И.А. Бутенко 
Под
черным юмором обычно понимается сочетание смешного с ужасным, трагическим. 
Его
цель — рассмешив, напугать, или же, напротив, напугав, рассмешить. К этому виду
юмора относятся анекдоты про уродов, покойников, вампиров, кровожадных
родителей и несчастных или жестоких детей, про кровь и увечья. «Черное» как
отражение естественного человеческого интереса к смерти оказывается по сути
дела одним из стилей, жанров или способов художественного освоения
действительности. Что же касается смешного, то пристрастие к осмеянию уродств,
насмешки над смертью и страданиями издавна присутствуют в народном искусстве балагана,
в русском лубке. Юродствуют и ерничают герои средневековых карнавалов,
скоморохи, шуты. В отечественном фольклоре глумление над смертью мы видим в
страшных сказках, жестоких романсах, легендах. Значительная их часть посвящена
семейным отношениям.
В
подростковом фольклоре сегодня черный юмор существует в подавляющем большинстве
случаев в виде дву- и четверостишей. Они легко запоминаются и очень похожи на
частушки или бравые пионерские вирши, почему нередко в быту черный юмор еще
называют садистскими стихами. В подавляющем большинстве их речь идет о чадах и
домочадцах, чрезвычайно жестоких по отношению друг к другу. Именно здесь образ
семьи, семейные отношения предстают в удивительном, однако, наиболее полном и
доступном для’ исследования виде.
Такой
фольклор до недавнего времени крайне редко оказывался научным предметом. А
между тем этот материал чрезвычайно богат сведениями, характеризующими развитие
личности, становление ее отношений с внешним миром, восприятие экзистенциальных
проблем в сегодняшнем обществе.
					







Почему
столь велика в черном юморе подростков роль семьи? Каков автопортрет 148
подростка в семейном интерьере? Что проявляет и что скрывает явное нарушение
общекультурного запрета на дурное отношение к близким людям? Прежде чем
пытаться дать ответы на эти и связанные с ними вопросы, приведем значительное
число произведений, изображающих образ родителей, детей и их взаимоотношения,
ибо трудно рассчитывать на близкое знакомство читателей с таким видом «живого
творчества масс».
Материалом
для статьи послужили тексты, включенные в «Антологию черного юмора» [1], а
также другие фольклорные произведения, которые в последнее время стали
появляться в печати [2—5].
Семьей
обычно считается малая группа людей, объединенных прежде всего общностью быта,
взаимопомощью и моральной ответственностью друг за друга. Для ребенка и
подростка семья — это почти все: здесь основа его физического существования,
здесь формируются его основные ценностные ориентации, здесь же, по убеждению
большинства психологов и психиатров, коренятся его страхи, комплексы,
устойчивые привычки и т.п. Известно, что основа, «ядро» личности складывается к
6-7 годам — времени, когда нормальный ребенок большую часть времени проводит
дома, а общается больше всего с родственниками. Неудивительно, что семейные
отношения оказываются чрезвычайно ценными и потому неизбежно обсуждаются в том
числе и в детском и подростковом фольклоре, хотя, конечно же, обсуждаются в
специфической форме. Здесь не найдем мы традиционных для фольклора
представлений о Доме как безопасном месте. Здесь родители играют совсем другую
роль, вовсе не защищая ребенка. Здесь нет и никаких нарушений запретов,
традиционных для сказочных, зачинов. Вообще все как бы перевернуто с ног на
голову.
В
черном юморе уже сам отчий дом — гарантирующий, казалось бы, безмятежный приют
от горестей и защиту от внешнего мира, убежище, куда стремится любой нормальный
благополучный человек — показан как место, полное опасностей. Не только на его
чердаке, в лифте или в подвале — в излюбленных местах рискованных детских
забав, — но и в квартире, комнате ребенка подстерегает возможность получить
удар током, сломать руки-ноги, замерзнуть в холодильнике, сгореть в плите:
«Темною
ночью в пижаме в полоску Мальчик на кухне распиливал доску.
Мягко
железо в ногу вошло.
Вместе
с ногою детство ушло».
«Маленький
мальчик сидел на окошке, Свесив наружу тонкие ножки.
Об
мостовую грохнули кости.
Мальчик
не едет к бабушке в гости». «Маленький мальчик залез в холодильник. Маленькой
ручкой схватил за рубильник.
Быстро
застыли сопли в носу.
Нет,
не доест он свою колбасу!»
«Ручки
и ножки исчезли все сразу.
Не
подпускайте детей к унитазу!»
Стихи,
посвященные семье, условно разделим на три неодинаковые группы, воздерживаясь
здесь от оценки их доли в общем массиве, поскольку это требует специального
изучения.
Первую
группу составляют произведения о жестоких родителях и детях-жертвах. Родители
рисуются как равнодушные свидетели детских мучений, а то и под видом ласковой
заботы издеваются над ними: «Маленький мальчик, высокий карниз. Маленький
пальчик летит с него вниз.
Ну
а внизу улыбается мать:
«Нет,
не умеет сынок мой летать!»».
«Маленький
мальчик пошел в туалет.
Доски
прогнили за несколько лет.
Треснуло
что-то, и мальчик упал.
«Вкусно
тебе?» — ему папа сказал.»
149
Черствые родители не только не способны к сопереживанию, но и откровенно
радуются детским несчастьям:
«Маленький
мальчик побриться хотел.
Бритвой
опасной он горло задел.
Горькую
весть сообщили отцу.
Папа
сказал: «Поделом сорванцу!»»
Как
видим, именно родители оказываются как косвенными, так и непосредственными
виновниками мучений, увечий и гибели своих непослушных чад, причем наказание
совершенно несоразмерно проступку, явно гиперболизировано: «Мне мама в детстве
выколола глазки.
Чтоб
я в шкафу варенье не нашел.
Теперь
я не смотрю мультфильмы, не читаю сказки, Зато я нюхаю и слышу хорошо.»
«Девочка
дома в мячик играла.
Девочка
в папу случайно попала.
Папа
сказал ей: «Ах ты, егоза!»
Долго
на пальцах блестели глаза.»
Трогательную
«нежность» проявляют к малым детям не только родители, но и дедушкибабушки, не
оставляя надежды на помощь и сочувствие:
«Бабушка
внучку из школы ждала.
Цианистый
калий в ступке толкла.
Дедушка
бабушку опередил.
Внучку
гвоздями к забору прибил».
Не
менее горячи и братские чувства:
«Маленький
мальчик нашел автомат.
Долго
у стенки корчился брат».
Детские
повествовательные «страшилки» («Черная рука», «Желтый автобус») более
распространенные среди детей 6-8 лет, в качестве главных действующих лиц также
рисуют родителей и непослушных детей, которые попадают то в темную комнату, то
на кладбище, где их ожидают встречи с таинственными и опасными незнакомцами,
колдунами, вампирами и мертвецами, [см. 4].
Интересно,
что в страшилках дети вред родственникам наносят чаще по незнанию — случайно
что-то запрещенное берут, покупают, забывают, выбрасывают… В черном же юморе
они, как правило, никакого запрета не нарушают. Более того, они тщательно
выполняют «полезные советы» родных и близких. А вот родители — герои черного
юмора — только и делают, что дают крайне вредные, пагубные советы, приводящие к
увечьям или гибели наивных, доверчивых детей:
«Девочка
в поле фанату нашла.
«Что
это, мама? — спросила она.
«Дерни
колечко,» — ей мама сказала.
Долго
над полем косичка летала».
«Бабушка
в роще поганку нашла.
«Съешь
ее, внучка», — сказала она.
Быстро
Танюшка схрумкала гриб.
Живой
не увидит внучку старик.»
Вторую
группу произведений, где героями являются родственники, составляют стихи в
которых детям отводится противоположная роль. Дети отвечают родным и близким не
меньшей заботой:
«Девочка
Света нашла пистолет.
Больше
у Светы родителей нет.»
«Мальчик
в конверт запечатал тротил.
Папе
на письменный стол положил.
Сын
на граните решил написать:
«Нечего
было за двойку ругать!»»
150
Не остаются без внимания и представители более старшего поколения:
«Мальчик
бутылку с чем-то нашел.
С
этой бутылкой он к деду пришел.
Долго
смеялись над шуткою гости.
От
деда остались одни только кости.»
«Дедушка
внучку очень любил.
Дедушка
внучке нож подарил.
Молча
теперь деда в кресле сидит.
А
меж лопаток ножик торчит.»
Третья
группа стихов черного юмора (в имеющемся массиве, правда, весьма
немногочисленная — 3 произведения из 567) рассказывает о том, что дети
солидаризируются с кем-то из родителей, осуществляют совместные действия:
«Маленький
мальчик на яблоню влез.
Сторож
Пахом достает свой обрез.
Выстрел
раздался, и сторож упал.
Мальчика
сзади отец прикрывал.»
Немногим
больше существует стихов и их вариантов, где дети солидаризируются с одним
родителем против другого (всего 6):
«Маленький
мальчик нашел пистолет.
Долго
он целился папе в хребет.
Грянул
тут выстрел — папа упал.
Мама
спросила: «Неужто попал?»*
Уже
из этих примеров видно, что семья — это настоящее поле боя, на котором
равнодушные, циничные, безрассудно и бессмысленно жестокие родственники постоянно
друг друга увечат и умерщвляют. Кстати, это явление существует не только в
отечественной подростковой субкультуре: черным юмором полна английская народная
поэзия для детей «Mother Goose Rhymes», есть похожие произведения в США,
Франции, Германии, Италии…
Обрисовав
вкратце типы отношений детей и родителей в черном юморе, попробуем приблизиться
к ответам на вопросы, сформулированные в начале статьи. Думается, подобное
отношение подростков к семье имеет целый ряд психофизиологических причин.
Подростки ощущают нестабильность и зыбкость устоявшихся в семье отношений,
когда выходят за пределы традиционного семейного круга в широкий мир. Это
чувство возникает на фоне осознания всеобщей относительности, характерного для
подростков вообще и особенно усиливающегося в них, да и не только в них,
сегодня. Именно родные как самые значимые для ребенка люди оказывают на него
самое длительное и сильное влияние. В большинстве случаев они наиболее
авторитетны и дороги ребенку. Вот против такого авторитета и выступает массовое
подростковое сознание, оформившееся в черный юмор, показывая пагубные
последствия излишней родительской опеки и «полезных советов», выдаваемых детям.
Ведь в конечном счете бездумное следование этим советам и приводит к плачевным
для детей последствиям. Очевидно, что это отражение малоосознанного, но
ощутимого факта, связанного с тем, что в быстро меняющемся мире опыт, полезные
для родителей знания далеко не всегда оказываются полезными и пригодными для
следующего поколения. Это драма модернизации общества, по-своему преломленная в
подростковой субкультуре, носители которой как раз и сталкиваются постоянно с
дилеммой: воспользоваться ли предлагаемым опытом или пойти по собственному
пути?
Имеются
для такого образа семьи и другие основания. Привязанность к родителям и
зависимость от них тяготит подростка. Оказывается, и мальчики, и девочки 11—12
лет в большинстве своем очень озабочены борьбой за независимость в семье, о чем
свидетельствует, в частности, учет звонков в службу «Телефон доверия для
подростков» [6].
С
помощью черного и прочего юмора происходит своеобразная подготовка к грядущем и
ожидаемому одновременно с надеждой и опасениями ослаблению семейных связей
подростка, к отходу от родительской опеки. Иллюзорное освобождение от нее
рисуется в фольклоре с помощью известного социальной психологии приема —
унижения другого (родителей, вообще родных и близки; взрослых в целом), показа
их в гиперболизированно неприглядном свете. А уж реальна жизнь задает немало
возможностей для того, чтобы конкретизировать негативные человеческие качества,
недостатки близких, ибо реальные отношения членов семьи обременены конфликтами
на почве невнимания друг к другу, показухи, меркантильности и т.п.:
«Вовочка
в кухню к маме пришел.
Но
он на кухне еды не нашел.
Мама
сыночка в плиту положила.
Вкусная
будет гостям буженина!»
«Провод
трамвайный низко свисал.
Мальчик
подпрыгнул и провод достал.
Роется
папа в кучке углей:
«Где
же те джинсы за сто тыщ рублей?»» Для подростка оказывается одинаково
страшно и сохранить свою зависимость от родителей, и избавиться от нее. Его
(ее) страхи, тревоги обостряются тогда, когда он (она выходит из относительно
замкнутого мира семьи и погружается в общество не боле» компетентных в
жизненных трудностях сверстников и чужих людей, общество незнакомое
одновременно манящее и пугающее. Именно сейчас, подростком, человек принимает
не себя полную ответственность за себя, свое здоровье, свою свободу, свою жизнь
Самостоятельно вынужден он решать вопросы своей безопасности. Потому-то стол
сомнительны «полезные советы» других. Эти стихи — предупреждения, своеобразная
«техника безопасности», выполненная в присущей фольклору незамысловатой, вполне
доходчивой и запоминающейся форме. Как известно, страх — эмоция, возникающая в
ситуации угрозы биологическому или социальному существованию индивида и
направленная на источник действительной иле воображаемой опасности. Он
возникает при предвосхищении страданий и варьирует в широком диапазоне
(опасения, боязнь, испуг, ужас). Когда источник опасности не определен или не осознан,
возникающее состояние называется тревогой. А повышенная тревожность подростков
общеизвестна. И она выражается, в частности, в потребности пугать других и
самому пугаться. Если бы стремление напугать и испугаться не встречало
понимания в среде самих подростков, то эти произведения, естественно, не стали
бы столь популярны Страх перед возникающими в этой связи с повзрослением
трудностями и конфликтами во многом определяет и сам факт существования
богатейшего разнообразия таких стихов. Но зачем стремиться к переживанию
страха? К еще одному его переживанию? Разве мало их дает нам и им сегодняшняя
реальность? Эта потребность пугать и пугаться не исчезает с развитием
цивилизации. Она глубоко сидит в современном человеке. И неудивительно, что в
сегодняшней массовой культуре колоссальным успехом во многих странах пользуются
фильмы ужасов. Однако напомним, что обсуждаемые произведения одновременно и
юмористичны, хотя такой юмор по вкусу не каждому. Чувство юмора предполагает
наличие у человека положительного идеала, без которого оно вырождается в
негативное явление — пошлость, цинизм. Недостаточная выраженность чувства юмора
свидетельствует о сниженном эмоциональном уровне развития, равно как и о
недостаточном интеллектуальном развитии личности. Следовательно, любые формы
юмора не просто имеют право на существование, но и оказываются свидетельством
здорового душевного состояния человека. А предмет, над которым иронизируют —
показателем особого отношения к обсуждаемой ценности. Некоторые исследователи в
таком отношении к семье усматривают крушение связей, являющееся неизбежным и,
возможно, отрицательным последствием развития цивилизации — от племени и
родовых отношений к индивидуализму и эгоцентризму. Отметим, не вдаваясь в
подробное обсуждение этого тезиса, что он в любом случае оказывается прямой,
непосредственной трактовкой неприглядной роли семьи в освещении подросткового
152 фольклора. Между тем черный юмор как явление народной смеховой культуры
требует иного отношения к себе.
Высмеивая
ситуации, пугающие его, человек как бы отстраняется, видит себя со стороны
более сильным, неуязвимым и смелым. Такой карнавальный, очищающий смех,
которому особое внимание уделял еще М.М. Бахтин [7], оказывается победой над
страхом, его преодолением. Рисуя с нарочитым спокойствием глобальное разрушение
родственных связей на бытовом уровне, на самом деле черный юмор подростков
выполняет в определенном смысле функцию защиты тонкой, чувствительной психики
подростка, предохраняя его от многочисленных и небеспочвенных страхов, идущих
частично от современных условий жизни, а частично коренящихся в глубокой
древности. Понимание же перевернутой сути фольклора, постоянного переиначивания
всех ценностей заставляет сделать вывод о неправомерности буквального
толкования образа семьи в черном юморе. Не обесценивание семейных связей и
привязанностей, не горькое разочарование в родственных чувствах, не извращение
семейных отношений и не деградацию института семьи демонстрирует он нам, а,
напротив, глубокую драму личности, вынужденно покидающую семью, остро
переживающую предстоящее ослабление родственных связей. И потому, безусловно,
пафос разрушения привычных связей и человеческих отношений в черном юморе, в
страшилках, других жанрах детского и особенно подросткового фольклора
оказывается одновременно и пафосом созидания.
Список литературы
1.
Белянин В.П., Бутенко ИЛ. Антология черного юмора. Мадрид, 1992. 2. Новый
городской фольклор. // Слово. 1990, № 11, С. 10. 3. Белоусов А. Садистские
стишки. // Частная жизнь, 18.05.1992. 4. Красная рука, черная простыня, зеленые
пальцы. Страшная повесть для бесстрашных детей. Жуткий Детский фольклор. /
Предисл., сост.: Успенский Э., Усачев А. — М.: Экономика, 1992. 5. В 1993—1994
гг. регулярно публикуются подборки фольклорных и авторских произведений этого жанра
на страницах «Очень страшной газеты»; в 1993—1994 гг. подборки произведений из
вышеназванной «Антологии» публикуются в газете «Новый взгляд» —
субботнем приложении к газете «Московская правда».
6.
Телефон доверия для подростков. М.; Знание, 1991. 7. Бахтин М.М. Франсуа Рабле
и народная культура Средневековья и Возрождения. М., 1983.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.ecsocman.edu.ru