильно» войти.
Отталкиваясь от идей Хайдеггера,
выстраивает свою теорию Гадамер. «Историчность» истолкователя – позитивный
момент истолкования. Предрассудки являются не препятствием, а как раз условием
познания традиции. Гадамер выдвигает понятие «исторически-действенного
сознания»: каждая новая интерпретация того или иного произведения составляет
звено традиции, момент ее «события». Интерпретатор никоим образом не является
пассивным участником этого события: в ходе истолкования происходит не перемещение
интерпретатора в горизонт интерпретируемого автора, а слияние двух горизонтов.
Таким образом, Гадамер отрицает возможность беспредпосылочного знания.
Существование определенных традиций и создает возможность понимания.
Таким образом,
герменевтика в процессе своего становления из науки о выявлении и толковании
смысла текста, расширилась сначала до методологической базы гуманитарного
знания, а затем обрела качественно новое значение, став философским учением,
постулирующим онтологический статус феномена понимания.
Литература
1.  Дильтей В. Наброски к критике
исторического разума / В. Дильтей // Вопросы философии. – М.:1988, – №4, – С.
138-159.
2.  Ищенко Е.Н. Современная эпистемология
и гуманитарное познание / Е.Н. Ищенко. – Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та,
2003. – 144с.
3.  Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы
философской герменевтики / Х.-Г. Гадамер. – М.: Прогресс, 1988. – 696с.
4.  Гадамер Х.-Г. Актуальность
прекрасного / Х.-Г. Гадамер. – М.: Искусство, 1991. – 366с.
5.  Григорьев Б.В. Герменевтика и теория
интерпретации / Б.В. Григорьев. – Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2002.
– 144с.
6.  Рикер П. Герменевтика и психоанализ /
П. Рикер. – М.: Искусство, 1996. – 269с.
7.  Рикер П. Конфликт интерпретаций / П.
Рикер. – М.: Канон-Пресс-Ц: Кучково поле, 2002. – 622с.
8.  Философия: Учебник. / Отв. редакторы:
В.Д. Губин, Т.Ю. Сидорина, В.П. Филатов. – М.: ТОН — Остожье, 2001. – 704 с.
9.  Шлейермахер Ф. Герменевтика / Ф.
Шлейермахер. – СПб.: Европейский дом, 2004. – 144с.
10.  Хайдеггер М. Бытие и время / М.
Хайдеггер. – М.: Республика, 1993. – 445с.
11.  Хайдеггер М. Разговор на проселочной
дороге / М. Хайдеггер. – М.: Высшая школа, 1991. – 190с.